Если бы кто спросил Сэма, он бы не смог объяснить, откуда у него берутся силы на все эти игры, на флирт посреди секса, откуда в нем вообще это. Наверное, правы были те, кто говорил, что в тихом омуте черти водятся, и чем тише омут, тем злее черти. Черти Сэма заставляли его играться с Дином и словно проверять их обоих на прочность. Вряд ли кого-либо из них двоих можно назвать образцом терпеливости. У них не было времени научиться этому, по крайней мере у Сэма точно: он может быть бесконечно терпелив со свидетелями и жертвами, говорить успокаивающим тоном и сохранять спокойствие в критических ситуациях лучше многих, но как только дело доходит до близкого контакта с братом, терпение Сэма Винчестера поднимает руки и сдается. А вот игривость, гребаная игривость – она тут как тут.
– Мы трахаемся, если ты не заметил, – дерзит Сэм.
Он переводит взгляд с лица Дина на его пах, и отчего-то это зрелище возбуждает его еще сильнее. Немного странно смотреть на член, часть которого чувствуешь в себе – Сэм никогда не смотрел гейскую порнушку, но сейчас чувствует себя ее частью. Если бы порнушку снимали от первого лица. С 5D эффектом. Сэм продолжает чуть рассеянно поглаживать кожу брата, не ослабляя хватки и не давая ему двинуться вперед. Удивительно, но кажется, контролировать ситуацию можно и снизу. По крайней мере, если лежать вот так.
Дин кажется злым, но как-то показушно: Сэм научился отличать еще в детстве. Тогда же, когда научился делать щенячьи глазки и осознанно или не очень добиваться своего. Он тянется вверх, что требует от него определенной физической подготовки, мышцы пресса и спины напрягаются, но в таком положении всей его силы и гибкости не хватает, чтобы дотянуться до губ брата. Приходится отпустить одну руку и притянуть Дина к себе за шею.
Сэм мажет губами по его щеке, обжигает дыханием ухо.
– А теперь подрочи мне, – шепчет он. Молчит. Потом продолжает: – Пожалуйста, Дин, подрочи мне.
Не то чтобы это его изначальное намерение. Сэм думал, что брат продолжит двигаться медленно, но, видимо, недооценил его или, наоборот, переоценил. И конкретно сейчас – не доверял. Потому и придержал толчок. А потом в голове всплыл кусок недавнего разговора. Кто Сэм такой, чтобы устоять перед сладким обещанием брата? Конечно, в его тон не очень вписывается выдающее слабину слово «пожалуйста», но это не страшно. Сэм целует Дина под ухом – в который уже раз за сегодня?
– Подрочи мне, или я не дам тебе шевелиться, ну же, Дин, пожалуйста.
Сэм откидывается обратно на кровать, возвращая руку обратно тому на таз, чтобы придерживать, в случае чего. Хватка у него железная, словно Дин – монстр, который отгрызет от него кусок, если его отпустить или позволить ему продвинуться хоть на миллиметр внутрь. Сэм упрямо смотрит в глаза брату и улыбается так мило и сучливо, как только может. Презерватив нестерпимо воняет яблоком, а еще все нутро Сэма просит, чтобы он перестал дурить и убрал уже руки, чтобы внутри него оказался весь член брата, а не только головка. Но пока что он держит себя в руках. Себя и Дина.
– Я хочу почувствовать касание твоей ладони, как ты ведешь своей рукой. И откуда ты только знаешь, как мне нравится, м-м-м, – Сэм сглатывает, пытаясь контролировать собственное возбуждение. Его член внизу заинтересованно дергается от его же собственных слов и течет смазкой. – С нашего последнего раза прошло достаточно времени, а я почти не дрочил.
Это уже достаточно личная деталь, но Сэм думает, что чего там личного у него осталось, чтобы таить это от брата?
Scars from an Old Love
Сообщений 31 страница 40 из 40
Поделиться312014-09-02 20:13:46
Поделиться322014-09-03 00:23:56
Мы трахаемся, - говорит Сэм, и Дин слегка отшатывается, будто брат толкнул его или сказал что-то то ли неприятное, то ли неожиданное. Нет, конечно, он и сам заметил, чем именно они занимаются, и у себя в голове, да и вслух он называет это так же, как и Сэм: просто трахаемся. "Нет, мы не геи и вовсе не нуждаемся в двухместной кровати. Мы братья. Ну да, еще мы трахаемся. И что с этого?" Как-то так. Вот только почему час назад Сэма так расстроило выражение, которое Дин использовал, чтобы охарактеризовать предыдущую ночь с Кэсси? Чопорное "заниматься любовью" по отношению к другой задело его, а сейчас он произносит грубое "трахаться", будто ему все равно, с кем еще Дин трахается или с кем трахается он сам.
Вот только ему не все равно, Дин знает это, как и знает то, что кроме него у Сэма никого нет.
Он замирает всего на секунду, будто осмысливая все это, а потом улыбается брату дерзко и задиристо - пиздишь, Сэмми - но ничего не говорит.
А потом Сэм просит. Нет, не просит. Манипулирует, веревки из брата вьет, требует, приказывает, что угодно, но не просит его, потому что у него контроль. У него весь контроль, в котором он нуждается - физический, психологический, и, конечно, тайное оружие - щенячьи глаза. А Дин любит своего брата и он хороший любовник, эти два качества вместе должны давать Сэму полную уверенность, что Дин не оставит его без внимания, что подрочит, отсосет, приласкать, зацелует, затрахает и весь список до конца, но маленькому засранцу этого мало, он хочет полной демонстрации своего контроля над старшим братом. Дина это выбешивает, но не особо сильно, потому что Сэмми всегда был той же эгоистичной и требовательной сучкой с раннего детства. По настоящему Дина пугает вдруг то, что он внезапно осознает - Сэмми не просто выдумал этот контроль и свою власть над Дином, он действительно обладает ими, и это... твою же мать, неужели он снова попал?
И снова это сосущее под ложечкой чувство и ощущение того, что он в полном дерьме из любви и привязанности к родному брату, которые в общем-то понятные и нормальные чувства, но не в том количестве, которые вырабатывает ебанутый мозг Дина Винчестера, втрескавшегося в родного брата.
- Отцепись, я буду делать это, когда сочту нужным, прямо сейчас хочу быть в тебе, - говорит он по идее эротично, но на самом деле как-то растерянно, надломленно.
Дин думает, что надо бы дать отпор, настоять на своем, не идти на поводу у самоуверенного сукиного сына, которого и так слишком избаловал. Он пробно толкается вперед бедрами, но Сэм так сильно удерживает его, что Дин разве что дергается немного и не особо добивается желаемой фрикции, от чего разочарованно мычит и упрямее сцепляет челюсть, от чего по щекам ходят желваки.
- Сэм. Не смешно, - раздельно произносит Дин. Не для того, чтобы вышло грозно, а потому, что не способен сейчас на длинные предложения. Он может сбросить с себя руки брата, или хотя бы попытаться, но все еще наполовину погружен в желанное тело, и дурацкая борьба в постели может закончиться вредом для здоровья, даже в этот момент Дин не может не беспокоиться о брате. Он волнуется о том, как бы его не порвать, а потом начинает бояться и о метальном здоровье младшего брата тоже. Какого хрена он сейчас сказал? Ладно, он не спит с женщинами, но ему двадцать три, и он даже не дрочит сутками напролет? Да что с ним не так? Да что не так с ними обоими?
Дину хочется подумать над этим всерьез, но не прямо сейчас. Прямо сейчас у него яйца болят от возбуждения, а член Сэма дергается так приглашающе, что снова возникает мысль о том, что они оба больны. Не потому, что братья и трахаются. Потому что занимаются любовью, но ни за что не признаются даже самому себя.
- Ты совершенно больной на всю голову, блядь, - Дин говорит, будто с неверием, будто его правая рука, которая ложится на большой, истекающий член Сэма и обхватывает у основания, и вовсе не его. Ничего не делает, только сжимает слегка, будто проверяя, как возбужденная, горячая плоть ощущается в руке. - Убери с меня руки, я сказал, - он смотрит темным, не читаемым взглядом и внутри даже верит, что именно он устанавливает правила сейчас.
Отредактировано Dean | Winchester (2014-09-03 00:27:41)
Поделиться332014-09-03 18:30:28
Контроль – странная штука. Сэм обладает им, но не всегда в этом уверен. Порой он добивается своего, совершенно не осознавая, почему это происходит. Порой – не добивается, и почему происходит это – точно такая же загадка для него. Дин дерзко улыбается ему, и у Сэма ёкает в груди. Он всегда смотрел на брата снизу вверх, даже когда перерос его на пару-тройку сантиметров, и сейчас тоже. Старший брат, не всегда, но в большинстве случаев, знает лучше. Прав ли Сэм, что пытается контролировать его, заставить плясать под свою дудку? Получится ли это у него вообще? Дерзкая улыбка брата заставляет его сомневаться в этом.
А потом его слегка растерянный тон добавляет Сэму уверенности, и он продолжает гнуть свою палку. Что-то подсказывает ему, что в следующий раз брат отдерет его за такие штучки, да как-нибудь так, чтобы он не мог ему помешать. А потом всю следующую неделю задница будет гореть огнем, и не приведи Господь они поедут по трассе между штатами, не сворачивая ни в какие зоны отдыха. Однако останавливаться или сдаваться уже поздно, Сэм упрям, как осел, и он добьется своего, чтобы его хотя бы было, за что отдирать потом.
– А я не шучу.
Сэм наблюдает за желваками на скулах брата. На мгновение он даже думает, что сейчас Дин просто скинет его руки с себя, но тот почему-то этого не делает, и противостояние продолжается. К счастью, недолго. Брат сдается, и Сэм внутренне ликует, чувствуя долгожданное прикосновение, мириадами искр разбегающееся по коже и приносящее с собой волну сладкого наслаждения. Если бы Дин еще пошевелил своей рукой, у Сэма бы вообще вся членораздельная речь закончилась.
– Jerk, – то ли обзывается, то ли командует Сэм в ответ на слова брата.
Сэм плотнее обхватывает его за таз – величины его ладоней вполне хватает на это – и притягивает к себе, заставляя погружаться глубже внутрь. Какую-то пару мгновений он еще удерживает темный взгляд Дина, а потом не может больше терпеть даже ради всего упрямства мира: закрывает глаза, чуть выгибаясь и подаваясь навстречу, и убирает руки. Скользит ими вверх по бокам брата, перемещает на грудь, мимолетом задевает соски, гладит плечи и ведет по рукам вниз до локтя мягким горячим касанием, прежде чем уронить обе своих ладони на постель в полной капитуляции.
Контроль – странная штука. В одно мгновение это все, что тебя интересует, а в другое он тебе даром не нужен. Сэм, в общем-то, добился своего, и как это часто бывает, тут же потерял интерес к выигрышу. Не то чтобы Дин – единственный, кому только что приходилось терпеть, и не то чтобы Сэм может терпеть еще хоть пару мгновений. Он заклеймил его обратно от Кэсси, он уверен на неисчислимое количество процентов, что Дину сейчас ничего не нужно, кроме него, Сэма, и на этом моменте все игры теряют смысл.
В конце концов, подрочить он может и сам.
– Дин, – зовет Сэм и вытягивается под братом, поднимая руки наверх, за голову.
В его голосе теперь только жажда и желание, и вот прямо сейчас он согласится на что угодно. Для того, чтобы играть в контроль на более продолжительных дистанциях, Сэму не хватает выдержки и, наверное, банального желания. В конце концов, когда дело касается секса, как это ни удивительно, но Дин и правда знает лучше, как сделать Сэму приятно, и у него не было и нет ни единого повода жаловаться. А Сэм... Сэм в определенный момент перестает ясно мыслить, и животная жажда удовлетворения накрывает его с головой, сметая все планы быть непослушным и оставляя только извечное: дай мне, дай мне, дай мне еще.
Поделиться342014-09-05 22:43:49
Сэм говорит, что не шутит, а Дин и сам видит, что не шутит, не только видит - чувствует. У Сэма хватка железная, а сам он сильный, сильнее большинства мужчин, которых знает Дин, может, даже сильнее его самого. Мышцы брата играют под коже, будто натягивая ее, когда Сэм обхватывает Дина за таз и держит, не давая податься вперед, вздутые вены играют под кожей, и Дин сглатывает, зачарованно глядя на эту игру. Сэм красивый и мужественный от кончиков волос до каждого литого мускула в накаченном теле, и Дин вдруг думает, что было бы, если бы он правда предоставил брату полный контроль. Нет, ни то, чтобы он собирается позволить мелкой сучке побыть сверху, ни ему, ни кому-то еще Дин не собирается позволять этого, но что бы Дин не говорил, его маленький брат вырос в прекрасного, сильного мужчину, который мог бы подчинить себе, кого угодно.
От мысли, что этот кто-то может быть сам Дин – беспомощно открытый, покорный под братом, звенит в ушах, перед глазами все плавает, а член будто твердеет сильнее, хотя сильнее уже некуда. Он чуть сильнее сжимает в ладони плоть брата, оглаживает большим пальцем выступающую вену, и чувствует, как член Сэма отдается нетерпеливой пульсацией в руке и течет сильнее. Сучка. Сэм такая сучка, его сучка, и никак не наоборот, так что пусть не зазнается.
- Bitch, - уже беззлобно, почти ласково отзывается старший и убирает руку. Почти в ту же секунду Сэм обхватывает его талию сильнее, лапая и за задницу, и тянет на себя, будто безумная бабочка добровольно насаживается на булавку, и Дин охает от неожиданности, а так же от упоительного, долгожданного ощущения, позволяющего нырнуть в сладчайший на свете грех.
Дин не двигается, остается так, полностью внутри, замирает, пока брат водит широкими ладонями по бокам, по напряженным плечам и обратно. Его руки будто везде, как будто сам Сэм везде, и Дин прикрывает глаза и чуть откидывает голову, дышит тяжело и по-прежнему не двигается. А потом Сэм зовет брата, и лишь тогда Дин отмирает.
- Сэмми, - то ли сам зовет, то ли отвечает на чужой зов Дин и наклоняется над братом. Теперь уже он водит руками по плоскому, твердому от напряжения животу, широкой груди и вверх по закинутым вверх руками, пока Дин практически не укладывается на брата, грудь к груди, руки к рукам, дыхание смешанное, общее, а сам он – по-прежнему глубоко погруженный в брата. - Сэм, Сэмми, - повторяет, глядя брату в глаза. Переплетает с ним пальцы и чуть приподнимая таз, выходит совсем немного, чтобы толкнуться, а потом еще раз и еще. Дин движется, придавливая брата своим весом, теперь его движение все время внутрь и вниз, словно он и не выходит вовсе, заставляя Сэма постоянно чувствовать всю его длину в себе. Это не тот темп, который может довести их до разрядки быстро, но кто сказал, что Дину это надо?
- Не играй со мной, - будто бы приказывает, но на самом деле просит Дин, - Ты и так у меня в печенке сидишь, - он опускает руки Сэма и разводит в стороны, по прежнему сжимая его пальцы. Теперь у Дина больше места для маневра для более длинных толчков, что он и делает, и говорит, чуть запыхаясь – когда они сливаются во единое, воздуха становиться в разы меньше, - Или в горле, как кость – ни выплюнуть, ни проглотить. Или в сердце, и в голове. Короче, ты везде, Сэмми, и я по самые уши в дерьме, брат, - выдыхает Дин с очередным толчком и стонет, найдя тот идеальный угол и темп, которые вскоре могут свести его в сладкую бездну, - Не играй со мной в свои долбаные игры во власть, - шепчет Дин, срывая с губ младшего короткий поцелуй. И только после этого освобождает правую руку и протискивает между их сплетенными телами, чтобы вновь найти и обхватить член Сэма, провести по стволу и по головке, приласкать, сжать, подрочить, именно так, как Сэмми любит, хотя Дин и сам не знает, откуда он понял, как любит брат. Может, чувствует? Может, не только Сэмми внутри него, но и он в Сэме? И это проникновение намного глубже и важнее секса? Может быть. Дин не уверен, что хочет этого знать.
Отредактировано Dean | Winchester (2014-09-05 22:59:42)
Поделиться352014-09-14 23:51:31
«Придурок» – «сучка», – это нечто настолько привычное, слетающее с губ так легко и знакомо, что очень странно становится, только если задуматься о контексте. Время и место ли напоминать брату, что он тот еще придурок, когда лежишь под ним, и он в тебе, и это обзывательство – будто часть совсем другого мира? Сэм слабо задумывается над этим. Слышит привычный ответ и улыбается шальной возбужденной улыбкой, слишком горячный и полный желания, чтобы продолжать перепалку. Это потом он задумается. А сейчас – зачем думать?
Поздно уже думать.
Сэм ведет руками по коже брата, наблюдая за его реакцией, разрываясь от наслаждением видеть, как тому приятно, и чувствовать, что да – Дину, должно быть, чертовски приятно, потому что его член твердый, и будь Сэм проклят, если тот не течет смазкой прямо сейчас внутри него. В мгновение, когда руки Сэма падают на постель, они будто меняются ролями: теперь брат исследует его кожу пальцами. Прикосновения приятные, рассыпаются по нервным окончаниям мириадами горячих искорок, но притупленные тем, что Дин так и замер, погруженный полностью. И как бы Сэму ни хотелось насладиться этой лаской, все, о чем он может думать, это когда уже брат начнет двигаться. Пауза мучительна.
Сэм цепляется за пальцы брата, щекочет ему дыханием лицо, невольно пытаясь потереться членом о его горячий живот. Мысли вылетают из головы, оставляя блаженную пустоту, полную чутких нервных окончаний. Дин придавливает его к постели своим весом, Сэм кусает губы: ну шевелись, братишка, пожалуйста, начни уже. И тот вдруг шевелится, как по мановению волшебной палочки, и мучительная пауза превращается в мучительные же медленные толчки, неполные, по чуть-чуть. Ощущения притупляются резинкой, и Сэм стонет почти разочарованно, целует Дина куда-то в лицо – кажется, слева от носа, мажа мимо губ на сантиметр.
Брат отдаляется, толчки становятся длиннее, Сэм на мгновение откидывает голову назад, чтобы выдохнуть «Да!», лежит так какое-то время краем уха слушая Дина. И только когда тот договаривает, возвращается к нему затуманенным, но недоуменным взглядом. О чем Дин говорит? В смысле, «по самые уши в дерьме»? Что-то не так? Сэм пытается потянуться за его губами, чтобы продлить короткий поцелуй, озадаченность мешается с вожделением в голове. А потом на мгновение он теряет связь с реальностью: ладонь Дина скользит по стволу, и Сэм не может удержать стона, напрягается невольно весь до последней мышцы и дышит шумно и чуть рвано, пытаясь вытолкнуть из глотки слова:
– О че... черт, Дин, еще, – нет, это не те слова, совсем не те, но у Сэма губы сами собой складываются в «О», и приходится отложить диалог до лучших времен.
Он толкается в кулак брату, свободной рукой держась за его плечо, тонко-тонко балансируя на грани: слишком долгие игры приводят к тому, что совладать с возбуждением становится просто невозможно. Сэм выгибается под Дином, когда тот задевает волшебную точку, и стонет еще едва слышно, то и дело пытаясь что-то произнести, но так и не удосуживаясь выстроить слова в хоть какое-то подобие предложения. Только разрозненные «Дин», «еще», «хочу» и «быстрее», льющиеся из глотки Сэма в случайном порядке.
Недели тотального воздержания? Точно не прошли даром.
Сэм выпутывает вторую руку из пальцев брата и тянет его к себе за шею, испытывая чудовищный в своей мощи порыв исцеловать того вдоль и поперек. Он целует губы, колкий подбородок, крыло носа, скулу, склоняет лицо брата к себе лбом и целует его в лоб несколько раз, прежде чем обнять за шею крепко-крепко и не отпускать, прижав к себе и придерживая за затылок широкой ладонью. Черт с ней, с резинкой, с притупленными ощущениями – Сэму и без того так хорошо быть вот так сейчас с братом.
– Не знаю, – удается выдохнуть Сэму, – в каком ты дерьме, – спустя один стон и пару мгновений нечленораздельных звуков продолжает он, – но я там вместе с...
«Тобой» Сэм не договаривает. Занят стоном. Да оно и так ясно.
Поделиться362014-09-17 23:45:25
Если Дин захочет, то может написать научную статью об одноразовом сексе. Или издать многотомник собственных мемуаров на ту же тему. Дин вообще, как бы так сказать? Король одноразового секса, вот как-то так. Но это не значит, что он никогда не спит с кем-то несколько раз. Взять хотя бы Кэсси, с которой у них были почти что настоящие отношения, неделю, проведенную с Лизой Брейден, и так далее. Если секс хороший, и ему дают во второй раз и в третий, то почему бы и нет, ведь в партнере каждый раз можно открыть что-то новое, для таких, как Дин, это почти что экзотика.
С Сэмом тоже все экзотично. Каждый новый раз чем-то превосходит предыдущие, и это очешуенно. Дин любит такие вещи, так что будь Сэм какой-то малознакомой девушкой, он бы продолжал с ней это сладкое безумие, как и с братом, но любая экзотика рано или поздно превращается в повседневность, так что ожидать, что когда-нибудь она надоест – разумно. Иногда Дин думает о чем-то подобном, когда водит машину, глядя на неизменную полоску дороги и слушая размеренное дыхание задремавшего на соседнем сидении брата. Рано или поздно это все надоест ему, им обоим, ведь так всегда бывает, и так как они не какие-то сопливые любовники, а братья, разбежаться им не грозит, они снова станут братьями, и все станет на свои места. Да все и сейчас на месте, а редкий секс это так, не в счет. Примерно так Дин лжет себе порой, когда сжимает руль любимой машины, сидя рядом со спящим братом.
А иногда, когда вместо руля его руки ласкают теплую, покрытую легкой испариной кожу, дыхание Сэмми рваное, частое, тяжелое, а сам он не рядом, а лежит под Дином, подаваясь навстречу каждому движению, Дин понимает, что это не надоест, а после такого обратно просто братьями не становятся. И ему плевать. В такие моменты так точно, потому что никто не умеет отвлекать внимание от хандры и переживаний, как Сэм, который подмахивает, извивается, стонет и просит еще. От Сэма, который настолько красив, что с ним не может сравниться ни одна пышногрудая красотка, когда Дин находит внутри него ту самую точку, которая заставляет брата задыхаться от удовольствия и потерять всякий стыд и позор, полностью растворяясь в наслаждении, и заставлять Дина раствориться в нем. После такого точно не возвращаются к исходной точке, и в такие моменты Дин себе не лжет. Он знает, что это навсегда, и да, это такое дерьмо, что Сэмми и представить себе может. По крайней мере, Дин надеется, что он не может, в противном случае, все будет еще дерьмее.
- Заткнись… Сэмми… все хорошо, - шепчет Дин в перерывах между хаотичным поцелуями и такими же толчками, потому что он сам уже слишком потерял себя и сбился с четкого ритма, потому что это уже не секс, а какое-то безумие, в которое неумолимо превращается их каждый раз, когда Дину кажется, что он ходит по тонкому канату – физически и эмоционально, каждую секунду рискуя сорваться в бездну. Реакция брата, то, как он целует, принимает и отдает ласку, опасно подстрекают его к падению. Никто, никогда не целовал его так, ни одна Кэсси или кто бы то ни было. Дину страшно и так чертовски хорошо.
Напряжение растет по геометрической прогрессии. Тягучее, горячее и сладкое наливает вены жидкой похотью, потом течет, обжигает, собирается внизу живота, поджимает яйца. Дин двигается почти что в исступлении, рука на члене младшего движется быстрее, так, что он даже боится натереть Сэму кожу. Надо все же купить настоящую смазку, думает он, пока мысль не ускользает от него, растворившись в мареве, которая затопляет сознание, пока он вбивается еще и еще, мечтая получить долгожданную разрядку. Самый сладкий момент перед оргазмом длится так долго, что Дину почти физически больно, потому что, казалось, он готов кончить с той секунды, как вошел, но с тех пор прошло достаточно времени, и ощущение быть на самом краю удушающего наслаждения так долго делает оргазм еще ярче. Дин кончает долго, сильно, полностью выбиваясь из сил. Возможно, он бы сполз вниз и обхватил бы губами все еще твердый член брата, но его хватает только продолжать двигать рукой, на большее охотник сейчас физически не способен, разве что, только выскользнуть, и снять использованный презерватив с отвратительным яблочным запахом, но это потом, не раньше, чем Сэм выстрелит ему на руку.
Поделиться372014-09-21 22:17:53
«Все хорошо, Сэмми», – в другом месте в другое время Сэм бы не купился на такую отговорку. Возраст, когда Дин мог успокоить его чем-то подобным, уже давно остался за плечами. Но Сэм немножко занят, совсем чуть-чуть. Самую малость. Его слух цепляется за фразу на какое-то мгновение, разум совершает титаническую попытку пошевелиться и выдать какую-то, безусловно, очень важную мысль, но проваливается с треском. Сэм слишком близко к оргазму, чтобы строить логические цепочки или, тем паче, излагать их вслух.
Он отчетливо ощущает, когда волна финального удовольствия настигает брата. В этот раз все как-то взмыленно и вымученно, и Сэм дышит глубоко и шумно, целует Дину лицо новой серией хаотичных поцелуев, пару раз удачно попадая в губы. Целует мягко, без укусов и настойчивости, потому что ему самому совсем не до того. Рука брата сводит его с ума. Какая-то часть его существа смутно понимает, что будь это не рука, а скажем, кое-что другое, типа рта или – еще лучше – женщины, согласной отдаться, было бы гораздо, гораздо приятнее и лучше, но в общем-то Сэму не на что жаловаться. Дин знает, что делает. Знает так хорошо, что это бы пугало, если бы – если бы! – у Сэма были силы пугаться.
Он добавляет к руке брата свою, но не для того, чтобы подсказать ему, а просто ради пикантности этого ощущения, когда его ладонь лежит поверх чьей-то еще, и они двигаются вместе на его собственном члене. Сэм откидывает голову, стонет, так безумно близкий к разрядке, и кусает губы, моля всех богов этого мира, чтобы они позволили ему уже, наконец, получить свой оргазм и успокоиться. Изнуряющее напряжение мышц не должно длиться так долго. Сэм теряет счет времени, тянет Дина к себе за шею и нетерпеливо целует его в губы, будто это брат виноват, и, наконец, кончает ему в кулак. События пары минут растянулись для него в события пары часов, судя по ощущениям, но как только его накрывает наслаждением, Сэм расслабляется, целует брата мягче, в конце концов едва касаясь его губ своими. Дышит жарко сквозь приоткрытый рот.
А потом из груди Сэма вдруг рвется легкий смех, едва слышный из-за сбитого дыхания, и он утыкается носом брату в плечо, жмурится от смеха. Обнимает его обеими руками, прижимая к себе так сильно, будто решил срастись, и сейчас ему так блаженно все равно, что это было сейчас – горячий секс или любовь, или извращение – да Бог им судья, если он есть. А если нет, то никому и не должно быть дела, чем они занимаются за закрытыми дверьми.
Смех Сэма стихает, и он говорит неожиданно серьезно:
– Вынимай свой фруктовый сад из меня, – и разжимает объятия, обессиленно откидываясь назад и закрывая глаза.
Какое сейчас время суток? Зачем они пошли в номер? Что там они должны были сделать? Сэму так лениво, как будто он пробежал марафон и только что выпал из горячего душа. Сэму так лениво, что он мог бы уснуть, если бы не зудящая мысль о деле где-то на периферии сознания. Сэму так лениво, но он знает, что нужно выпустить Дина из объятий, пока тот не подумал чего-нибудь лишнего. Сейчас они оденутся и вновь станут просто братьями, не так ли?
– Дин?.. – неопределенно зовет Сэм, так и лежа с закрытыми глазами.
На самом деле, он без понятия, зачем зовет брата. И чем хочет продолжить эту фразу. «Дин, что там с делом»? «Дин, что ты имел в виду пару минут назад»? «Дин, я прощаю тебе Кэсси»? Да за что, прости Господи? Дин и должен быть с какой-нибудь девушкой. Кэсси, правда, отличный вариант. Точно так же, как и сам Сэм должен быть с какой-нибудь девушкой. Да, надо... надо что-нибудь придумать, пока он не сошел с ума окончательно. Ну там... Секс – это одно, да? И братская любовь – это одно. А вот братская любовь – это уже совсем, совсем другое.
– А, неважно, ничего, – договаривает Сэм.
Поделиться382014-09-22 23:26:22
Дин любит получать удовольствие, но не только. Еще он любит, когда под ним стонут, выкрикивают его имя в экстазе, просят остаться до утра, а потом ждут, что он снова позвонит, рассказывая подругам о лучшей ночи своей жизни с Дином Винчестером. Такая самовлюбленная сволочь, как Дин, любит, когда ласкают не только его тело, но и эго. Доставляя удовольствие брату, Дин не льстит своему самолюбию. Сэм не просто какая-то баба, с помощью которой он должен самоутвердиться. Сэм его все. Сэм - смысл его существования, пожалуй, единственный человек, ради которого Дин готов принести себя в жертву, и когда его Сэмми находится на грани блаженства, Дин способен испытать второй оргазм, моральный, который зачастую не слабее первого. Когда братишка смеется, точно так же, как когда ему было шесть, или когда прикрывает глаза и прислоняется лбом к его плечу, с выражением полнейшей расслабленности на лице... В такие моменты Дин тоже чувствует себя счастливым. Он никогда не скажет об этом ни Сэму, ни самому себе.
- Придурок, - украв реплику брата, тоже смеется Дин - лениво и довольно, влажно выскальзывает и, сняв презерватив, не церемонясь, кидает на пол. Пожалуй, это можно считать финалом во многих смыслах. После этого некоторое время они снова станут братьями, и даже если будут иногда обмениваться пошлыми шутками, все равно оба будут делать вид, что между ними ничего не происходит так натурально, что сами будут верить в это. И все же, что-то заставляет Дин вернуться в объятия брата и уткнуться носом ему в шею.
- Ммм? - тянет, прижимаясь голой грудью к коже брат. Он почти готов заснуть прямо здесь и сейчас, забыв про все на несколько часов в непривычно сильных, типично мужских объятиях, когда Сэм решает не продолжать. Казалось бы, Дин не должен быть против, но почему-то настораживается: - Сэмми? Что у тебя?
Слезать с брата не хочется совершенно, но сонливость как рукой снимает, поэтому Дин нехотя перекатывается на бок, подперев голову рукой. Бывает, что они одеваются после секса и больше не говорят об этом. Бывает, что засыпают рядом. Но лежать рядом после секса и говорить – это в новинку. Дин с ужасом с какой-то притупившейся тревогой осознает, как далеко они уже зашли, и как дальше идут с каждым новым разом. На этот раз брат тоже выглядит как-то тревожно, и Дин подавляет вновь поднимающееся желание обнять Сэма и поваляться, касаясь друг друга все еще горячими после секса телами, лениво разговаривать и глупо улыбаться. Блядь, чувак, возьми себя в руки!
- Помнишь, когда тебе было тринадцать, ты сильно заболел? Температура не спадала три дня, отец был на охоте, у нас не было страховки, я сам был несовершеннолетним, так что в больницу тебя везти было нельзя. Я тогда здорово испугался, и когда, наконец, тебе стало немного лучше, я сам валился с ног. Ты спал и, наверное, даже не помнишь, но я лег на твою кровать и заснул там, - Дин рассказывает размеренно, будто что-то неважное, но вместе с этим переживает каждый момент, вспоминает похудевшего, бледного брата, такого маленького и беспомощного, разрывающего сердце Дина этим своим больным видом, - Проснувшись утром, первое, что я увидел - отец, сидящий на моей кровати. Не знаю, почему я так смутился, он даже ничего не сказал, но так смотрел на меня, лежащего рядом с тобой и обнимающего тебя… Иногда я думаю, может, тогда все пошло не так? Потому что это все… как бы не так, бро, не находишь? - Дин смотрит на Сэма, и ни то, чтобы ему действительно нужно услышать его ответ.
Поделиться392014-09-27 16:55:05
Человеческая память – забавная штука. Значимые моменты для одних людей совершенно не сохраняются в памяти других. И Сэм совершенно не помнит того, о чем рассказывает Дин, только удивляется, что тот вообще начинает рассказывать что-то в такой момент. Во всем их хождении на грани между правильным и неправильным, это как-то особенно кренится к неправильности. Даже больше, чем то, что произошло за пару мгновений до того, как брат открыл свой рот, чтобы поделиться историей какой-то дремучей давности. Потому что то, что они должны были сделать сейчас – это принять душ, одеться и продолжить быть братьями. А не оставаться... кто они там сейчас?
Сэм так и не открывает глаз, в какой-то момент ему даже кажется, что сейчас он уснет под краткий рассказ Дина. Не засыпает. Думает. Перебирает воспоминания. Вместо того, о котором рассказал брат, в памяти всплывает другое, чуть более свежее. О, сколько Сэм его уже мусолил. Переигрывал в памяти события, спрашивал себя, зачем поступил именно так, что натворил, почему. А потом как-то успокоился. И сейчас Сэму тоже спокойно. Ему только не хочется, чтобы Дин мучился совестью. Это – его, Сэма, занятие. А Дин не заточен под такие штучки. Ну или ему всегда так казалось.
Когда брат начинает мучиться и задаваться вопросами морали, Сэм всегда чувствует себя странно и неуютно.
Молчание чуть затягивается, Сэм приоткрывает глаза, задумчиво косясь на Дина. Будь на месте брата Джесс, Сэм бы уже давно притянул ее к себе и велел выкинуть все проблемы из головы. Эта мысль успевает зажечься в его голове всего на долю секунды, вместе с мыслью о том, насколько уместно будет сделать то же самое с братом, который, вообще-то, взрослый мужик. А в следующее мгновение Сэм уже не может сдержать порыва. Тянется рукой, обнимает брата за шею и притягивает к своей груди, заставляя уткнуться носом в ключицу, и обнимает свободной рукой сильно и просто.
В одно мгновение Сэм думал о душе и последствиях секса, а в другое – обнимает брата, как будто между ними не не-братский секс, а очень даже не-братская любовь. Как будто их общая задача после каждого такого раза не заключается в том, чтобы сделать вид, что ничего не было. Сэм как-то запоздало понимает, что не сможет больше вытравить из себя осознание того, что было, и можно сколько угодно скрываться и прятаться от других, но друг от друга – в общем-то, не только бессмысленно, но и очень изнуряюще.
– Все пошло не так, когда мне было восемнадцать, и я тебя поцеловал, – твердо отвечает Сэм. И он готов поклясться всем, чем угодно, что если Дин сейчас попытается возразить, он стиснет его в объятиях так сильно, что у брата просто не останется для этого воздуха.
Сэм молчит какое-то время, а потом договаривает:
– И то, что ты проспал ночь в обнимку с больным мной, когда мне было тринадцать, не имеет к этому никакого отношения, – он в самом деле обнимает брата еще сильнее, прижимая к себе. – Если уж на то пошло, мы все детство так спали. Если ты забыл. И это не мешает нам обоим интересоваться девушками. Если ты об этом. А тогда, в восемнадцать, я просто подумал... ну, почему бы и нет?
На самом деле Сэм подумал «ну я же его больше никогда не увижу», но об этом вслух он не говорит.
Дело, в общем-то, совсем не в этом.
Отредактировано Sam | Winchester (2014-09-27 17:05:53)
Поделиться402014-09-30 00:26:26
Ответ Сэма не удивляет Дина, его объятие – может, немного. Ни то, чтобы он не ожидает щенячьих нежностей от Сэмми, который всегда такая девочка и все такое, но то, что он будет делать это с ним, после секса и после того, как сам Дин со своей стороны обошел еще одну преграду, возведенную собою же, будто удар ножом в спину. Неправильно это, да и просто несправедливо.
Он честно пытается выпутаться из дурацкого объятия сразу же, потому что инстинкты бьют в гонг, а инстинкты его никогда не подводят. Чутье таким образом предупреждает об опасности, не важно о физической или эмоциональной. Чутье говорит, что Дину будет больно, даже если у него будто болеть не разорванная или вывихнутая конечность, а что-то невидимое где-то глубоко внутри. Охотник в нем знает, что ему надо сейчас же бежать от опасности, но Сэм обнимает крепко, будто не брат или любовник, а нечисть, поймавшее его в ловушку, из которой целым не выбраться.
- Сэм, - чуть ли не рычит глухо Дин, утыкаясь носом брату куда-то в ключицу. Воздуха вдруг становиться заметно меньше, и это не только из-за медвежьего объятия громилы-Сэма, - Сэмми, - предупреждающе говорит он еще раз, пытаясь оттолкнуть младшего, но тот держит крепко, и Дин прикрывает ненадолго глаза, пытаясь взять себя в руки.
Нет смысла говорить о том, что в семнадцать он не думал трахнуть своего тринадцатилетнего брата, но это могло бы поменять тему разговора и отойти от той опасной черты, к которой, как чувствует Дин, они приближаются с каждым разом, однако, он не находит в себе силу перейти на что-то длиннее, чем предложения из одного слова, боится, что голос может подвести.
- Отпусти, - требует он еще раз, наконец, серьезнее оттолкнув брата, высвободившись из плена его рук и улегшись рядом, чуть сбивчиво дыша, - Ничего я не забыл, и тебе лучше не забывать, что мы братья, так что применишь на мне свою терапию девчачьих обнимашек еще раз, мой фруктовый сад больше никогда не будет в тебе, - в пол-шутку говорит Дин, раздраженно вставая с кровати. Он надеется, что Сэму не видно, как у него мелко дрожат руки.
Кончать надо с этим, - думает он, пока подбирает с пола использованную резинку, а потом собственный телефон с соседней кровати, включая ее по дороге в ванную. - Я первый в душ, потом поеду к Кэсси, искать инфу, ты тоже поищи что-нибудь полезное о мэре, - бросает парень через плечо, перед тем, как хлопнуть дверью в ванную.
А потом, стоя под привычно теплыми струнами воды, Дин понимает, что его даже сейчас не отпускает. Ни разу. И он снова думает, что надо кончать с этим поскорее.
Бежать надо, - думает Дин, прислоняясь лбом к мокрому кафелю и понимая, что хуже того, чтобы спать с родным братом – влюбиться в него.