Асфиксия плохо способствует к возбуждению. Почти так же плохо, как грязь по всему телу, пот, ручейками стекающий по спине, мокрая фиолетовая футболка с дурацким псом, которую приходится надеть, чтоб не прилипнуть к кожаному сидению машины. А так же злобный призрак, раненный брат, собственное тело, в котором боли каждая кость, отсутствие воды и кондиционера в машине. Короче, мало что в эту ночь способствовало возбуждению, но они решили, что будут, значит будут. Дин не знает даже по какой именно причине хочет - потому что уже пообещал, и просто гордость не позволить отступиться? Потому что такого шанса может больше не быть, и Сэмми завтра станет сучкой, как и всегда? Или же он хочет потому, что... ну, хочет? Потому что, в принципе, Дин хочет всегда, и если подумать, нет, устал он не настолько сильно, как раз достаточно, чтобы свалиться без задних ног и проспать сутки, но до этого заставить Сэмми признать, что тот все же хочет его "потное, перепачканное в земле, но такое горячее тело". И признавать это обязательно нужно стонами и криками.
Дин похабно улыбается этим своим планам, пока снова регистрируется в единственном мотеле городка. Они были уверены, что больше не вернуться сюда, быстро упокоят призрака и к утру будут уже где-то далеко, но в таком виде далеко не уедешь, поэтому Дин рассказывает портье какую-то откровенно идиотскую историю о том, как у них сломалась машина, а сами они чуть не утонули в болоте. Тот сонно кивает и даже не слушает, потому что половина четвертого, и ему, откровенно говоря, плевать на двух приезжих придурков, которые не отличат болото от поля для гольфа. Он вручает Дину ключ от другого номера, соседнего от того, который они занимали вчера, ибо в их старом номере уборка, и старший Винчестер тащится за братом, который уже понес вещи наверх.
Номер как номер, почти идентичный тому, который они занимали до этого - две кровати, телевизор с пятью работающими местными каналами, шкаф, стол, два чуть изношенных кресла, и да, ванная! Душ!! Дин пообещал сначала позволить брату помыться, но его просто распирает от желания воспользоваться ванной первым. Он же старше! И вообще, кто быстрее, тот и первый! Но потом Дин смотрит на избитого брата, подбородок которого не перестает слабо кровоточить, и решительно отводит от себя все мысли о душе. Сначала обработать раны.
- Ты куда это собрался? - строго спрашивает он, будто поймал брата на воровстве, когда замечает, что Сэм бочком поплелся в ванную. Дин смотрит на него грозно пару секунд, пока не приходит к выводу, что раны лучше обрабатывать именно в ванной. Однако то, что Сэм и сам справится, ему, почему-то, не приходит в голову, - Хотя ты прав, пойдем, - подталкивая брата по направлению ванной комнаты, решает Дин. На самом деле, они оба слишком искушенные в лечении собственных боевых ран, а порез на виске и ссадина на подбородке тем более что-то, с чем гордый носитель повреждений вполне может справиться сам, но Дин не принимает возражений и идет вместе с братом, где первое, что делает, это почти насильно усаживает Сэма на корзину для грязного белья и осматривает ушибы.
- Не рыпайся, жить будешь, - сам присаживаясь на бортик старомодной чугунной ванны, нарочит строго говорит старший, хотя Сэм и не особо сопротивлялся. Дин промывает раны, в которые почти наверняка попали частички земли и грязи, промывает два раза - сначала водой, потом виски, что одно из самых незаменимых "препаратов" в аптечке охотника на нечисть. - Заклеишь пластырем, когда выйдешь, в душе все равно намочишь, - деловито заключает Дин и отпускает пациента. Однако, выходить из ванной не спешит. Им обоим досталось, оба устали и хотят в душ, так что с какой это стати ему уступать первенство Сэмми?
- Что? - чуть вызывающе смотрит на брата Дин и начинает стягивать футболку, - Я собираюсь принять душ, который заслужил не меньше тебя, - с немного игривой улыбкой заявляет Винчестер-старший, бросая футболку на брата, который все еще сидит на корзине для белья. Не ожидая ответа от Сэма, Дин уже звякает пряжкой от ремня о плитку на полу. Джинсы так же летят в Сэма, следом за ними боксеры, и Дин, совсем по детски бросив "Кто не успел, тот опоздал", первым залезает в ванну, включив горячую воду.

Мотель старенький, ремонт тут делали недавно, но, увы, не полностью. В их предыдущем номере была установлена дешевая душевая кабинка, в которую едва было втиснуться, зато в этом осталась старая, но довольно чистая ванна с душем той же эпохи. Довольно колоритно, если бы не странный звук из труб и протечка под ванной, и да, еще занавеска из полиэтилена, которая выполняет роль ширмы. Очень мило.
Дин, естественно, ее не задергивает. Во-первых, что они там не видели друг у друга, а во-вторых, смысл именно в том, чтобы подразнить брата, так что сделав воду горячей, какой он любит, Дин встает под довольно мощную струю, чувствуя, как почти сразу же расслабляются мышцы. Хотя на улице очень жарко, охотник любит именно горячий душ, как и все в своей жизни - ничего умеренного или среднего. Вода, стекающая с тела, сначала имеет явный серый оттенок на дне ванны, поэтому Дин ждет, чтоб она более менее прояснилась, потом берет затычку и закрывает сливное отверстие, самому сев на дно и разлегшись настолько, насколько позволяют параметры ванны.
- Никуда я не пойду, - беззлобно сообщает Дин, уже на полпути к нирване. Увы, пены для ванны нет, поэтому Винчестер решает использовать весь гель для душа, ибо пузырьки это мило. Парень расслабленно улыбается, предвкушая приятные минуты, даже если Сэм будет сучить по страшному, будет грозиться жестоким убийством или не даст ему в конце. Последнее, конечно, будет очень прискорбно, но Дин его уговорит потом.
Сейчас старший пока еще не возбужден, потому что, во-первых, прямо сейчас ему хочется именно помыться, и во-вторых, он совершенно не ожидает того, что Сэм рискнет присоединиться к нему, поэтому, когда брат начинает сбрасывать с себя одежду, старший чуть вскидывает брови и забывает, что собирался делать. Рука, сжимающая флакончик с гелем застывает, и Дин завороженно следит за не совсем грациозным, но все рано эффектным стриптизом.
- Ты это серьезно? - на всякий случай уточняет он, услышав свой голос - чуть хриплый и вкрадчивый, а левая рука, лежащая на животе, инстинктивно тянется вниз. Вот черт, кажется, он поспешил, когда говорил, что пока не настроен возбудиться! Его обделанный вниманием в течении нескольких недель член, довольно стремительно подает признаки заинтересованности, и Дин обхватывает ствол и лениво водит по нему кулаком под прозрачной водой, скорее, чтобы продемонстрировать уже стоящему над ним Сэмми то, что ему есть тому предложить, чем для того, чтобы возбудить себя.
Сэм грубит, и Дин, конечно, может продолжить братскую перебранку, особенно, возмутиться по поводу этого брызга воды в лицо, но на этот раз Дин решает молча убрать ноги, освобождая место для брата. Он сгибает их в коленях, широко расставив, насколько это позволяет ширина ванны, Сэм садится напротив, в похожей позе, потому что, кажется, это единственное, чего можно добиться двум мужчинам с их комплекцией и ростом. И все же не возмутиться не получается.
- Твою дивизию, Сэм! Ты испоганил всю воду! - орет охотник и пинает брата по ноге своей ногой. Хорошо еще, что он повременил и не вылил в эту уже грязную по стараниям брата воду гель!
Дин снова открывает слив, садится на бортик ванны, ноги по щиколотки в воде, и, взяв душ, держит прямо на брата, разумеется, устроив мини потоп во всей ванной комнате.
- Грязным лосям не место в моей ванне, - по смешному серьезно заявляет Дин, снова закрыв слив и переключив воду с душа на кран, из которого вода начинает медленно заполнять ванну, в которую Дин уверенно выливает весь гель для душа, снова устраиваясь на своем месте. Пена так себе, но все же покрывает поверхность воды тонким слоем. Похоже, после всех этих манипуляций старший Винчестер, наконец, успокаивается. - Нам бы сюда пивка холодного, - мечтательно тянет охотник, а потом вдруг меняет тему: - Как твоя голова, Сэм? - с плохо прикрытой заботой интересуется Дин, подаваясь чуть вперед и пальцами расчесывая назад мокрые его же стараниями волосы брата. Вроде, все в порядке, - Когда ты вообще решил отрастить бакенбарды? - вдруг с улыбкой спрашивает Дин, щелкнув Сэмми по носу.

Вдруг все становится тихо, спокойно, практически идеально на несколько длинных минут. Сэм почти не сучит и - господи, неужели Дин грезит - всем доволен! Это похоже на сон, и сам старший Винчестер тоже расслабляется в горячей воде, абсолютно довольный жизнью. Если вдруг замолчать, кроме плескания воды нет больше никаких звуков - четыре часа ночи, весь город спит, а они нежатся в ванне с пеной. Дин думает, что все-таки они психи. Но это ничего. Впрочем, как и то, что никто из них не пойдет сейчас за пивом. Потому что если подумать, им и так хорошо. Дину страшно думать об этом, но какую-то совершенно безумную секунду он думает, что, кажется, счастлив.
Он быстро отводит от себя мысли о счастье, когда речь заходит о Джесс. У Дина это уже как рефлекс. Он напрягается слегка, готовый к тому, что со стороны Сэм его сейчас обдаст вызывающим мурашки ветерком отчаяния и тяжелых воспоминаний, но ничего не случается. Дин смотрит на брата исподлобья, почти что с подозрением, ожидая бурю, которая, в отличие от предыдущего раза, испортит то шаткое равновесие и иллюзию легкости, что образовалось между братьями, убив все надежды на предстоящую близость, но Сэм действительно спокоен, и брат решает не испытывать судьбу - тем лучше, если брат смирился. Дин не будет создавать искусственное напряжение сам.
- Мне тоже нравится, - как бы вскользь говорит он, даже немного пожалев об этом напоследок, потому что звучит это излишне слащаво для него, но да ладно. Уж лучше это, чем депрессия и безысходность, даже если они будут вести к сексу. Дин не хочет такого секса, он хочет другого и, возможно, получит его.
Винчестер улыбается своим мыслям, и немного спавшее возбуждение снова поднимается в ним, поднимая, кхем, кое-что еще. Дин пристально разглядывает брата, который не смотря ни на что выглядит напряженным, и так как Дин уверен, что это не связано с Джессикой и его кошмарами, то списывает это на кое-что другое. На то, что надо, кстати, ибо Сэмми - его мелкий, и Дин знает его вдоль и поперек. Каждый взгляд, вздох, взмах ресниц и румянец на щеках знаком ему с детства, поэтому Дин может улавливать настроение брата по одному взгляду на него. Сейчас Сэмми напряжен и смущен. А еще возбужден. И первые два следуют из последнего. И, разумеется, из этого следует так же подсознательное стремление напасть первым, задев Дина тайными знаниями о его, якобы, грязных предпочтениях.
- О да, еще я обожаю резиновых уточек, - с заговорщическим тоном сообщает Дин, наклонившись чуть вперед, будто сообщает самую большую в мире тайну, - Признавайся, ты бы не полез со мной в одну ванну, если бы знал об этом заранее, - смеется Дин, перейдя на кашель - горло все еще болит и глотать слюну немного неприятно.
Сэм снова брызгает в него водой, и Дин вдруг замечает, что он вполне намеренно образовывает перед собой пенку погуще, будто пытается прикрыться ею. Это глупо и по-детски, но почему-то Дин даже думает, что это мило. Как и бакенбарды, как и легкий румянец на скулах брата... Блин, да чего это его сегодня на всякую смазливую фигню тянет?
- Слушай, если ты думаешь, что я не видел твой член и не делал с ним других вещей, то у тебя амнезия после встречи головой с гранитной плитой на кладбище, - насмешливо сообщает он, не наклоняясь вперед, а, наоборот, откидываясь на свой край ванны, однако, переместив одну ногу между ног брата, погладив лодыжкой внутреннюю сторону его бедра, - А если думаешь, что я забыл про наш уговор, ты еще и наивный идиот, - продолжает Дин, смеясь глазами, а потом подмигивает: - Но смущаешься ты очень мило, бро, мне нравится.
Дин убирает ногу с брата, создавая у того впечатление, что все, на этом инцидент хотя бы временно исчерпан, как вдруг берется обеими руками за бортики ванны и резко садится, подавшись вперед, почти касаясь носом чуть острого носа брата.
- Думаешь, твой подбородок будет очень болеть, если я тебя поцелую? - скорее с детским любопытством, чем с интересом взрослого человека интересуется Дин, щекоча дыханием губы Сэма.

- Не болит, - без смущения лжет Дин, улыбаясь брату.
Сэм милый.
Дин понятия не имеет, откуда все это детско-щенячье-солнечное очарование в его брате, эти ямочки на щеках, ямочка на подбородке, россыпь неприлично милых родинок, умение плакать с пострадавшими, внушать доверие и лучи любви незнакомым людям, и так далее, и так далее. Дин реально понятия не имеет, откуда он всему этому набрался, потому что Дин, его брат, не такой. И папа не такой. Что до мамы, Дин не совсем уверен, но, может, есть шанс, что Сэм хотя бы не родной, его перепутали в роддоме или кто-то подкинул им орущего карапуза на порог? Потому что если так, тогда то, что они сейчас делают, будет хотя бы не инцестом?
И ни то, чтобы Дина это так уж сильно волнует, но... вообще-то волнует. Но, черт побери, когда Сэм говорит или делает вещи, о которых только что сказал, надежды Дина тают, как дым после выстрела. Это его брат. Его развратный, наглый, вредный младший брат, которого хочется или пнуть, или трахнуть. Иногда и то, и другое вместе.
Он сглатывает, и смотрит на Сэмми с совершенно неописуемым выражением лица. Глаза у Дина заметно темнее - расширенный зрачок поглотил часть зеленой радужины, и от этого Дин похож немного на безумца, немного на демона. О, если он демон, то обязательно разврата и соблазна!
Сэм закрывает кран так, что при этом касается брата всеми возможными способами, трется щекой, водит носом по носу, и смотрит, смотрит на Дина развратно и смущенно одновременно, заставляя того недоумевать, как это вообще возможно. Дин думает, что если кто-то из них должен быть демоном, то сегодня это Сэм.
- Я бы продал душу дьяволу за это, - игриво отвечает Дин, и голос его ниже сразу на целую октаву, с заметной хрипотцой. И да, конечно, из них двоих именно не выдерживает, и целует первым. Что же, это слишком приятно, чтобы по-настоящему задевать его нежные мужские чувства.   
Щетина Сэма колется. Это немного непривычно, потому что из них двоих Сэмми тот, кто тщательнее следит за всеми этими вещами, которые показывают, какой он прилежный мальчик. Ему двадцать три, но он всегда такой гладковыбритый, что на ощупь кажется, что это щека мальчишки, у которого еще нет растительности на лице. Наверное, эта привычка тоже осталась со Стэнфорда, то ли так тоже нравилось Джесс, то ли Сэмми рано начал готовиться стать успешным адвокатом, который всегда должен выглядеть на все сто... Не важно, потому что прямо сейчас Сэм немного подкачал, и его трехдневная щетина слегка колется, будто напоминая Дину о том, что целуется он именно с парнем, подчеркивает непохожесть этого раза на другие разы с девушками, которые привычны для охотника.
С Сэмом непривычно. Знакомо уже, да, но, как каждый предыдущий раз, непривычно. Волнующе даже, будто Дин сам какой-то неопытно-неловкий или же Сэмми - девственница, к которой нужен особый подход. Дин понимает, что каждый их раз, каким бы самоуверенным мачо он не пытался казаться, существует элемент неуверенности, священного ужаса, дрожи в разных частях тела, сладкой тяжести в животе, имеющей отношение не к возбуждению, а к какому-то трепетному волнению. Дин любит это чувство. А еще он любит тот момент, когда оно переходит из чего-то трепетно-неуверенного в пламенно-напористое. Когда заканчивается детская игра в исследование и начинаются взрослые игры.
Сначала Дин целует одними губами. Оставляет маленькие, легкие поцелуи на знакомых губах, будто азбукой Морзе из поцелуев пытается донести до брата послание. Нагибается через их ноги, и это не просто неудобно, как-то глупо даже. А потом это надоедает, и Дин тянет брата на себя, заставляя сесть между его слегка расставленными ногами, а ноги Сэма устраивает по обе стороны от себя. Вода плескается и выливается через края ванны, но Дин не останавливается, лишь замирает на секунду, когда они оказываются плотно прижаты друг к другу пахом.
- Думаешь, у нас вообще что-то выйдет в этой дурацкой ванне? - тихо смеется он между поцелуями. Гладит Сэма по мокрым волосам и слегка их оттягивает, чуть углубляя поцелуй.

Сначала это то, что им нужно. Теплая вода, покладистое тело Сэма, прижатое к его, его губы, его руки, его запах, его заманчивое предложение, насчет которого Дину до сих пор хочется чуть отстраниться и спросить: Сэмми, ты это серьезно говорил? Насчет отсосать. А? Потому что он до сих пор помнит тот последний раз, когда Сэм заглотил его так глубоко, что у Дина чуть не случился обморок - от неожиданности, от ощущений, от одной только мысли о губах Сэма, плотным кольцом обхватывающих его член. О боги...
Дин слабо стонет сквозь поцелуй, сильнее трется пахом о пах Сэма, слишком увлеченный, взбудораженный и окрыленный перспективой испытать это (и не только это) в ближайшее время, поэтому слишком поздно замечает, что с братом что-то не так. Сэм явно дает понять, что ему неудобно, да и Дин не может не согласиться. Ему тоже не совсем комфортно, потому что сидеть так и целоваться можно долго, но если они надумали перейти к чему-то еще, к чему-то такому, что требует активных телодвижений, то им нужно побольше места.
Дин и сам понимает все это, но когда Сэмми встает, это немного расстраивает его. Ну, чувак, обязательно портить настрой этими нюнями, - хочется сказать Дину. Точнее, хотелось бы, если бы он смотрел брату в лицо, но в той позе, в которой они невольно оказываются, Дин лишь смотрит на член Сэма, едва ли немного выше уровня его лица, и не может думать ни о чем связном или хотя бы ни о чем, что не включало бы в себя его язык и губы на сэмовом члене. Дин выдыхает и - господи, это похоже на гипноз - уже почти готов протянуть руку, но Сэм, очевидно смутившись, садится на бортик ванны и смотрит на брата этим взглядом виноватого щеночка. Опять.
Твою ж налево, чувак, просто встань на колени в воде, а я встану! - хочется возразить Дину, а так же обязательно проворчать о том, что брат из всякой мухи делает слона и разводит нюни, как баба, но если посмотреть, Сэм-то прав. И это не нюни, это, скорее, практичность, которая так не хватает некоторым членам их семьи.
- Сэм, заткнись, а, такое ощущение, что ты решаешь задачу, как засунуть корабль в бутылку! - ворчит Дин. И снова принимает правоту брата. Мысленно. Только мысленно, сказать об этом Сэму язык не повернется, - Я не виноват, что ты такой лось, что нигде не помещаешься, - фыркает старший, тоже поднимаясь на ноги, но перед этим снова вытаскивает пробку, позволяя воде медленно выткать через слив. Дин садится на другой бортик ванны, прямо напротив Сэма, и смотрит на него с поддельным недовольством, но потом не выдерживает и широко улыбается всему идиотизму ситуации. Они, два больших парня, голые, возбужденные и в кусочках пены, сидят на бортиках ванны и смотрит, как мыльная вода, образовав маленький водоворотик, исчезает на дне ванны. Занятие, которое больше подошло бы им лет двадцать назад.
- Хочешь на кровати, мог так сразу и сказать, - великодушно заявляет Дин, прислоняясь спиной к стене. Ванна стоит у стены, и в общем-то... Хм. - Вставай, смоем с себя пену и пойдем, - спокойно предлагает Дин, вставая и вешая душ на стойку. Открывает горячую воду, и, как ни в чем не бывало, протягивает руку брату, дергая его на себя довольно резко, а потом неожиданно толкая под струю воды, лицом к стене, проваливаясь на него сзади. Стоять в ванне более, чем удобно, а стена сводит к нулю возможность вывалиться, поэтому Дин тихо смеется под нос - кажется, задачка по впиханию кораблика в бутылку решена.
Он прижимается к влажному, сильному телу брата сзади, потираясь снова твердым членом о его мокрые ягодицы, по которым ручейками стекает вода, и обнимает одной рукой за талию, положив ладонь ему на живот.
- Куда-то спешишь, Сэмми? Неужели так не терпится быть оттраханным на кровати? А может, тут тоже все будет не настолько плохо? - шепчет ему в шею старший, не отпуская, и тянется свободной рукой за остатками геля, - Давай я тебя сначала хорошенько выморю, чтоб наверняка, - развратно ухмыляется Дин, отпуская брата и выдавливая на руку немного жидкости, которую вспенивает сначала в ладони, а потом круговыми движениями начинает наносить на спину брата, начиная с плеч, потом по лопаткам, до нижней части спины, и скользит уже по крепким ягодицам, слегка сжимая их в мыльных, скользких ладонях.

Сэм сплошные мускулы, он будто сделан исключительно из мышц и сухожилий, и Дин даже не помнит моментa, когда его долговязый братишка из нескладного, тощего подростка превратился в этого качка, сошедшего с обложки откровенного журнала. Дин смотрит, как мышцы перекатываются под загорелой, мокрой кожей, мыльная вода ручейками стекает вниз по мускулистой спине, подтянутой, упругой заднице и крепким ногам, и его просто несет. Правда, наряду со всем этим мужественным великолепием немного неудобно то, что Сэмми выше брата ростом, но если он немного расставит ноги и чуть прогнется в пояснице, будет удобно. Черт, фиг с ним с удобством, Дину плевать, он найдет способ трахнуть Сэмми прямо сейчас и прямо тут!
Он все еще водит ладонями по спине брата, чувствуя, как под ними напрягаются и расслабляются мышцы, а Сэм приваливается к стене в позе, которая показывает полную расслабленность и удовольствие от процесса, и Дин продолжает делать ему массаж, от которого сам бы не отказался прямо сейчас. Его руки, привыкшие методично и почти любовно чистить стволы оружия и ласкать руль Детки, теперь обводят изгибы сэмового тела, делая это так же сосредоточенно и с той же немного грубой нежностью, какой Дин трогает свое оружие и свою машину.
Но когда его мыльные ладони скользят на ягодицы брата и неприлично легко гладят скользкую от пены кожу, Дин перестает просто массировать. Его руки невзначай разводят ягодицы Сэма, и Дин даже задерживает дыхание от мысли о том, как легко его намыленный, скользкий палец проскользнет внутрь, даже с учетом того, что у них ничего не было несколько месяцев. Наоборот, в какой-то момент Дин понимает, что эта мысль о долгожданной близости с Сэмом, у которого после него никого не было столько месяцев, захлестывает и возбуждает сильнее, хотя куда уж дальше...
Старший сдавленно стонет от одних только своих мыслей и дает рукам еще больше свободы, когда на запястье вдруг ложится рука Сэма, а сам он разворачивается к Дину лицом, глядя на него с какой-то темной страстью в глазах. Дин хмыкает и возвращает ему искорку во взгляде, и две таких искры вполне могут превратиться во что-то огнеопасное.
- Я не успел закончить с той стороны, - немного хищно улыбается он Сэму в ответ, - Ну ничего, скоро я опять сосредоточусь на ней, - подмигивает Дин, одновременно фигея и радуясь непринужденности атмосферы, потому что Сэм даже не думает сбегать, трепеща от собственной благодетели, благодаря которой позволил Дину трахнуть себя, ведь Дин, бедняжка, так в этом нуждался! Никто не собирается никуда сбегать или делать вид, что все происходит по какой-то возвышенной причине, которая имеет отношения к вине, страданиям и безысходности, но не к желанию провести приятное время с человеком, которого безумно хочешь.
Дин проводит ладонями по груди брата, обводит чувствительные соски, потом ниже, по кубикам пресса, которым позавидовал бы любой фитнес тренер, по боками и тазовым косточкам, поглаживая их большими пальцами. Дин завороженно смотрит на выражение сконцентрированного наслаждения на лице брата, на его закрытые глаза, слипшиеся от воды ресницы, которые кажутся темнее и гуще, и недовольно вновь задерживает дыхание. Блядь, он снова хочет поцеловать эту дразнящую, показушную сучку, при этом скользнуть руками ниже и обхватить уже полностью твердый член, когда Сэм открывает глаза, и Дин вдруг, сам не понимая почему, осознает, что попал. Сэм выглядит именно как дразнящая, наглая сучка. Ждать от него в таком настрое можно что угодно.
- У меня и в мыслях не было, что ты оставишь свои эмо заморочки и согласишься на постоянную помощь друг другу, - честно отвечает Дин, не переставая улыбаться. Ему нравится, когда Сэмми так ведет себя - развязно и совсем не похоже на себя в повседневной жизни. Однако, за их небогатый интимный опыт Дин успел понять, что тихоня Сэм в постели совсем другой зверь, и вовсе не миленький и безобидный щеночек. Что же, старший не имеет ничего против, однако, требование брата немного озадачивает его. Дин понятия не имеет, что хочет услышать Сэм, и как далеко с ним можно зайти, практикуя dirty talk.
- Моя девочка выросла и научилась использовать взрослые словечки? - ухмыляется Дин, хотя на самом деле лихорадочно думает, как бы ответить так, чтобы... в общем, не испортить ничего, потому что у него стоит уже так, что больно, и если Сэм вдруг решит разыграть ПМС, Дин будет очень и очень зол.
- Если ты настаиваешь, Сэмми, - медленно начинает Дин, подавшись вперед, чтоб шептать брату на ухо, - Хочу развернуть тебя к этой вспотевшей влажной стене и втрахать тебя в нее, перед этим нагнув и удерживая тебя за бедра. Долго и методично, пока ты не начнешь просить меня ускориться или дотронуться до тебя, - рассказывает Дин, правой рукой таки обхватывая член младшего и медленно водя по нему мокрой ладонью, - Но до этого, хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком и выполнял данное слово. Если, конечно, твои подбородок и самолюбие этого переживут, - шире улыбается Дин, вдруг резко остановив движение ласкающей брата руки.

Дин любит страстных партнерш. Потому что, если женщина с ним в постели лежит, как бревно, значит, что-то не так либо с женщиной, либо с постелью. С Дином Винчестером нельзя быть бревном!
Он любит огненных дам. Но есть еще кое-что, что Дин любит в постели, хоть и не часто об этом говорит: он, такой бесспорный лидер и альфа самец в жизни, любит, когда у него отбирают контроль в постели. Не весь, а совсем слегка, доминируя над подчеркнутым доминантом в жизни тонко, но остро, как тогда, в последний раз с Сэмом, когда брат оказался сверху и начал управлять процессом, хотя фактически оставался пассивом. Такие вещи способны завести Дина сильнее, чем он сам мог бы подумать, поэтому каждый раз, когда сдержанный, порой даже занудливый Сэм проявляет инициативу, у старшего бывает разноцветный взрыв гормонов в мозгу.
Как сейчас, когда брат, даже не до конца дослушав, вдруг резко накрывает его губы своими, целуя так крепко, что Дин даже боится сделать ему больно. Целует чувственно и пошло, кружа голову, а потом вдруг отстраняется так же резко, как начал, оставив Дина бездыханного и офигевшего, слабо возмущаться на попытку Сэма отказаться от данного слова:
- Не будь сукой, ты же обещ... - договаривать ему не дают. Целуют снова и крепко, вызывая мысли о столкновении ртами вместо поцелуя, разворачивают сильными руками и впечатывают в стену спиной, вызывая бурю эмоций и полную пустоту от мыслей в голове. Дин сдавленно стонет, безропотно уступая контроль, которую берут, даже не спросив, нагло вторгаясь ему в рот требовательным, юрким язычком, вылизывая, посасывая, кусая губы.
- Сэмми, блядь... - невпопад на извинение начинает Дин, но слова резко заканчиваются, поэтому он выдыхает: - Охренеть, - и завороженно смотрит, как брат опускается перед ним на колени. Сэмми. На коленях. Перед ним.
Дин любит минеты. Да все мужчины их любят в той или иной степени! И хотя Дин больше отдает предпочтение самому половому акту, оральные ласки неплохо подогревают желание, особенно, если речь идет о девчонке, которую ты встретил лишь полчаса назад, а перед этом еще и слегка подвыпил. Потому что, да, Дин не всегда трахается, потому что хочется, иногда он делает это, потому что просто дают, и если давалка оказывается настолько сообразительной, что сначала работает ротиком, Дин бывает этому только рад.
В случае с Сэмом все иначе. В случае с Сэмом у Дина никогда не возникало проблем с недостатком желания, поэтому он вдруг думает, что заставлять брата делать ему минет, мягко говоря, неправильно. Потому что другое дело вставлять ему в задницу, и другое - заставлять опуститься на колени и взять в рот пульсирующий и покрасневший от напряжения член. Потому что это же Сэмми, его младший братишка, и это все, по идее, мерзко и унизительно для него! В какой-то момент даже затуманенный желанием мозг Дина успевает заметить все это, и старшему даже становится стыдно за то, что они делают, однако, Сэм не выглядит ни недовольным, ни униженным. Разве что малость смущенным, но в то же время даже предвкушающим, что ли?
Это мысль, подобно комете, освещает кое-что для Дина, и он вдруг понимает: в первый раз не было и намека с его стороны о том, что он хочет трахнуть Сэма в рот, тот сам сполз с его члена и обхватил ствол губами, добившись того, что перевозбужденный, находящийся на грани обморока Дин кончил ему в рот. И сегодня тоже младший начал сам, так что Дин может со спокойной душой снять с себя обвинения в насилии над младшим братом, который уже достаточно взрослый, чтобы понимать что и зачем делает. Может, Сэму действительно нравится это или он просто решил тем самым что-то Дину доказать? Старший не знает и, если честно, уже даже не думает об этом, отвлеченный сначала взглядом Сэма, брошенным на него снизу, а потом уже его губами и языком.
Сэм берет глубоко и даже с удовольствием. Дин дергается и сдавленно охает от первого же погружения в его влажный рот, унесенный умопомрачительными ощущениями, но в этом есть многое и от психологии. Именно мысль о том, что это Сэм берет у него в рот, доводит Винчестер до высшей степени возбуждения. Потому что на самом деле, Сэм в этом деле не профи. В прошлый раз Дин был слишком растерян и возбужден, чтобы заметить этого, поэтому после той ночи у него несколько раз появлялось искушение спросить брата о его голубом опыте вне брата, но сейчас, когда у них есть больше времени, а мозги Дина все еще работают, он замечает, что Сэмми чуть не хватает практики. Что, однако, с лихвой окупается энтузиазмом и неприкрытым желанием доставить брату удовольствие, надо признать, и Дин получает кайф вдвойне - физически и морально. Последнее от того, что он может, наконец, успокоиться - его младший братишка не сосал чужие хуи в свободное от учебы время.
Дин держится руками за стену, будто боясь упасть, и дышит коротко и часто, будто пробежал марафон. Вода из душа все еще льется где-то рядом с ними, начав образовать несильный пар, и Дин завороженно смотрит на темную макушку, ритмично поднимающуюся и опускающуюся на его члене. Это почти гипнотизирует. Он отрывает от стены одну руку и гладит брата по волосам
- Тебе же и самому это нравится, да, Сэмми? Получаешь кайф от моего члена у себя во рту? - вдруг хриплым голосом спрашивает он, неожиданно даже для себя.

В Сэме есть какая-то чрезмерная пошлость, которую Дин, возможно, не хотел бы увидеть в своем брате, но чем был бы вполне доволен, обнаружив у своего любовника. И хотя Сэмми даже в такие моменты не перестает быть его братом, сейчас он больше любовник - ненасытный, страстный, изобретательный любовник без всяких комплексов, с которым Дину хорошо.
Сэм насаживается ртом с какой-то первобытным, животным упрямством, не используя рук, и, как старший отмечает, намного лучше, чем получалось у самого Дина в тот раз, и хотя он действительно уже побаивается, что такими темпами брат может поранить его зубами или подавиться сам, головка его члена каждый раз упирается в заднюю стенку сэмового горла, и вместе с выбранным быстрым темпом это похоже на рай, опасно быстро подталкивая к оргазму. Дин не хочет мешать и отвлекать его лишним словом или жестом, и все же, вопрос слетает с его губ неожиданно даже для самого охотника.
Дин успевает трижды проклясть себя мысленно, перед тем, как Сэм отвечает ему, потому что за это время брат как раз прекращает с ума сводящие движения головой и медленно выпускает член изо рта. Твою же мать, Дин, ну и нашел время, чтоб разговорчики заводить! А Сэм, сука, ведет себя еще сучее, чем обычно. Его хочется грубо схватить на волосы и снова натянуть ртом на истекающий смазкой и слюной член, заставляя довести дело до конца, но то, что делает брат, тоже неплохо, к тому же, доводить дело до конца пока рано. Каким бы бодрыми не казались они оба, Дин устал, за окном очень поздно и лишь адреналин и другие гормоны, которыми сейчас кишит его кровь не дают Винчестеру почувствовать, как болит все тело. Вряд ли его хватит сегодня на большее, чем один оргазм, так что лучше действительно не спешить, ведь впереди другие, не менее приятные перспективы, чем развратный рот Сэмми. Дин хочет в него. Господи, как же он хочет...
- Заткнись, - сконфуженно шипит он сверху, мелко дрожа от возбуждения, пока Сэм целует его в живот, дразнит, но не спешит снова спуститься вниз, к ноющему и умоляющему о разрядке члену, - По крайней мере, я не скулю и не визжу, как ты, - вот это уже слишком по братски и начинает тянуть на глупую перебранку, которой не место во время страстного секса, поэтому Дин обиженно фырчит и затыкается, снова напрягаясь под поцелуями, которыми брат покрывает его тело.
С того, самого первого раза, Сэм целует его так, пожалуй, впервые. Целует просто чтоб целовать, покрывает требовательными поцелуями тело брата, и несмотря на горячий пар и жару снаружи, Дин снова дрожит и вжимается мокрым членом в сэмово бедро, когда брат уже стоит, чтобы поцеловать его в ключицу. Сэм снова обхватывает ладонью его член и целует в ухо, заботливо обходит синяки на шее, и Дина почти накрывает от этого глупого, неуместного чувства щемящей нежности, пока брат вдруг заговаривает снова, и Дина резко кидает из нежности в страсть, как из холода в огонь или обратно. Эта сторона их с Сэмом отношений все чаще напоминает Дину американские горки с завязанными глазами - никогда не знаешь куда тебя несет, подкинет резко вверх или упадешь в пропасть. Ощущения каждый раз непередаваемые в своей остроте.
- Сэмми, блин, нам стоит делать этого чаще, - не особо вдаваясь в смысл собственных слов, шепчет Дин и тихо смеется с истерическими нотками в голосе. Его руки снова скользя по плечам и спине брата, пока он смотрит Сэму в глаза чуть безумным взглядом, будто видит впервые, а потом целует в губы коротко и сбивчиво, обхватывая лицо брата ладонями, - Сейчас, мелкий, потерпи чуток, я позабочусь о тебе.
Он снова целует, от волнения попадая в уголок губ, а потом в шею, чуть прикусывая чувствительную кожу под кадыком. Дину нравится смотреть на него, он хочет видеть лицо брата, но лечь или сесть они никак не могут, поэтому приходится меняться местами и развернуть Сэма к стене. Дин хочет прикоснуться, выполнить просьбу брата, чувствовать, как он дрожит и толкается ему в руку, но они оба слишком возбуждены, поэтому Дин боится, что так все кончится слишком быстро, а он не хочет обычной дрочки. Он хочет по-настоящему - тесно, жарко, сводяще с ума.
Дин снова намыливает руку и гладит им брата по пояснице, надавливает на ямочки на нижней части спины и в то же время рассеянно и равно целует его в мокрое плечо. Вода не позволяет чувствовать настоящего вкуса кожи, но даже несмотря ни на что, аромат Сэма пробивается сквозь воду и цветочный запах геля для душа. Дин тихо стонет и прижимается к коже брата ртом, а пальцами скользит по ложбинке между ягодицами и ожидаемо легко скользит внутрь одним пальцем. Мыло лучший любрикант, чем слюна. Он добавляет еще один палец и третий, сделав это пожалуй немного быстро, не давая брату полностью привыкнуть. Но Дину не терпится, и Сэму тоже, он уверен. Перед глазами все плывет, плавится, закрывается красноватым паленом, и Дину почти срывает крышу, пока он намыливает себя, скользя по чувствительному члену медленно и даже на секунду остановившись, чтобы сжать у основания. Нет, чувак, он не кончит до того, как оказаться внутри.
- А знаешь что, Сэмми, давай, проси меня, - Дин проваливается на брата всем телом и тычется головкой в раскрытый вход, но не дожидается просьбы и влажно скользит внутрь, преодолевая небольшое сопротивление не до конца растянутого сфинктера. Замирает, жмурится и кусает сэмово плечо, - Проси, чтобы я трахнул тебя, потому что я тоже люблю звуки, которые ты издаешь, когда я в тебе. Хочу, чтоб ты не только стонал, но и говорил и называл мое имя,, - шепчет он приглушенным голосом, не отрывая рта от плеча брата, балдея от ощущений и собственных слов.

Внутри так тесно и хорошо, что Дина обдает жаром почти сразу же, хотя через секунду он вдруг понимает - пожалуй, все слишком тесно, он, кажется, поспешил. Мысль о том, что он сделал больно брату, способно довести Дина до той степени самобичевания, что он готов выйти и тут же все прекратить, хотя они оба так сильно возбуждены, что это будет равносильно акту мазохизма. Но он готов даже на это ради брата - сразу же выйти, ужасаясь от собственного кощунства, а потом долго извиняться перед своим малышом Сэмми, заглаживая перед ним вину так, как только Сэм захочет, однако, брат обхватывает его член болезненно туго только несколько секунд, а потом чуть расслабляется, позволяя Дину инстинктивно скользнуть вперед до самого конца и низко, протяжно застонать от ощущения единения, целостности.
Теперь они, как продолжение один другого, один совершеннейший организм, и каким бы больным и ущербным себе не казался Дин, порой ему кажется, что они созданы именно для этого. Не просто для банального траха, нет. Он и Сэм - они существуют для того, чтобы продолжать друг друга в прямом и переносном смысле, идеально совпадать друг с другом, быть двумя частями одного. Ему страшно признаваться в этом даже самому себе, но за свой богатой сексуальной опыт Дину никогда и ни с кем не было так хорошо, как с родным братом.
Он замирает, с опозданием давая им обоим возможность приспособиться - Сэму к его размеру, самому себе к неожиданному открытию. И тогда Дин вдруг понимает почти что с ужасом - они не должны делать этого чаще. Ни за что на свете, потому что если это случится, он не сможет остановиться, не сможет сохранить контроль. Свихнется, потеряется, раствориться в этом инцестуальном дерьме. Влюбится. Влюбится в родного брата, и это не будет похоже на его и без того похожего на одержимость братскую любовь. То будет другое, и это другое не закончится ни чем хорошим. Потому что Дину нужно что-то в себя для себя, что-то в себе такого, что не будет кричать имя Сэма, такого, что поможет сохранить рассудок и делать то, для чего его растил отец, а не стать сдвинутым на родном брате психом.
Они не будут делать это постоянно, потому что Дину реально страшно.
К счастью Сэм вытаскивает его из этой опасной пучины. Он начинает говорить - сбивчиво, но быстро, много. Его слова, как раскаленная лава, текут в мозг Дина, заливая извилины, превращая его в идеально тупого, но безгранично довольного овоща, лишенного всяких мыслей, живущего голыми инстинктами. И эти инстинкты говорят о том, что надо делать дальше. Он подается чуть назад, выходя совсем немного, и толкается снова, ударяясь о ягодицы брата влажным шлепком. И снова - так же медленно и почти неуверенно, короткими, маленькими толчками, пока не начинает делать это быстрее и быстрее, все так же прижимаясь ртом к спине Сэма - утром там точно останется синяк - и не отрывается, наконец, от искусанного плеча и не отпускает себя, начав вбиваться в полную силу.
- Да, господи, да. Сэмми, - невпопад то шепчет, то рычит Дин, ставит ладони на влажный кафель на стене, по обе стороны от брата и работает тазом, как заведенный. Сэм, он обычно не многословен в постели. Много стонов, но совсем мало слов. А Дин хочет услышать то, о чем он думает, что хочет. Не просто то, что брату хорошо, а то, с кем ему хорошо, и что думает он не о Джесс, не (помилуй боже) об отце, об охоте, учебе или других проблемах, а именно о Дине, о его руках, губах и члене, и о том, как все это охренительно хорошо, потому что для Дина это так и есть, и он хочет, так хочется знать, что это взаимно. 
Он замедляется немного и вбивается под другим углом - не так быстро, но глубже, чувствительнее. Накрывает ладонями руки брата на стене, зарывается носом в изгиб сэмовой шеи и теряет себя снова, - Мой, Сэм, мой. Такой тугой, горячий, развратный и только мой...
И даже если они не будут делать этого чаще, они делают это сейчас, и это лучшее, о чем может мечтать Дин.

Все вдруг встает на свои места. В прямом смысле. Даже если Сэм заржет или даст ему в нос, если услышит о том, что Дин считает, что место его члена у Сэма в заднице, Дину правда плевать. Он не собирается обсуждать это с братом или думать обо всем этом завтра утром именно в этом ключе, но то, что происходит здесь и сейчас - лучшее, что могло приключится с членом Дина. И нет, ему сейчас не до того, чтобы поржать над собственным остроумием. Сейчас он только и может, что стонать, рычать, говорить всякую бессвязную, матерную хрень и как одержимый втрахивать брата в стену в ванной.
Ему жарко изнутри и снаружи, по спине струится то ли пот, то ли вода из душа, а в ушах стоит ровный шум воды, влажные шлепки их дел друг о друга и смешанные стоны, которые будто рикошетят от стен и возвращаются в тройном объеме. Голова идет кругом, и Дин думает, что это все реально слишком. Чересчур хорошо, чтобы от этого было легко отказаться. И как раз в этот момент Сэма прет на вытягивание дурацких обещаний! Будто он - очередная девка и просит Дина позвонить ей снова: ты же позвонишь мне? Позвонишь потом?
У Дина появляется навязчивое ощущение, что Сэм каким-то образом залез ему в башку, а так же желание занять брату рот сейчас же - пальцами, ладонью, губами - не важно, только бы он перестал играть нечестно. Потому что Сэм сейчас не как девка, которую можно кинуть без зазрения совести. Сэм, как щеночек, который бегает за тобой и просит взять домой. Щеночка не бросишь. Сэма - так точно нет.
- Сэм, заткнись, - не требует, а просит Дин. То ли целует, то ли кусает брата за загривок и сжимает в пальцах его пальцы. Погружается в него глубоко, прижимается грудью и сэмовой спине, будто донося до него послание таким образом вместо слов, которые не место и не время сейчас говорить. Сэм подмахивает, но не затыкается, и Дин бы рад сделать что-то с его излишней сговорчивостью, вот только сам уже пересек черту, за которой остались все умные мысли и благие побуждения. По эту строну черты только страсть и желание. Болезненная сладость и сладкая боль где-то под корой мозга и внизу живота.
- Да, да, мать твою! Не в последний, - уступает, не выдерживает, сдается Дин. Да он и сам знал, что не в последний. Отказаться от греховной связи до конца - не может и не смог бы. Но это не значит, что они не сойдут с этого сескодрома завтра и не станут обычными братьями, как всегда. Но это завтра, а завтра сейчас не существует.
- Трахаю тебя так, как ты любишь, - хрипло и коротко смеется Дин, отвечая на риторический, вообще-то, вопрос брата, позволяя ему брать его руку, поднести к губам и целовать так, что у Дина поджимаются яйца. Он сейчас точно кончит, но Винчестер хочет дождаться брата. Хочет, чтобы вместе, хочет почувствовать, как Сэм сжимает его в себе во время собственного оргазма, как синхронно у них сокращаются мышцы, как оба и дышат, и задыхаются в унисон.
Сэм сам ставит его руку на собственный покрасневший от высшей степени возбуждения член, и Дина не надо просить дважды. Сэм слишком высокий, чтобы из-за его спины Дин видел то, что делает, но он чувствует, знает уже, как надо. Огромный член брата ложится в ладонь уверенно и привычно, и Дин сначала обводит пальцами гладкую головку, потом по ободку под ней, где больше нервных окончаний. Он совершенно не видит то, что делает, лишь по инерции продолжает сбивающиеся с ладного ритма на более хаотичные толчки и трогает брата вслепую, стоя у него за спиной, как будто ласкает себя. В какой-то момент он даже почти верит, что благодаря чудо-телепатией чувствует то, что чувствует брат, сосредотачивается на новых ощущениях и вторит протяжному стону. Дин двигает рукой уже по всей длине, быстрее и быстрее, привалившись лбом к затылку Сэма, и подключает вторую руку, поймав брата в кольцо из рук. У него больше нет много места маневра на длинные толчки, но они уже так близки к грани, что хватит только быть единым целым, чтобы увидеть рождение звезды. Требуется не больше нескольких таких движений и тихое Сэмми!, чтобы горячее, белое и пульсирующее вылилось за край, застлав собой существующую до этого реальность.

Ноги плохо держат. Дин по себе знает, что это выражение не всегда метафора. Когда что-то когтистое нехило так потрепало тебя и ты потерял полтора литра крови или когда приложился головой о могильный камень, в лучшем случае заработав себе сотрясение мозга, или же когда трахнулся с братом так очешуенно хорошо, что даже сил из ванны вылезти нет, то да, выражения о плохо держащих тебя ногах вовсе не попытка украсить речь.
- Аналогично, чувак, - тихо смеется Дин, вытаскивая обмякший член с хлюпающим звуком, который как-то особо пошлый сейчас, но вряд ли кто-то из них собирается сейчас краснеть. Впрочем, если Сэму и краснеть, то только за грязный мат, который Дин никогда бы не ожидал услышать от своего вежливого братика. Приятно удивил, Сэмми, ничего не скажешь.
Дин улыбается своим мыслям, но как-то вяло. У него слабость во всем теле, колени немного дрожат, и усталость вдруг разрушительной волной цунами прибавляется к послеоргазмой неге, вызвав чуть ли не обморок. Дин чуть покачивается и почти висит на брате следующие несколько секунд, изображая медвежье объятие, которое имеет и тайный коварный замысел - попытку сохранить равновесие и устоять на ногах. Сэм едва ли в лучшем состоянии, поэтому через минуту Дин берет себя в руки и отлипает, но не убирает руки с плеча брата, пока толкает его под теплую струю воды, встав рядом. Вода смывает сперму, пот и остатки мыла, а братья стоят, прижавшись, по-прежнему чувствительные после оргазма, и Дин, подаваясь импульсу, лениво и медленно целует брата в губы, получая от неглубокого поцелуя со вкусом воды какой-то невинный по сравнению со всем остальным кайф.
А потом закрывает воду и выталкивает Сэма из ванны, будто ему снова пять лет, и Дин моет его с преувеличенным чувством собственной важности. Он полностью руководит процессом, берет пару полотенец и одну закидывает Сэму на плечи, правда, оставляет его вытереться самому. Дин быстрее вытирается и оставляет коротким волосам сушиться самим - жарко. Впервые с тех пор, как они оказались в одной ванне Дин чувствует погоду и вообще внешние раздражители.
Пока Сэм занят собой, старший идет в комнату и смотрит на кровати целую минуту. Между ними стоит тумбочка с телефоном и настольной лампой, и Дин вытаскивает ее оттуда, оттащив в дальний угол номера, после чего толкает и соединяет две кровати размера куин, получив один супер кинг сайз. Это все глупо и откровенно не то, но Дин доволен. Он садится на край самодельного ложа, по прежнему полностью голый, и ждет брата.
- Иди сюда, - все еще измененным голосом, но будничным тоном зовет старший, и когда Сэм подходит, заставляет сесть рядом и заклеивает заранее приготовленным пластырем висок. Подбородок сам заживет.
- Знаешь что, Сэмми? - вдруг предельно серьезно начинает Дин тоном, которым якобы говорят вещи, которые только что пришли на ум, но о которых на самом деле долго думали и, может, даже репетировали перед зеркалом, - Хватит уже хранить траур по Джесс. Тебе стоит найти девчонку и хорошенько перепихнуться с ней, и тут я тебе не помощник. То, что между нами, - Дин заминается лишь на секунду, - это другое. Не то, короче. А ты молодой парень, и тебе нужна баба, так что, чтоб я не видел, чтобы ты нагружал правую руку, тебе ею стрелять надо, чувак, - шутливо пихнув брата в бок, заявляет Дин и забирается в постель, как ни в чем не бывало. За окном совсем скоро начнет светать, и ему хочется заснуть раньше, чем солнце начнет светить прямо в рожу, - Чур, это моя половина! - торжественно заявляет Дин, будто в этом есть какой-то смысл, занимая правую половину импровизированной двухместки, игнорируя одеяло и накрываясь тонкой простыней. Лежит так пару секунду, потом передвигается ближе к центру и хлопает рядом собой по кровати: - Так что, идешь?
И может, они не будут делать этого чаще, но точно будут. А сегодня, может - только может! - они будут даже обниматься перед сном.