Дин настроен оптимистично. Не может же он остаться бабой до конца жизни, так ведь? Так. Так что и беспокоиться незачем, разве что немножечко, и то, потому что нельзя оставаться спокойным, если твоя самая выпирающая часть из члена превратилась в грудь. Нет, Дин любит грудь, и ни то, чтобы она у его женской версии плохая (хотя с размером как-то не особо повезло, но оно и лучше, не будет мешать во время охоты), но эту самую грудь ни в руках подержать, ни губами приласкать, ни даже подумать об этом, потому что на такие мысли новое тело отвечает новым видом возбуждения, с которым Дин не особо удачно справляется. Ну, ни то, чтобы совсем не справляется, потому что вы наивный придурок, если думаете, что он не стал изучать преимущества новой физиологии и открывать для себя новые горизонты удовольствия, но это удовольствие оказалось не таким, каким об ожидал. После того, как чуть не вывихнул себе запястье ради какого-то не самого яркого оргазма, старший Винчестер решил(а), что женская мастурбация очень тяжелая вещь, и даже если у него это с непривычки, все равно не надо особо увлекаться, ибо он в этом теле ненадолго.
Вот именно, ненадолго, слышишь, тупая сука, наложившая на меня эту херню! - в сердцах думает Дин, пожалуй, слишком сильно хлопнув книгой, в которой последний час искал решение своей беды. Не нашел. Что же, Бобби дал Сэму целый список возможных контр-заклятий, и то, что первые семь из них не сработали, еще ничего не значит. Поэтому Дин хмурит веснушчатый носик только недолго, подтягивает необъятные джинсы своей старой версии (он категорически отказался покупать себе женские шмотки) и берет в руки следующую случайную книгу. Слова Сэма игнорирует. Пошел к черту, мелкий засранец, он еще и усмехается, видите ли! Сволочь.
- Мне нужен мой член, - ворчит старший, и из губ миниатюрной девушки это звучит по меньшей мере абсурдно. Дин возвращается к своей книге, не обращая внимания на перемещения брата, ровно до той секунды, когда огромное лапище опускается на его теперь хрупкое плечо, заставляя невольно вздрогнуть. От Сэма вообще в последнее время в дрожь берет, и от одной мысли, что бездушная оболочка его брата всю ночь не спит и сидит рядом с ним в одной комнате, с самого начала заставляла Дина видеть кошмары. А сейчас, учитывая еще большую разницу в размерах, все еще более жутко. Ни то, чтобы Дин боится брата, просто не доверяет ему, и это нормально, учитывая порядок вещей.
- Какого хрена ты делаешь? - так же грубо отвечает «девушка», вскинув бровь, но не думая подняться с места. С чего бы? Пусть Сэм сам проваливает, и Дин скажет ему об этом вслух, если понадобится, вот только, что он вообще задумал?
Когда пальцы брата ныряют в его волосы, Дин снова вздрагивает. И не только. Светлые волоски на изящных тонких руках встают дыбом, и Дин еле слышно вздыхает. Вот чего не ожидал, так не ожидал, что за дерьмо, а? Нет, это, конечно, приятно, даже чересчур, но снова как-то жутко, что ли?
- Сэмми, перестань. Я не хочу пиво, - все еще с трудом привыкая к высоким ноткам собственного голоса, отвечает Дин, пытаясь повернуть голову, чтоб взглянуть на брата, стоящего у него (нее, блин!) за спиной.

Вот что удивило Дина в первую очередь, когда он пришел в себя после заклятия, это даже не грудь и не то, что с него начала сползать одежда. Когда после пары секунд короткого обморока, он открыл глаза, ведьма уже захлебывалась в собственной крови, с торчащим из груди кинжалом Сэма, и Дин увидел это сквозь палено русых локонов, падающих на глаза. Дурацкие пряди раздражали его с самой первой секунды, и Дин бы отрезал их, если бы не опасение, что став мужчиной, он вернется, скажем, лысым. Правда, с другой стороны ему льстила внешность, которая досталась ему в теле женщины, и в том числе шикарные русые локоны, спадающие на плечи и спину красивой волной. Девушкой Дин был такой же привлекательной, каким был, будучи мужчиной, и глядя на себя в зеркало сегодня утром, охотник без сомнения решил, что хочет себя. Внизу живота тут же начало приятно тянуть, а нелепые в данном случае боксеры стали влажными, но Дин упрямо не обратил на это внимания.
Не обращать внимания на Сэма не получается. Точнее, он смог бы делать вид, что когда брат играет с его волосами, это не приятно, и то, что ему вовсе не жутко от того, что Сэм теперь бездушная сволочь, но не замечать того, что руки брата позволяют себе слишком многое с каждой секундой становится сложнее. Самое худшее то, что когда большие ладони Сэма скользят по плечам и ниже, вниз по рукам, это тоже приятно. Изящное новое тело Дина будто создано для того, чтобы его ласкали и ублажали, и если бы не факт того, что Сэм таким образом снимает с него рубашку, Дин бы “стерпел”.
- Сэм, блин, что ты делаешь? - чуть хрипло и скорее тревожно, чем недовольно, спрашивает Дин, повернув голову, чтоб посмотреть на брата и чуть не стукнувшись с ним головами, когда оказывается, что Сэм отчего-то чересчур близко. Ладони брата добираются до запястий Дина, обхватив их и сжав, и именно тогда же губы Сэма касаются его (ее!) шеи, и Дина будто током бьет.
- Твою дивизию, Сэм, отпусти! - Дин действительно дергается. И как тут не дернуться, когда ты молодая хрупкая девушка, а к тебе пристает огромный громила, который за раз поднимает вес трижды превышающий твой! И оставим в сторону семейные аспекты, потому что они и раньше не мешали братьям Винчестерам испытывать друг к другу не только братские чувства. Однако, это было до того, как Сэм был заточен в клетку с Люцифером и Михаилом, а Дин стал примерным семьянином, сейчас все иначе, сейчас даже Дин не “он”, а “она”, а у Сэма нет души, что означает, что он не Сэм, не брат Дина, по крайней мере не тот, о котором хочется заботиться и любить. Это существо хочется хорошенько встряхнуть и насильно потащить к ангельскому доктору вставлять обратно душу, вот только Сэм сейчас именно тот, кто и имеет силу, и может применять ее по собственному желанию.
От одной этой мысли Дина бросает в мелкую дрожь. Или это от “бездушного”, однако довольно приятного поцелуя в шею – шея Дина теперь гладкая и нежная и будто еще более чувствительная, чем раньше? Может, от слов Сэма, которые звучат, как угроза насильника, не меньше?
Под рубашкой на Дине – футболка с короткими рукавами, как обычно, но отчего-то он чувствует себя голым и беззащитным, а еще слабым, физически немощным. Быть женщиной такой отстой, думает Дин, на секунду замерев под руками и губами брата, но он был бы не собой, если бы поддался мелкой сучке.
- Отстань, блядь, хватит паясничать! Я тебе не случайная шлюшка, я твой брат! Веди себя прилично, - строго и, как ему кажется, убедительно требует Дин и дергается. Естественно, он дергается! Может, сил у него поменьше, но как бить по правильным местам он все еще знает, да и до оружия только дотянуться, и этот сукин сын свое получит, будет лежать в подвале Бобби, закованный в наручники, пока Дин не найдет способ вернуть ему душу.

Отредактировано Dean | Winchester (2014-10-03 01:28:37)

Сэм и раньше был рассудительным и разумным прямо до скуки. Дин часто закатывал глаза и ворчал на его занудливую “правильность”, но сейчас, когда было с чем сравнивать, он видел, что тогда это были цветочки. Тогда у Сэма была душа, которая могла заставить поменять самое логичное решение, если оно может спасти жизнь, порадовать ребенка или дать надежду старушке. У этого Сэмминатора была только железная логика, на которую опирались все принятые им решения. И сейчас, кажется, эта логика толкала Сэма на что-то страшное, уверенно шептала, что переспать с родным братом, который “случайно” превратился в женщину – логично и нормально.
- Ты охуел? - совершенно серьезно интересуется Дин, услышав заключение логики брата, и дергается еще раз, на этот раз всерьез. Хватка Сэма железная, будто он не человек, а действительно терминатор, сделанный из стали. Его мышцы напрягаются, когда он удерживает Дина, вены на предплечьях становятся четче, и Дин невольно любуется, но быстро же одергивает себя. Мелкий ублюдок неправ, Дин не заинтересован в нем ни капли, не в этом нем, - Убери свои лапы, это даже не смешно, - неприятно визгливым, женским голосом продолжает Дин, - Мужчиной или нет, я не притронусь к тебе, пока у тебя нет души, ущербный ублюдок, - с искренним раздражением выплевывает он слова, пытаясь вырваться из кольца рук, но Сэм не позволяет, и Дин действительно делает себе больно, охает от боли и беспомощности, а потом нервно ржет на слова брата о презервативах. Он что это, серьезно? Похоже, что очень даже серьезно. Все, что им нужно, чтобы решить их проблему – безопасный секс. Зашибись просто!   
Сэм продолжает свою лекцию на тему оздоровительной функции секса в жизни человека, и Дин просто не знает – смеяться ему или плакать, при чем плакать ему хочется далеко не в переносном смысле, в этом теле он чувствует себя каким-то ранимым, сентиментальным и… женственным, а еще у него скачет настроение, и Дин даже боится думать о том, что у женского тела могут быть свои потребности и… о, господи, неужели теперь у него могут быть месячные? Очешуеть просто, блядь! Надо поскорее возвращаться в свое тело, но до этого надо как-то отвлечь Сэма и заставить его заниматься возвращением Дину его законного облика.
Ни то, чтобы для этого Дин собирается дать ему трахнуть себя: если они когда-нибудь и сделают это, именно старший будет тем, кто будет сверху, диновы принципы не могут дать случиться обратному. Но пока у Сэма нет души, и он не способен ни на что, кроме чистого вожделения без всяких примыкающих чувств, а у Дина временно нет члена, об этом и думать нечего, так что усмирить брата он пытается иначе.
- Ладно, Сэмми, окей, - примиряющим тоном начинает Дин и снова вздрагивает, когда Сэм силой ставит “ее” на ноги и зарывается носом в длинные русые волосы, обнимая и неприлично тесно прижимаясь сзади. У Дина становиться сухо во рту и слабеют ноги. Брат прижимается к “ней”, и Дин, вообще-то, отлично чувствует, что все эти разговоры про желание – далеко не шутка. - Окей, - непривычно высоким голосом повторяет старший, - Я принимаю твои доводы, но раз мы с тобой такие разумные, придется вернуть меня обратно в мужчину или подождать несколько дней, у меня как бы… плохой день, так что прости, ничего не выйдет. Женские обстоятельства и все такое, - бубнит Дин, молясь про себя, чтоб сработало и чтобы брат прекратил, наконец, манипуляции с его шеей, потому что это уже слишком. Просто возмутительно и, черт-черт-черт, Дин не может вспомнить, когда с ним происходило нечто, настолько же приятное, как эти простые поцелуи, от которых Дина бросает то в жар, то в холод, а потом щекочущее, сладкое, но недостаточно сильное удовольствие сливается в горячую волну и стекает куда-то вниз, вызывая мурашки. - Сэ-э-эм, протяжно зовет Дин, то ли призывая отвалить уже, то ли…
Определенно, это все плохо закончится.

Дин, конечно, не уверен, что брат купится или что отстанет, даже если и купится. Ведь упрямство у них в крови, и если судить по себе, Дин бы на его месте отступил, если бы ему такие доводы привела какая нибудь новая знакомая, но вот если бы вместо девицы был Сэм в женском теле, а у самого Дина стояло бы так, что прямо ширинку рвет…
Он нервно сглатывает от таких мыслей, которые делают и без того сильное возбуждение практически невыносимым, а когда рука брата скользит по его (ее, блядь, прими это наконец, чувак!) животу, нырнув под пояс джинсов, она (Она! Она! Довольны теперь, ублюдки!) дергается и в панике предпринимает еще одну попытку вырваться, при этом плотно поджав губы и не издавая ни единого звука. Тут дело даже не в том, что Дин боится просить, он просто боится, что стоит открыть рот, вместо слов оттуда сорвутся стоны.
Она почти до крови кусает свою соблазнительно полную нижнюю губу, которой неприлично долго любовалась перед зеркалом в ванной. Сэм будто и не слушает ее или ему совершенно плевать на то на что он там наткнется в трусах Дина, даже если там будет кровавый потоп. На самом деле у Дина есть навязчивое ощущение, что брат просто не поверил ей. Новый Сэм – это сплошные инстинкты и железная логика, и этими инстинктами он будто животное чует ложь. Он знает, что Дин лжет, а Дину стоит знать, что сам Сэм не лжет и не шутит, он настроен решительно и будет брать желаемое.
Его большая ладонь скользит под резинку мужских боксеров, заставляя Дина задрожать сильнее и пытаться схватить брата за запястье, но у нее, разумеется, ничего не выходит. Длинные пальцы Сэма идут вниз, скользят по лобковым волосам и ниже, в мягкие складки чувствительной плоти там, где горячо, наряжено и так чертовски мокро, но далеко не от крови. Когда она экспериментировала с собой, то и близко не была так же возбуждена, как сейчас, когда ее практически насилует родной брат.
Естественно, маленький ублюдок все поймет, и Дин напрягается, но только от того, что боится, что брат все выяснит. Она даже не ожидая того, что его прикосновения могут возыметь на нее такой эффект, но когда один палец скользит меж половых губ, потом обратно и снова, поглаживая и потирая, Дина трясет, как в лихорадке. Ей не до связных мыслей, но если бы у нее было чуть больше времени между попытками не потерять сознание от этого неизведанного наслаждения, она бы сказала, что поняла, почему об этом маленьком кусочке плоти ходит столько легенд.
Сэм продолжает что-то шептать ей на ухо низким, тягучим голосом и терзать губами нежную шею, заставляя волоски на руках подниматься дыбом, но Дин слушает и не вникает в смысл слов. Сейчас есть только чертов палец на магической точке, который заставляет Дина дрожать в предвкушении невообразимого удовольствия.
- Сэ-э-эм… прекрати-и-и… - голос действительно подводит, когда Дин с привычным упрямством хватается за соломинку, отказываясь смириться с поражением. Именно тогда ладонь Сэма накрывает ее грудь, и Дин действительно вскрикивает. Брат даже не делает ничего такого, но когда его пальцы оттягивают чувствительный сосок, а другой палец в боксерах снова находит волшебный ритм, его вдруг трясет в неожиданном оргазме, заставляя жалобно скулить и выгибаться навстречу рукам брата, инстинктивно пытаясь продлить удовольствие, которое и так намного ярче и дольше, чем у него получилось в одиночку.
Даже не верится, что она кончила от такой незамысловатой ласки, но когда Дин приходит в себя, расслабленно повиснув на руках брата, у нее аж слезы выступили в уголках глаз.
- Сука. Ненавижу. Отвали от меня, - скорее урчит, чем требует она, опираясь руками о столешницу и чуть отклячив задницу, и у Сэма, который все еще прижимается сзади, стоит так, что у Дина действительно появляется шальная мысль проверить каков же секс для девушек. Ни то, чтобы эта мысль не появилась у него сразу же, как он обнаружил у себя чертову вагину, но позволить кому-то вставить ему – непозволительно для Дина Винчестера, так что он так и не решился. Что же, похоже, в этот раз его мнение спрашивать не будут…

То, что ей удалось кончить так быстро и, в общем-то, так хорошо, не дает Дину оснований думать, что теперь она знает все о женских оргазмах. Первые пару раз сама с собой у нее не вышло так хорошо, да и не обязательно, что еще раз с Сэмом получится так же, поэтому она еще не готова оставить в сторону свое ущемленное некогда мужское достоинство и побыть сучкой другого мужика, даже если это будет приятнее, чем что либо на свете. Да к тому же это ведь Сэм! Сэм-младший брат, Сэм-без-души, Сэм-от-которого-мурашки! Он нервирует Дин с первой секунду, как тот узнал, что у брата нет души, потому что даже если это шикарное тело – тело его брата, там внутри это не Сэмми, а с не-Сэмми Дин не будет… Не важно, просто не будет и все!
У нее все еще ватные ноги, и коленки слегка дрожат, и Дин очень рада тому, что ей можно опереться о поверхность стола, а так же немного благодарна Сэму, который очень кстати поддерживает ее ослабевшее, но довольное тело, хотя на то, что брат делает это не по доброте душевной Дин даже не надеется. Сэму очень не хватает и доброты, и, тем более, душевности в этот самый момент. Впрочем, у него есть много чего другого в достатке, например, физической силы и полные штаны чего-то еще. Брат намеренно прижимается пахом к округлой и довольно хорошенькой попке Дина (сама проверяла перед зеркалом), и от этого у нее столько смешанных чувств, что она не может разобраться, что преобладает. Страх? Отвращение? Может, интерес? А может, даже ответное желание, потому что она все еще слишком чувствительна ко всему, новое тело будто сплошная эрогенная зона, и Дин не просто не может, но возможно даже не хочет с этим бороться, ибо Дин Винчестер любит секс и просто не может пропустить шанс получить такой опыт. Так что, возможно, она хочет этого и возможно даже, что в глубине души рада, что можно списать это на отсутствие выбора и принуждение со стороны брата. Иногда принуждение приходится очень кстати.
Когда Сэм грубо и собственнически поворачивает ее лицом к себе и управляется с ней так будто она кукла или его собственность, Дин снова вздрагивает. То, что ее тело хочет хорошего траха, а разум – эксперимента, еще не значит, что ей не страшно. Сэм – бездушная, опасная, наглая тварь – даже не делает вид, что будет заботиться о ее желаниях, он как животное, которому надо удовлетворить свою похоть, и Дин чувствует себя сукой этого альфы-самца. От этого у нее пересыхает во рту, и по телу бегут мурашки, вот только внизу становится еще более мокро и снова тягуче-влажно-горячо-напряжено. Блядь…
- Сэм, - она все еще пытается приструнить его, честно, но взгляд брата говорит, что все попытки заранее обречены. Его голосом можно резать сталь, а глаза прожигают в ней дыру, и Дин шумно сглатывает, когда брат снимает с себя футболку и снова лезет руками под ее одежду, бесстыдно лапая. Она, конечно, давно заметила, что ее братишка вырос, но как-то упустила тот момент, когда он превратился в античного бога. С душой или без, Сэм все тот же Сэм, по крайней мере внешне, и эта внешность чертовски сексуальная. Дин говорит себе, что надо сконцентрироваться на этом, это намного лучше, чем быть изнасилованной.
- Сучка, - цедит она сквозь зубы. Голос женский, но интонация чисто диновска. Презрительно и немного дерзко смотрит на брата и, высвободив руки из рукавов рубашки, стягивает следом и футболку. Дин ни разу в жизни не было неловко ходить с голым торсом, но новые сиськи так и толкают на мысли о неловкости. Она густо краснеет, но не отводит взгляда от лица брата, и когда тот наклоняется и целует ее – так же жестко и собственнически – Дину не остается ничего другого, кроме как ответить, сначала неловко, потом посмелев, принимая поцелуй, как схватку, борьбу за контроль. Когда Сэм целует глубже, прижимается теснее, и его обнаженная, мускулистая грудь прижимается к возбужденным соскам Дина, она целует уже потому, что это приятно, хотя скорее сожрет свою печень, чем признается в этом брату или даже себе. Все это бесит. И возбуждает.
Пальцы брата грубо, и от этого извращенно-приятно хватают ее за волосы, а Дин, вспомнив про своеобразную «борьбу», в ответ гладит и сжимает в ладони член брата через грубую джинсовую ткань, и даже не останавливается на этом: сдавленно стонет в чертов поцелуй и вытаскивает пуговицу из петли, скользнув непривычно узкой ладонью в боксеры Сэма. Отчего-то из головы успевает вылететь то, что со стороны все давно не выглядит, как принуждение...

Дин не недотрога, никогда им не был и, если подумать, ему реально непросто вспомнить, когда ему в последний раз было неловко в постели. Блин, да он даже не может вспомнить себя девственником! Секс привлекал его, сколько он помнит себя, и Дин познавал его «тонкости» и «мудрости» с довольно юных лет, всегда готовый открывать для себя что-то новое. Эксперименты в постели только привлекали его, но не до этой же степени, господь милосердный!
Мысль о превращении в женщину действительно сквикает Дина, вот только отчего-то между ног горячо и мокро, грудь мечтает о прикосновениях, а губы так и горят от жестоких поцелуев. Это всего лишь физиология, убеждает себя Дин, потому что на самом деле «она» вовсе не хочет сосаться с родным братом и лапать его за член, который… ого-о-о, а Сэмми большой мальчик.
Дин честно понятия не имеет, почему это делает, потому что валить все на физиологию, конечно, можно, но говорить, что мозги в женском теле перестают работать, тоже нельзя, поэтому когда «она» чувствует, как большой, полностью возбужденный пенис ложится в «ее» маленькую ладонь, Дин сжимает его, а потом вслепую ведет большим пальцем по выступающей вене практически осознанно, хоть и немного неловко. Что ни говори, а мужикам, кроме себя, он раньше не дрочил. Что же, как раз выдался шанс начать с родного брата.
В джинсах Сэма и так тесно для его огромного члена, поэтому двигать ладонью Дину особо не удается, но вытащить руку «она» не собирается, пока Сэм играет с его грудью, сминая, сжимая, оглаживая и теребя соски, от чего Дин то и дело скулит в поцелуй. «Она» сжимает в руке горячую, пульсирующую плоть, чувствует во рту наглый язык родного брата, его руки на своей груди, и это все так страшно, странно, сладко и развратно.  И мало. Дин хочет кончить, снова, и инстинктивно прижиматься пахом к ноге брата совершенно не помогает.
- Заткнись, - шипит «она», в ответ на слова наглого ублюдка, вздрагивает от поцелуев на шее и под ухом, недоумевая от того, как Сэму удается быть во стольких местах сразу и какого хрена у «нее» столько эрогенных зон. Когда он был мужчиной, ему тоже нравилось все это, но сейчас его тело будто сделано из голых нервных окончаний, и Сэм этим беззастенчиво пользуется. К тому времени, как брат вытаскивает «ее» руку из своих трусов, Дин хочет умереть. И еще Дин очень и очень сильно хочет кончить, втайне надеясь, что эта скотина, наконец-то, даст «ей» желаемое, даже если ему надо будет для этого засунуть в нее свой огромный лосьий член. Дин согласна даже на это, «она» закроет глаза и будет думать о пышногрудых красавицах, ну, или об изнасиловании, но только не о том, что «ей» хотелось этого. Но Сэму мало «ее» страданий. Он устраивает «ее» поудобнее, обращаясь, как с куклой из секс шопа, и следующие несколько минут Дин кусает свой кулак, чтоб не охрипнуть от вскриков и стонов, потому что то, что брат делает на «ее» груди своим ртом... огоспаде.
У нее саднят губы, чересчур чувствительные и раздраженные соски, и вся грудь в красных отметинах, а на плече у Сэма остаются багровые полумесяцы от «ее» ногтей.   
Дин так хочет кончить, что думает, что просто умрет.
«Она» прикрывает глаза и задыхается, когда Сэм прижимается лбом к «ее» лбу, перемешивая их дыхание. Ну сделай что-нибудь, - думает Дин, и «ей» даже не нужно говорить это вслух, Сэм не слепой, конечно, все видит. Не слепой он, он просто садист!
Дин силой толкает его в плечо и к сожалению без особого размаха бьет кулаком в лицо, не дает пощечину, как женщина, а бьет очень по-мужски, может, без былой силы, но все равно больно. Ну да, как же, на коленочки. Щасссс!
- Когда я верну себе свой член, выебу тебя во все дыры, сука! - в сердцах орет «она» и больше не задумываясь над тем, что делает, откидывается на стол, шире расставив ноги, и засовывает собственную руку в свои джинсы, даже не заботясь о присутствии или реакции Сэма. Самое важное сейчас для «нее» разрядка, добраться пальцами до клитора и да. Да! Вот та-а-ак. Дин то ли стонет, то ли всхлипывает, когда «ее» снова начинает накрывать оргазм.

Что там происходит с Сэмом, Дин даже не замечает. Его снова мелко трясет и подбрасывает на волнах удовольствия. Этот второй оргазм даже ярче и может чуть длиннее, чем первый, Дин издает гортанные звуки, полностью растворенный в удушающем наслаждении, и ни одна сила на свете не может заставить «ее» оторваться от своего занятия. Тем более, что Сэм не при смерти от одного удара в нос, который он более чем заслужил.
«Ее» все еще слегка потряхивает от оргазма, а от перекошенного лица брата аж на душе тепло. Дин чувствует себя очешуенно, и почему-то по усиленной оргазмом наивности думает, что на этом все, инцидент исчерпан, и дальше они с Сэмом будут, как раньше – собачиться, но искать способ вернуть Дину его тело. Поэтому когда «ее»  хватают за ногу и грубо стаскивают со стола, старший(ая) возмущенно фыркает и слабо-слабо пытается отбиться, пока взгляд не встречается с взглядом брата. У Сэма такие темные глаза, замутненные злостью, болью и похотью, что Дину снова стало бы страшно, если бы у него было время пугаться.
Все происходит так быстро, что «она» даже не успевает прийти в себя или оказать более-менее достойное сопротивление. Правда, оно бы не помогло, ибо сейчас, как никогда раньше, Дин отмечает рост и силу своего младшего брата, почувствовав их на себе. «Она» успевает разве что промямлить «эй, чувак» и «Сэмми, хватит уже», когда с «нее» грубо стягивают джинсы с порядком мокрыми трусами и так же бесцеремонно переворачивают на живот. Дин слабо дергается, когда «ее» силой ставят на колени, одна ладонь брата тяжело лежит на «ее» спине, не позволяя поднять верхнюю часть туловища, придавливая к кровати, и Дин лежит, прижавшись щекой к пахнущим дешевым отбеливателем мотельной простыне, и больше ничего не говорит. Страшно. И, вероятно, скоро будет и больно. Становится яснее ясного, что игры закончились, и Дин поступает так же, как если бы потерпел поражение и попал в плен к монстру – молчит и держится до последнего, как настоящий мужчина. И не важно, что именно в эту секунду в «его» вагину вставляют огромный член, вогнав так глубоко, что кажется, будто «ее» хотя им убить. Несмотря на женское тело, Дин мужик, и он выдержит.
«Она» кусает собственную руку, чтобы не выдать единого звука, но на глаза выступают слезы. Дин не может разобраться, была ли «она» девственницей или нет, но в не зависимости от того, была там плева или нет, одно очевидно – у «нее» там все ранее не использованное, и если Сэм продолжит в том же духе, то вполне может что-то порвать. Дин дрожит и пытается расслабиться, пока Сэм не двигается и будет чего-то ждет.
Дин чувствует каждый миллиметр его члена в себе, и это ни то, чтобы больно, но далеко не приятно, непривычно и чересчур заполнено. «Она» понятия не имеет, почему несколько минут назад добровольно хотела в себя эту штуку, и как бы член Сэма ощущался в «ней» тогда, случись все иначе, но сейчас, после двух оргазмов, «ей» в лучшем случае неприятно ощущать что-то внутри, и единственно, что хочется – выпить пиво и проспать весь день. Вместо этого «ей» приходится стоять на коленях, задницей кверху, в унизительной позе, и позволить младшему брату выебать «ее», как последнюю шлюшку, коих сам Дин повидал очень много а своем веку. Определенно, «ей» снова придется пересмотреть коэффициент удовольствия женщины в сексе…

Отредактировано Dean | Winchester (2014-10-19 19:08:29)

Наверное, Сэм псих. Что-то у него не только с душой, но и с головой, потому что нормальный человек, даже самый бездушный, но будет насиловать родную сестру, точнее, превращенную в сестру брата. Да что там, даже для ненормальных Винчестеров это ненормально! Не даром Дина передергивало от Сэмминатора с первой минуты, как он вернулся без души, а тогда старший брат был сильным мужчиной, способным защитить себя и вырубить любого бездушного громилу, ни то, что сейчас.
Сейчас самое плохое, пожалуй, беспомощность. Ну, и член, будто разрывающий изнутри, тоже, но вытерпеть это Дин может, терпеть приходилось и ни такое, особенно за тот год в Аду, который он предпочитает не вспоминать и даже почти справляется с этой задачей. А вот то, что кто-то может просто поставить его раком и тупо выебать, заставляет злым слезам накопиться в уголках красивых зеленых глаз, которые, кажется, даже еще выразительнее у его женской версии. Дин знает, что красива и желанна сильнее, чем когда либо. И ненавидит это. Дин ненавидит беспомощность. Ненавидит Сэма. Ненавидит его монстроидный член, который, кажется, уже входит в “ее” матку или что там у женщин после влагалища? Кажется, если “она” переживет этот позор, то у “нее” будет саднить между ног несколько дней.
“Она” все еще пытается расслабиться, и ладони Сэма на пояснице и спине странным образом способствуют этому. У брата большие, теплые, чуть шершавые ладони, которые поглаживают не совсем ласково, но хорошо, приятно. Наверное, так успокаивают строптивую лошадь. Дину уже плевать, все что он хочет – отвлечься на что-нибудь, типа этой незамысловатой ласки, и продержаться до того, как этот ублюдок получит свое и отстанет. Впрочем, Сэм не спешит. Он, кажется, получает истинное удовольствие от процесса и от возможности называть “сестру” словами, слыша которые густо краснел, когда имел душу. В ответ Дин лишь шипит, как рассерженная кошка, ничего не говорит и прижимается губами к костяшкам собственных пальцев, непроизвольно сжатых в кулак. Впрочем, зря он так делает. Сэм тут же хватает “ее” за запястья, заставляя расставить руки. Для этого ему приходиться практически улечься на Дина, прижиматься крепкой, мускулистой грудью к “ее” спине, щекотать дыханием ухо. Ощущать его тяжесть приятно, и некстати Дин вспоминает, как сильно на самом деле любит своего брата, не этого ублюдка, а своего Сэмми, который пахнет так же и ощущается так же, и целовал бы Дина так же, будь они оба собою и осмелившись сделать этот шаг навстречу, которого оба страшатся столько лет.
Примерно в этот момент, когда Дин допускает слабость своей психологической броне, Сэм подается назад, вызвав у “сестры” кучу смешанных эмоций, главная из которых – облегчение, а потом вдруг снова подается вперед, более плавно и медленно, чем в первый раз, и это, неожиданно, не так уж неприятно. А потом брат выходит и входит, в умеренном, плавном темпе, вперед-назад, с мокрым, пошлым звуком. Его руки на “ее” спине, на бедрах, в “ее” волосах – везде, и Дин вдруг понимает, что ту херню насчет женского удовольствия надо повторно пересматривать. Но потом, только не сейчас, потому что сейчас главное продержаться. Не умолять, не угрожать, не говорить.
Не застонать. Господи, только бы не застонать!
Дин зарывается носом в простыню и жалобно скулит-хнычет.  Ну да, никакой это не стон.

В какой-то момент кажется, что Сэм движется слишком медленно, и эта "пытка" будет длиться вечно. С одной стороны, Дину хочется чтобы он побыстрее кончил и отстал, с другой стороны, это не совсем в “ее” интересах, ибо – огоспади – у нее, кажется, на подходе третий оргазм. Дин думает, что будь он мужчиной, ни за что не успел бы кончить три раза за такое короткое время, а еще, что Сэму, наверное, нереально трудно держать этот чертов плавный ритм с учетом того, что у него стоит уже вечность, и он еще ни разу не кончал. Какая-то очень женско-злорадная, сучья частичка его новообретенной сущности думает, что если брат и хотел “ее” наказать, то пока еще наказывает только себя, а ей, как фактически женщине, такой подарка и не снился. Ни то, чтобы “она” сейчас готова признать, что получает от всего кайф, но если посмотреть с точки зрения, с которой относится к сексу знаменитый Дин Винчестер, то это очешуенный секс, который стоило испробовать.
Дин уже вся взмокла, длинные волосы прилипли к затылку и лбу, кожа покрылась испариной, на шее и груди красные отметины от не бережных поцелуев, а что твориться между ног и вообще катастрофа. Несмотря на все это внутри рождается и постепенно созревает то самое ощущение, которое уже знакомо Дину – оргазм, притупляющий все остальные мысли и ощущения, оставляя место лишь желанию получить разрядку, и для этого Дин готов стонать и просить, как последняя блядь.
Именно в это время Сэм отпускает “ее” запястья, и Дин чуть приподнимается на вытянутых руках и дрожащих коленях, но не успевает что-то сделать – в следующую секунду “она” уже лежит на боку, а Сэм все так же вбивается сзади. “Она” слабо понимает, что происходит, лишь сдавленно стонет, когда брат приподнимает “ее” ногу и входит выстро и глубоко, до самых яиц. “Она” запоздало думает, что поза знакома, вот только с другой стороны, а потом мысли мешаются и вылетают из головы. Когда Сэм во всем обращается с “ней”, как с безвольной марионеткой, Дину уже не до протестов. Есть только ненавистный-чудо-член, вбивающийся в нее уже в пугающим темпе, и всепоглощающее желание, опасно приближающее к безумию.
Дин стонет чуть громче и комкает в руке покрывало. Ненавижу, - думает она. Стонет снова и еще раз, подается назад, навстречу толчкам брата, и каждый раз, как их тела шлепаются друг о друга с этим пошлым звуком, из ее искусанных губ слетает очередной звук – стон, всхлип, вскрик, а еще:
- О да, Сэмми, да, блядь, - кричит “она”, подмахивает уже открыто и цепляется в руку брата, накрывающую ее грудь. Царапает запястье ногтями и матерится совсем не по-женски, между ругательствами то и дело повторяя как мантру – СэмСэмСэмми, впрочем, перебиваясь иногда искренними «ненавижу».

Стоны и вскрики, рычание, вздохи эхом наполняют мотельную комнату, предвещая портье кучу жалоб от постояльцев соседних номеров, ибо Дин громкая, очень громкая, как какая-то заправская шлюха, которая уверена, что клиент платит ей для того, чтобы она погромче стонала, пока он ее ебет. Дин не делает это за деньги, и все это уже очень давно перешло грань, за которой осталось изнасилование, следовательно, делает она это по собственному желанию и еще потому, что огромный член родного брата, растягивающий ее девственное влагалище, просто очешуенно ощущается у нее внутри, приближая к еще одному жгучему, пульсирующему оргазму, полностью отключающему мозг новоиспеченной женщины.
Сэм не ласковый. Не грубый, конечно, но жесткий и властный. У Дина соски слишком чувствительные, и от того, как грубо стискивает их брат, у Дина удовольствие граничит с болью, которая, впрочем, заставляет ее стонать слаще и громче, пока брат двигался в ней так исступленно, быстро, почти одержимо, тоже полностью забывшись в ощущениях. Она не перечит ему, лишь комкает в руках простыни и подается назад задницей, подмахивая, позволяя ему взять то, что он хочет. То, что он имеет ее, словно сучку, сзади, не глядя в лицо, одновременно и унизительно, и на руку Дину. Почему-то сейчас ей особо не хочется видеть его глаза, в которых наверняка бушует дикая тьма, устрашающая сила желания.
На этот раз ей нужно больше времени, чтобы кончить, но измотанное, гипер-чувствительное тело в конце концов не выдерживает и Дин вскрикивает, запрокинув голову в мучительном экстазе, одной рукой сжимая простыню, другой - запястье брата, пока он вбивается в нее снова и снова, еще и еще, даже после того, как она, будто в другой реальности, чувствует что-то горячее и влажное, разливающееся внутри. Сэм изливается долго, не переставая двигаться с хлюпающим звуком, из-за чего из нее вытекают их смешанные соки - ее смазка и его сперма. Дина трясет снова, уже не так сильно, но все равно достаточно, чтобы на глаза выступили слезы, а стоны перешли в скулеж перед тем, как затихнуть.
В голове какая-то мешанина, а мышцы такие слабые, что Дин даже не может заставить себя слезть с члена брата, несмотря на тупую боль, которая ощущается внутри вместе выветрением из организма гормонов счастья. Впрочем, боль не доставляет особо сильного дискомфорта, Дин чувствует изнеможение, но в то же время – блаженство, пребывая в тумане приятной усталости. Хочется завернуться в одеяло и заснуть, и уж точно никак не думать о то, что ее (его!!!) поимел родной брат, который к тому же еще и кончил в нее. И про возможные последствия последнего факта точно думать не хочется!
С усилием воли Дин заставляет себя податься чуть вперед, в результате чего уже мягкий член выскальзывает из нее, а вместе с ним еще больше жидкости вытекает из растраханной дырки, пачкая и без того мокрые простыни. Дин глухо ругается и неловко ерзает. Отчего-то Сэм не спешит убирать свое огромное лапище с ее груди.   
- Отъебись, - с сиплым голосом требует она, не сразу чувствуя всего каламбура своих слов. Впрочем, Дин в любом случае не собирается обниматься со своим братом после инцестуального секса-изнасилования. - Вали на другую кровать, а утром я даже постараюсь не пристрелить тебя, зато когда я верну себе свое тело... - Дин поворачивается в пол оборота, чтобы посмотреть брату в лицо через плечо, которое болит из-за нещадных укусов, - Иди на хуй, я сплю. - завершает она со слегка дрожащим голосом и тянет на себя измятое, скомканное одеяло. То, что тебя отымели, не повод потерять сон или аппетит, - политика Дина Винчестера, которую не может изменить даже появление сисек.