У него нет собственной внешности. Когда он родился, у него были какого-то определенного цвета глаза и кожа, а так мужской пол, как рассказывала мать, но теперь уже трудно сказать, на кого он похож на самом деле. Видимо, такова его судьба - вечно быть похожим на кого-то еще. Но он не жалуется. Он любит часто менять свой облик, будто гламурная девица обновляет свой гардероб, с тем лишь отличаем, что Шифтер измеряет на себе платья из кожи, плоти и, конечно, мыслей, эмоций. У него нет своей внешности, у него нет своего имени. Но прямо сейчас его зовут Дин Винчестер.
В начале он принимает его облик для того, чтобы сбежать от погони этого Дина и его брата, парочки надоедливых охотников, такие ни раз попадались на пути Шифтера и таких он ни раз дурил. Он не ждет ничего особенного от этого преобразования, пока вдруг не понимает, что этот Дин... в нем есть что-то, что заставляет Шифтера желать оставить себе эту внешность, как можно дольше. И дело не в том, что он красавчик, хотя он красив, настолько, что Шифтер постоянно ищет зеркало, чтоб налюбоваться на себя самого. Пока что слишком рано познать свое новое Я в подробностях, но он чувствует поток чужих эмоций и воспоминаний, который медленно, но верно наполняет его, делая образ полным, идеальным. Связь шифтера и хозяина кожи, что он носит, не проста. Это сильная связь, непрерывная, и пока перевертыш носит эту внешность, он может чувствовать Дина, будто подпитываясь от него, даже если тот лежит с мешком на голове в полной отключке или находится в другом конце города, обыскивая убежище Шифтера лишь для того, чтобы обнаружить прелестную Бэки и понять, что малыш Сэмми сейчас в ловушке. Даже когда Дин далеко, он собирает образ по кусочкам, каждый раз капнув глубже и снимая еще один слой сущности Дина Винчестера.
Дин охотник, опасный, опытный и сильный, охотник со знанием своего дела, убивший немало нечисти. Еще он веселый малый, любящий выпивку и женщин и еще кое-что, что Шифтер не может сразу разобрать, но то, что под этим жизнерадостным фасадом бурлят конфликты, подобно магме, он чувствует каждой клеточкой своей новой кожи. Дин совсем не так прост, как кажется на первый взгляд, но волнение внутри него лишь добавляют остроты коктейлю из его эмоций и переживаний. Вся эта обида на отца, тоска по матери, чувство собственной ничтожности, вины и не осуществившихся надежд грызут парня изнутри, и Шифтер упивается ими, получая истинное, извращенное удовольствие от всего этого. Он любит распознавать людей, проникать в из сознание, подобно яду, и увидеть тайные страхи и потаенные желания. Шифтер псих, он знает это, и ему это нравится, поэтому он возьмет от этой игры под названием "Дин Винчестер" все, что сможет.
- Будет жаль расстаться с этой внешностью, - искренне говорит он связанному, слегка побитому Сэму, лежащему на полу - идеальное зрелище, - Увы, вскоре эту милую мордашку объявят в розыск по всей Америке: предумышленное убийство родного брата - это вам не шутки, - хмыкает он, выбирая самый большой нож на кухне Бэки, а потом смотрит на Сэма и пытается узнать, что чувствовал бы при этом Дин. Виски сжимает в неожиданном приступе боли, и будто компьютерной томографии Шифтер видит, как мозг Дина загорается подобно фейерверку, реагируя так бурно, как ни на что до сих пор. Он даже замолкает и пытается понять, что только что произошло, а потом копается в сознании Дина на предмет конкретных воспоминаний, которые объяснят, почему он смотрит на брата так, будто Сэм единственное, что Дин видит в цвете. И находит быстро, хоть и видит, что Дин хотел бы показать все это чужаку в самую последнюю очередь. Шифтеру плевать, он может узнать то, что хочет, и что самое главное, может использовать это.
Уголки его губ дергаются, когда он смотрит на Сэма по-новому. На Сэмми. Именно так называет его Дин.
- Сэмми..., - он смакует имя на языке, а потом понимает, что произносит совсем не как Дин. Так не пойдет, совсем-совсем не убедительно, недовольно подмечает тварь и снова пробует уже так, как Дин: - Сэмми, - голос Дина передает даже волнение и заботу за братика, и Шифтер незаметно улыбается, довольной собой, - Это тело... я привязался к нему, правда не хотелось бы его терять. У твоего брата куча хороших качеств, тебе стоило бы больше ценить его, - сообщает он, присев перед Сэмом и проведя не острой стороной ножа по груди парня, от шеи и вниз, чуть надавив на впадинку между ключицами, подцепив веревку, связывающую торс, - Скажи мне, Сэ-э-эм, ты правда не видишь все это или просто притворяешься, как и он?

Отредактировано Dean | Winchester (2014-07-09 17:45:24)

Смотреть на связанного, беззащитного, беспомощного Сэма - одно удовольствие. Нет, что вы, Шифтер не имеет против него ничего личного, как не имел ничего лишнего против всех тех, которых пытал и убивал. Зачем он это делал? Просто, потому что мог. Может.
Он не считает себя маньяком, не упивается растерзанием тел, он просто дает людям то, чего они - такие нормальные, обеспеченные, уютные - заслуживают. Тем самым людям, которые не принимают никого, кто отличается от них, которые считают его, талантливого, умного, особенного - фриком. И это бесит, настолько, что Шифтер надавливает тупой стороной ножа на шею Сэма Винчестера так сильно что на коже остается белый след, который тут же становится багровым - останется синяк.
- Не скаль на меня зубы - выпадут, братишка, - говорит он, с трудом контролирую ярость, которую поднимает в нем отношение Сэма - такое же презрение и ненависть, как и у всех, кто узнает, кто он такой. И это в том случае, когда он и его брат - такие же фрики, ничем не лучше его, Шифтера.
Его пальцы сильнее сжимают рукоять ножа, когда он видит, как лихорадочно работает сэмов мозг, как разбегаются глаза в поисках чего-то, что может помочь сбежать, вырваться, освободиться. Он знает, что этот Сэмми-бой не будет нежен с ним, если он даст маху, у него не дрогнет рука, потому что он отличный охотник, Шифтер видит это в воспоминаниях Дина, восхищение того братом наряду с желанием защитить того, уберечь, убить всех монстров вместо него и ради него. Этот образ младшего охотника, где Сэмми Дина, намного ярче в представлении брата, чем есть на самом деле, и Шифтер невольно проникается, начинает смотреть на свою связанную жертву иначе.
Он убирает нож и задумывается лишь на секунду, прежде чем оседлать бедра Сэма, крепко сжав их своими ногами и лишая его возможности двигать ногами. Он видит расширяющиеся от удивление серые глаза Сэма, знал бы он, как долго его старший братик обо всем этом мечтал. Милый, милый Дин, любимец шлюх и официанток за тридцать, натурал от мозга костей, он пришел бы в восторженный трепет от возможности взобраться на младшего братишку, которого так хочет защитить от всего ужасного, в числе которого и он сам. Дин хочет-боится-ненавидит себя-снова хочет-хочет-хочет, и приоткрыв эту тайную дверь в потаенные глубины сознания хозяина коже, у Шифтера снова случается небольшой приступ мигрени. Рука с ножом невольно тянется к виску, он морщит красивое лицо Дина Винчестера, будто телепатическому видео-сообщению получая вспышки картинок, другой ладонью уперевшись Сэму в грудь, пока все не заканчивается. Шифтер трясет головой в смешном собачьем жесте и улыбается.
- Ухх, это было нечто. Будь я моложе, я бы покраснел, - почти честно признается он, все еще под впечатлением. Он ерзает на бедрах Сэма - нарочно - и снова опускает нож, на этот раз касаясь кожи горла лезвием, но не надавливая, нежно, будто цирюльник виртуоз орудует бритвой, - Что, правда не видишь? - тихо, будто заговорщически спрашивает он, наклоняясь и чуть ли не укладываясь на связанного парня всем телом, не убирая ножа с его горла. Он все еще чувствует мысли Дина, ощущение, будто от тысячи маленьких электрических зарядов по всему телу, все естество его орет: Сэм, Сэмми! и Шифтер ловит эти эмоции, будто энергетический вампир. Адреналин бурлит в крови, заставляя его бегать быстрее и быстрее и... ниже. Что поделать, это тело хочет Сэмми.
- Такой невнимательный к родному брату, Сэмми, а ведь он так любит тебя, - продолжает говорить он низким, глубоким голосом Дина, который от волнения становится глубже. Теперь-то Шифтер рад, что не убил Сэма сразу. Как же он его убьет, это же Сэмми - его младшенький, любимый брат, которого Дин ни за что не обидит, - Знал бы ты, как сильно любит, - практически урчит он Сэму в губы, наклоняясь над ним низко-низко и прижимаясь наливающимся пахом ему в бедро.

Сэм умный мальчик. Об этом говорят воспоминания Дина, воспоминания милашки Ребеки, а до этого Зака - всех, кто знает Сэма Винчестера. Он очаровательно наивен, но далеко не глуп, однако, милый, стыдливый Дин, ненавидящий себя и свою одержимость братом, позаботился о том, чтоб не показать Сэму и намека на свои потаенные грязные мечты. Сэм не ожидает подвоха, в красивых, чистых глазах плещется недоумение, а тело никак не реагирует на близкий контакт, разве что мальчик решает, что это способ удержать его на месте.
По началу все, что чувствует Шифтер - разочарование. Мелкий то ли тугодум, то ли настолько неискушенный, и от того, что все идет не по его плану, тварь снова начинает терять терпение, пока не приходит к выводу, что во всем есть своя прелесть. Сэмми не знает, он правда наивный, неискушенный, невинный во многих смыслах, именно такой, каким любит Шифтер. Он любит таких. Он любит таких портить и ломать.
- Я? - на секунду он улыбается почти невинно, чуть растерянно, - Я - ничего, все сделает Дин. Хотя, "проткнуть" - хорошее слово, оно мне нравится, - Шифтер переходит на тихий смех, и не спешит раскрывать всех карт. Пусть парень догадается сам, и когда это случится, ему не хочется упустить момент, когда Сэмми поймет, что к чему, наоборот, он насладится им, запомнит и сохранит в памяти. Но а пока малыш просто недоумевает - чистое непонимание и наивность в глазах, Шиферу уже не терпится почувствовать их на ощупь, ощутить невинность Сэмма на вкус на собственных губах, ммм...
- А вот это было грубо, Сэм, - говорит он, пытаясь удержать парня на месте, пока тот пытается оттолкнуть обидчика в грудь. Шифтер крепко держит его за плечи, прижав к полу, в то же время придавливая всем весом, и все это время взгляд Сэма разбегается, мечется, и уровень тревоги в нем зашкаливает. Он еще не понял, но Шифтер видит в его глазах тревожное подозрение чего-то ужасного, инстинктивное пока, но вполне обоснованное, как мы уже знаем. А потом это случается. Осознание бьет Сэмми похуже ножа, что Шифтер все еще держит в руке, и чистое отвращение, что он получает от младшего Винчестера, именно то, что нужно. Он не любит простых задач, если бы Сэм принял это легко, он перерезал бы ему глотку в одно мгновение, ибо скучно. А так... так то, что нужно. Нет, его цель - не изнасилование, это тоже чересчур просто, наоборот, нечисть хочет найти доказательство того, что в семье Винчестеров не один Дин не так вышел. Шифтер видел его воспоминания, он знает их семью, и связь, которая соединяет двух братьев, работает по обе стороны, и раз в случае со старшим произошел сбой, родивший иного рода привязанность, почему бы не попробовать найти и вытащить наружу то же самое в младшем? Ведь они так похожи друг на друга. Мальчики Винчестеры. Две части одного.
- Извращенец? Скажи это Дину, Сэм, - он чуть отстраняется и говорит уже другим, вовсе не диновским голосом - иные интонации, иная цель. Сейчас он просто семейный психолог, пытающийся донести до одного из супругов правду об их отношениях, - Он такой милый, не правда ли? Всегда защитит и порвет любого, кто притронется к тебе. Такой преданный старший брат, помешанный на собственной привязанности к младшему. Я у него в голове Сэмми, и если тебе не нравится, как это шикарное тело ощущается прижатым к твоему, поверь, тебе бы не хотелось прочесть мысли своего брата, потому что наш Дин... просто неприлично сильно любит тебя.
Он снова чуть отстраняется, любуясь произведенным эффектом своих слов, и теперь просто сидит на бедрах Сэма, глядя ему в лицо. Если бы он все еще был способен на чувства, то непременно пожалел бы парня - такой ведь шок узнать всю правду о своем брате-извращенце. И нет, Сэмми, не отрицай очевидное, даже если сейчас ты говоришь, что не веришь, ты шарахался бы от Дина еще очень долго, если бы я тебя отпустил, жаль, что этого не будет...
Нож лязгает о плитку на полу кухни, когда Шифтер откладывает его, а потом берет обеими руками за связанные запястья Сэма и поднимает его руки вверх, прижав к полу у того над головой, для этого ему снова приходится лечь на Сэма, и так как между ними уже нет зажатых рук парня, контакт получается таким плотным. Чувственные губы Дина касаются подбородка Сэма, веснушчатый нос утыкается ему в щеку, и когда Шифтер говорит снова диновым низким голосом, Сэмми может чувствовать теплое дыхание своего брата на своем лице:
- Ну что, не хочешь узнать, что у меня в голове, мелкий?

Сэм как сломанная пластинка, и, по-правде говоря, Шифтеру уже скучно. Он никогда не отличался большим терпением, и если другого развлечения все нет и нет, руки так и чешутся приступить к привычной части и пустить кровь. Он любит кровь, она успокаивает, что ли? Кровь всем к лицу, особенно, таким милым, упрямым мальчикам, как Сэмми. И даже с учетом того, что ему больше нравятся девочки, он смотрит на Сэма глазами Дина, и в его глазах малыш чертовски бесценное нечто, которому будет очень и очень идти красный цвет.
Запах кожи охотника чуть кружит голову, и нечисть блаженно улыбается, прежде, чем снова потянуться к ножу. Он будет слизывать красную, тягучую кровь с кожи Сэмми медленно, широкими мазками языка, чувствуя, как тот дрожит и вздрагивает под ним, и это будет лучше, чем слушать нудное отрицание парня. Но прежде, чем его пальцы дотягиваются до рукояти кухонного ножа, Сэм показывает, что еще не готов беспомощно дрожать и всхлипывать. Удар головой сильный, но в целом не причиняет вреда, лишь дезориентирует на пару секунд, как раз столько, сколько нужно младшему Винчестеру для того, чтоб воспользоваться моментом. Удар локтем уже действительно болезненный, и, кажется, это ломает красивый, неприлично прямой нос Дина.
- Сукин сын, - практически воет нечисть, инстинктивно схватившись за лицо и отпрянув. Это дает Сэму место для маневра, но Шифтер тоже не дурак. Если Сэму удастся освободиться, он вонзит этот нож прямо в мускулистую грудь своего брата, поэтому тут уже борьба за выживание. Шифтер очень хочет жить. Несмотря на боль, он бьет противника по лицу, все еще сидя на него сверху, тесня движения, и в следующий момент толкает нож, до которого так хочет дотянуться Сэм. Лезвие скользит по гладкой поверхности пола и оказывается под столом, достаточно далеко, чтобы Сэм ни в каких смелых мечтах не дотянулся до него, - Маленькая блядь, - шипит он, мелко дрожа вперемежку от боли и ярости, и бьет побежденного пленника в лицо кулаком, а потом снова и еще раз, пока из разбитой скулы не брызгает кровь. После этого тварь чуть успокаивается и проверяет собственный нос. Крови нет, но он явно сломан. Ничего, регенерация у него что надо. Перевертыш чуть морщится, пока вправляет нос и отращивает хрящи. После этого он поднимается на ноги и грубо схватив Сэма за связанные руки, заводит их за голову и привязывает их к кухонному шкафчику, которую запирает на ключ.
Извивайся теперь сколько влезет, сучка, - говорит взгляд нечисти, а сам он молчит, что крайне нетипично для него. Шифтер любит говорить - соблазнять, дразнить, задевать. А сейчас молчит. Маленькому Винчестеру самое время волноваться. Нож снова оказывается в руках Шифтера, а пугающая полуулыбка растягивает губы Дина.
- Не дергайся, иначе привяжу ноги к столу, - предупреждает он, снова усаживаясь на ноги парня, придавливая их к полу всем весом. Он водит лезвием по лицу Сэма, собирая на кончик металла кровь с щеки, после чего слизывает ее с ножа так показушно, как только умеет - тело Дина так и создано для таких представлений. Он наклоняется, медлит, а потом слизывает остатки красной жидкости уже с щеки охотника, чуть закатывая глаза и томно постанывая, - Ммм... Ты разозлил меня, но это так успокаивает.
На самом деле, перевертыш - не каннибал, но кровь испуганной жертвы - тот еще афродозиак. Пульс чуть учащается, и при виде омерзения и совершенно дикого ужаса на лице Сэмми, он снова добреет, возбуждается.
- Не бойся, Сэмми, это же я. Я никогда не сделаю тебе больно, братишка, - уверяет он голосом Дина, прежде чем провести языком уже по шее Сэма, слизывая соленый пот, - Ты такой вкусный. Но настоящий Дин не сделал бы ничего такого. Он целовал бы нежно и чуть опасливо, стараясь не испугать тебя, сделать тебе приятно, - рассказывает он, чуть понизив голос, шепча слова Сэму в шею, - Одну руку он положил бы тебе на затылок, зарыв пальцы в твои волосы. Он помнит какие они были мягкие в детстве и так чертовски хочет дотронуться вновь. Знаешь, подзатыльник единственный доступный способ порой, а так ему не нравится бить тебя, наоборот, он хочет сделать тебе очень и очень хорошо, Сэм, - сообщает нечисть, скользнув левой рукой на затылок Сэма, запустив пальцы в волосы и чуть сжав, - Другой рукой он бы держал двое лицо, мягко поглаживая большим пальцем кожу. Твоя щетина должна едва заметно царапать подушечку пальца, - думает он, - почти урчит Шифтер, делая то, что рассказывает, но при этом не выпуская из рук нож, - Он наклонился бы, очень нервничая, и коснулся бы своими искусанными от волнения губами твоих губ, дрожа от мысли, что ты его родной брат и просто тая от осознания того, что это происходит. Ему будет так, так стыдно и невероятно хорошо коснуться своими губами твоих, Сэмми, - шепчет он, перед тем как скользнуть губами Дина Винчестера по губам его младшего братишки - нежно, невесомо, с трепетным желанием, почти так же, как сделал бы Дин.

Сэмми держится, и, как ни странно, это не выводит Шифтера из себя так же легко, как его попытки вырваться. В целом, нормально, что он, молодой, гетеросексуальный мужчина, лишь испытывает отвращение от перспективы заняться сексом с кем-то, кто выглядит в точности как его родной брат. Вот только исходя из всего, что уже видел перевертыш, он знает, что у Винчестеров нормально не бывает в принципе, поэтому он не теряет надежды добиться чего-то такого же ненормального и от Сэмми. К счастью для Сэма же, потому что момент, когда Шифтер решит, что добиться взаимности от парня невозможно, будет последним для Сэма. Добыча, с которой не играется - мертвая добыча, и лучше бы маленькому Винчестеру понять этого как можно скорее.
- Вот уж не думал, что ты так глуп, Сэм. Или ты просто выдаешь себя за дурачка? - задумчиво вопрошает нечисть, чуть отстранившись и позволив Винчестеру отплеваться вдоволь, - Вы оба особенные - ты и твой брат-извращенец, играть с такими - сплошное удовольствие, Сэмми. Хотя, беру свои слова обратно, Дин не извращенец, по крайней мере, он не просто хочет трахнуть тебя. Он любит тебя - глубоко и искренне, настолько, что воспоминания его кожи заставляют меня видеть в тебе долбанное сокровище, хотя ты просто очередной скучный мальчишка. Но он так не думает, для него ты - весь мир, он весь провонял этим чувством, а ты даже не заметил этого. Впрочем, он только рад, не уставая благодарить всех известных ему богов за то, что они обделили его тебя проницательностью в таких делах. Ему так стыдно за эти "неправильные желания", так плохо и в то же время тааак сладко...
Глядя в лицо офигевшего парня, Шифтер испытывает извращенное удовольствие. Будь он в теле блондинки Бэки, вряд ли ему бы удалось вызвать на лице Сэма такой широкий спектр чувств, блондинкой было бы скучно, да и раз на то пошло, он не просто хочет трахнуть милого Сэмми, не совсем. Отыметь его морально будет немного приятнее, чем сделать это в прямом смысле, хотя приложить руки к этому стройному, молодому телу, практически девственному в некоторых местах, тоже будет приятно. Какой бы надоедливой занозой в заднице ни был этот Сэмми-бой, в целом он очень неплох собой.
- Можно и без поцелуев, если так противно, - снисходительно заявляет Шифтер, удобнее устраиваясь на ногах Сэма. Он-то терпеливый, они могут хоть неделю так играть, если бы не угроза того, что настоящий Дин вскоре ворвется спасать свою принцессу ака бесстрашный рыцарь. Так что, время поджимает, и твари нужно увеличить давление. Он снова позволяет себе подсмотреть в мысли Дина, это чревато мигренью, но оно того стоит, поэтому Шифтер смотрит и... о да. Как бы Дин не старался изменить свою постыдную увлеченность братом, все его мысли, будто железные опилки к магниту, стягиваются к Сэмми. У Дина голова забита сотней, тысячей картинок того, как он просто смотрит на брата, молча любуюсь серьезной гримасой на его лице, пока он работает над материалами очередного дела, длинными ресницами, тень от которых при свете от монитора падает на щеки, сухими, чуть обветренными губами, стройным, сильным телом, напряженной линией спины. Вот Дину непреодолимо хочется провести рукой вдоль позвоночника брата - от шеи, касаясь мягких, отросших волос на затылке, через легкий прогиб в пояснице до твердых ягодиц...
Тварь снова начинает возбуждаться, и добиться большей реакции от Сэма сейчас будет более, чем к месту.
- Почему ты не веришь мне, Сэмми? - голос тихий, но такой диновский, с едва уловимой ноткой отчаяния. Нож снова отложен в сторону, и ладони Дина - в данный момент такого настоящего Дина - прижаты к Сэму, одна на груди, другая на шее боку, - Поверь, я бы тоже хотел, чтобы ты никогда не знал об этом, братец, это все так неправильно, но я ничего не могу с собой поделать. Я решил, что буду молчать, буду бросать тайные взгляды, ловить каждое движение, но никогда не скажу тебе ничего, никогда, Сэмми. Никогда не скажу тебе, как мне хочется поцеловать тебя, дотронуться до тебя по-настоящему, услышать как ты стонешь, увидеть твое лицо во время оргазма... Но всему есть придел. Не могу больше терпеть, Сэмми. - голос падает до хриплого полушепота, и Шифтер прислоняется ко лбу Сэма своим, прикрыв глаза и втягивая в ноздри аромат, который так дурманил бы голову настоящего Дина.

Неожиданное разрешение скорее похоже на новую степень отвращения, нежели на смирение. Но в одном Сэм прав - никуда ему не деться отсюда; умный мальчик, наконец-то он это понял. Но и нечисть не дурак. Ему намного больше лет, чем Сэм может подумать, он живет на свете долго и перепробовал на себе столько личностей, что хватит для опыта на десяток жизней. Шифтер может и псих, но не идиот, и эти не артистичные попытки Сэма показать, что он, мол, готов и жаждет, впечатляют тварь не сильно. Это вовсе не то, чего он добивался. Он не просто хочет добиться смирения, нет, ему хочется найти и вытащить наружу взаимность.
Нет и капли взаимных чувство в том, как Сэмми дрожит, дергается или даже касается кончиком носа носа своего брата. Это вновь начинает выбешивать Шифтера, и неизвестно, как его психически неустойчивая натура отреагирует на это, когда вдруг губы Сэма приоткрываются и с них срываются два слова. Их вполне можно перепутать с дыханием, настолько тихо говорит он, но они близко, так невозможно близко, что перевертыш слышит. И это уже по-настоящему. И вот тут проницательности Шифтера не хватает на то, чтобы понять, кому именно обращена просьба, кого Сэм видит перед собой, кого зовет, кого просит. В каком-то смысле ему даже плевать, поэтому принять этот крик о помощи за зеленый свет оказывает проще простого.
Его губы чуть вздрагивают, желая то ли растянуться с триумфальной ухмылке, то ли прижаться к губам Сэма снова. Губы того в сантиметре от его собственных, и теплое дыхание смешивается в этом тесном, напряженном, жарком миге. Шифтер - Дин, теперь он Дин - вдыхает чуть судорожно, повернув голову вправо и чуть выше, прижимаясь губами к припухшей, покрасневшей щеке брата. Кожа Сэма горячая, раздраженная, и "Дину" на минуту кажется, что не только от травмы. Что Сэмми краснеет, ему стыдно и жарко, и да, именно так, это то, что надо... так естественно стыдиться своей одержимости братом. Сам Дин тоже страдает. Страдает и наслаждается, ловя кайф от того, что позволяет себе запретные мысли, и тут же карает себя за них, желая провалиться сквозь землю от стыда. Это так волнующе, так страстно - постыдное желание двух братьев, что нечисть заносит, он уже сам придумывает себе историю, больше не замечая попыток Сэма вывернуться, отвращения и страха на его лице. Это страх собственных чувств, страх неизведанного, сногсшибательного, грешного удовольствия, которое ждет их, уверен "Дин", поэтому когда его губы касаются разбитой скулы брата - мягко, осторожно - он почти по-настоящему нежен, настолько, насколько может быть нежным маньяк.
- Сейчас, братишка, потерпи, - урчит он Сэму на ухо, переместившись губами почти до мочки, а потом отстраняется резко, убрав руки с Сэма и схватившись за нож неожиданно стремительно, будто хочет положить этому конец раз и навсегда. Так же резко Шифтер сползает с ног "брата" и перерезает веревку, связывающую его ноги, - Так лучше, Сэмми, вот так, я спасу тебя, я всегда тебя спасаю, - его шепот лихорадочный, глаза огромные и темные, и нечисть так втягивается в игру, что верит каждой секунде происходящего - тому, что он Дин, и тому, что Сэмми хочет его так же сильно, как он его.
Нож втыкается в ножку стола, освобождая обе руки "Дина", которыми он сначала массирует щиколотки Сэма, разнимая затекшие от связывания ноги, при этом смотрит на него с безумной заботой, прежде, чем согнуть ноги "брата" в коленях и развести их в стороны:
- Расслабь, - не просит, а приказывает и предупреждает тварь, когда очевидно, что Сэм не хочет оставаться в такой беззащитной позе, - Брат не сделает тебе больно, Сэмми, - мягче, с нотками скрытого сумасшествия говорит Шифтер, хаотично поглаживая бедра Винчестера руками и устраиваясь между ними, как бы против не был Сэм. Он просто боится своих чувств, общественных табу и отца, - убеждает себя "Дин", а в глубине души Сэмми хочет этого - сильно-сильно. 
Он так увлекся, что уже не подсматривает в голову старшего Винчестера, играет свою историю, собственного Дина, и даже собственного Сэма, которого сам и наделяет чертами, которые ему нравятся. Как все обстоит в реальности, Шифтеру плевать. У него  есть нож, а веревки крепко связывают Сэмовы руки. На его стороне сила, и сюжет будет придумывать он сам, так что Сэмми лучше не дергаться, если ему не хочется стать чересчур покорным раньше времени, ведь если подумать, тварь так завелась, что может поиграть даже с трупом. Ей не впервой.

Дин Винчестер
В канализации мерзко, то тут, то там разбросаны клочки кожи, волос и мерзкой на вид жижи, которая напоминает отдельные части тела. Еще в логове твари одежда и вещи разных людей, будто трофеи, выигранные на каком-то мерзком, извращенном соревновании, и Дин морщится, когда думает о том, что большинство этих людей либо мертвы, либо отвечают за преступления, которые не совершали. От мысли о том, что тварь носила и его обличье, когда убивала невинную женщину, Винчестера передергивает, это не просто дело, теперь это личная месть, думает он, и пистолет, заряженный серебренными пулями, как никогда уверенно лежит в его руке.
Где-то справа что-то шуршит и движется, и, ведомый инстинктами, Дин вздрагивает и направляет оружие на источник шума. Проходит несколько секунд, прежде, чем глаза полностью привыкают к полумраку, и парень видит чей-то силуэт под куском грязного брезента. Когда Дин срывает его и видит взлохмоченную, связанную и испуганную Рэбекку Уоррен, сердце ухает вниз так стремительно, что почти темнеет в глазах.
- Сэм поехал к тебе домой, - говорит он, пока слушает рассказ Бекки и освобождает ее от пут. Внезапно ослабевшие пальцы плохо слушаются, и развязать узлы получается дольше, чем надо. Он говорит себе, что Сэм взрослый, опытный охотник, который в первый раз раскусил в его обличье шифтера, но отчего-то так настойчиво сосет под ложечкой, и сердце бьется в разы быстрее, чем надо. Дину страшно.
Он звонит на мобильный брата из машины, пока они едут домой к Рэбекке, но механический голос оператора говорит, что абонент выключил телефон, либо находится вне зоны доступа. Не важно, Дин будто не слышит и звонит еще раз и еще, пока Бэкки не смотрит на него почти испуганно. Дин выключает телефон и давит на педаль газа так настойчиво, как только может. Дину правда очень страшно.
Сначала он собирается взять Бэкки с собой, но когда они проезжают мимо городской больницы, Дин тормозит и высаживает девушку. Черт знает, что ждет их у нее дома, поэтому рисковать ею не стоит. Хотя на самом деле, охотник даже не думает сейчас о ней, он действует, повинуясь инстинктам, и сейчас эти инстинкты вопят о том, что ему стоит торопиться. Господи, только бы успеть, только бы успеть. Страх лижет сердце холодным, влажным языком, и руки, крепко сжимающие руль, начинают немного дрожать.
Он тормозит так круто, что чуть не врезается в машину Рэбекки, прикаркованную во дворе, кажется, он даже немного сминает бампер Детки, но Дину сейчас плевать. Он проверяет оружие и выходит, по привычке осторожно и бесшумно, однако, когда в прихожей до него долетает крик Сэма, Дин забывает все, что учил его отец. Он просто бежит на этот холодящий кровь крик и, добравшись до кухни, чуть не спотыкается о воздух от картины, которая встает перед ним.
Хорошо, что у него есть инстинкты, хорошо, что отец выдрессировал их по принципу "сначала стрелять, потом думать", потому что если бы его рука не поднялась сама и палец не нажал бы на курок, Дин стоял бы столбом и смотрел бы не верящим взглядом, навечно запоминая ужас в глазах брата и грязное, первобытное вожделение на собственном лице. Дину не страшно, Дин в ужасе.
Гремит выстрел - сначала один, инстинктивный, а потом второй и третий, это уже Дин, его ярость, его страх. Он стреляет и запоздало думает о том, что это слишком просто, слишком милосердно, слишком быстро для этого сукиного сына, который... он, что?.. о, Господи...
- Сэм, - зовет каким-то надтреснутым голосом Дин и отмирает. Оттаскивает, наконец, от брата мертвое, холодеющее тело - свое тело - падает на колени, слишком больно ударившись ими о каменный пол. Плевать. Пытается развязать веревку, сначала руками, потом замечает нож. Боже мой, нож. Нож, лицо Сэма, слезы Сэма, - Сэмми, что он сделал? - спрашивает, вглядываясь в побитое лицо брата, сглатывает, смотрит ниже. На самом деле, Дин не уверен, что хочет знать ответа, что сможет... Что он сделал?
Смотреть на Сэма больно, у Дина самого почти слезы от этой картины. А к ножу притрагиваться хоть и мерзко, но приходится, Дин осторожно перерезает веревки на руках брата, а потом касается его, будто проверяя, что Сэм это Сэм, а не проекция - осторожно дотрагивается до лица, плеч, груди, осматривает руки, на которых глубокие кровоточащие следы от веревки - Сэм сильно вырывался, натерев кожу. Больной сукин сын, - думает Дин, не в силах сказать что-то, повторить вопрос.
Нет, он не хочет знает, не может этого слушать, только не его Сэмми.

Смотреть на такого Сэма нет сил, Дин хочет неловко обнять его, как-нибудь утешать, успокоить наконец, но что-то удерживает его, какой-то невидимый барьер, поставленный не им, а, скорее, братом. Дин не понимает, и отчего-то ему так тревожно, как не было в канализации, когда он понял, что его брат пошел прямо в руки к монстру. Что-то есть в глазах Сэма такое, от чего стынет в жилах кровь, что-то животное, животный страх, который вроде бы должен был отступить, испариться, потому что вот он, Дин, он спас его и теперь никому не даст в обиду, чего еще Сэмми бояться?
Дин не силен в психологии, но слышал что-то про пост травматический синдром и про последствия стресса, поэтому говорит себе, что это все пройдет, если не дергать Сэма сейчас, вот только в груди будто кто-то рвет сердце на кусочки, когда он думает о том, что мог сделать с его братом ублюдок, а теперь он даже не может обнять его, чтоб убедиться, что все в порядке. Его Сэма. Его Сэмми.
- Ты можешь идти? Давай уберемся, пока не проехали копы, - говорит он, когда от взгляда брата уже очевидно не по себе.
Сэм смотрит так, что от этого волоски на шее становятся дыбом, и все же, Дин не ждет подвоха, поэтому когда брат бьет его - сильно, по-настоящему, он даже не понимает в первую минуту, как реагировать - дать сдачи? Обезвредить? Может, просто отойти от него на безопасное расстояние и дать ему время остыть? Да что тут, черт возьми, происходит? До чего этот ублюдок довел его брата?!
- Сэмми, спокойно, ладно? - Дин чуть отползает назад, все еще стоя на коленях на полу, и поднимает руки вверх, показывая, что в них ничего нет. Не прерывает контакта глаза, надеясь достучаться до брата, показать, что у него нет плохих намерений, Господи, да какие у него могут быть плохие намерения, это же он! Дин! Да он скорее вскроет себе грудь ради брата, Сэм для него... он для него все, как он может сделать ему больно? - Это я, видишь? Это всего лишь я, и я не вооружен. Что бы он не хотел сделать, все кончено, теперь я с тобой, и никто не причинит тебе вреда, - голос чуть подрагивает, но Дин пытается говорить убедительно, понятия не имея, что говорит что-то чертовски похожее на то, что говорил монстр Сэму его, Дина, голосом, глядя на него глазами Дина, полных похоти и безумства. А потом Сэм режет себе руку, и Дин снова бросается вперед, забыв про осторожность, пытаясь выполнить свое предназначение, некогда введенное ему на генном уровне, практический вшитый в каждый хромосом - защитить Сэмми, - Ты поранился? Сэм! Да что на тебя нашло! - Дин злится, потому что напуган и потому что не понимает, что происходит, не знает, что делать. Судя по всему, худшее он предотвратил, тогда что же? Почему брат так ведет себя? Что с ним сделала эта мерзкая тварь?
А вот от вопроса Сэма становит настолько не по себе, что Дину хочется забиться в противоположный угол и обнять себя руками. Он не знает, почему у него самого такая реакция, потому что нет ничего такого, что шифтер мог сказать о нем такого, чтобы это так выбила Сэма из равновесия, если только не... Нет. Дин вздрагивает и повторяет про себя увереннее - нет. Вот только внутри все дрожит в предчувствии худшего, и кровь отливает от сердца в наглядном примере реакции "бей или беги". Бить некого, единственный враг повержен, остается бежать. Куда? От кого? От Сэма? О да, отличный план! Дин чувствует себя готовым к побегу, если не по-настоящему, то хотя бы к эмоциональному. Он это умеет - no chick-flick moments - зарывать голову в песок, избегать проблемы, не замечая ее.
- Что бы он тебе не говорил, это все бред. Он врал тебе, Сэмми, - Дин говорит уверенно, скорее, говорит для себя, нежели для брата. Сейчас ему нужно поверить в то, что перевертыш врал, поверить в это и убедить в этом Сэма - это как шанс на то, что в будущем все будет по-старому, привычно - улыбчивый Сэмми на пассажирском сидении, теплый ветер треплет его отросшие волосы, уходящий солнечный свет ложится на кожу смуглым золотом, и во всем этом - в чертах лица, повороте головы, мягкости губ - и есть самое примитивное и чистое на свете счастье для Дина. Когда он говорит вновь, в голосе почти отчаянная просьба: пожалуйста, пусть все будет как раньше, пожалуйста: - Теперь все кончено, Сэм, прошу тебя, давай уйдем отсюда?

Отредактировано Dean | Winchester (2014-07-15 23:27:24)

Когда рука Сэма ложится на его плечо, Дину хочется плакать от облегчения, так, как он не делал с тех пор, когда не стала мамы, которая подула бы на разбитую коленку. С того дня, как он стоял во дворе со крошечным, плачущим свертком на руках, и огонь бросал красно-желтые тени на детское личико, что-то случилось такого, что заставило четырехлетнего Дина решить - он больше не будет плакать. А сегодня он чуть не потерял брата сразу в нескольких смыслах и может позволить себе слабость.
Дин незаметно шмыгает носом и неловко кладет руку брату на спину, помогая ему, поддерживая, всегда готовый стать для него опорой, но стоит Сэму встать на ноги, он одергивает руку так резко, что Дин вынужен затолкать обратно так и не вышедшие наружу рыдания. Глубокий вдох, шумный выдох, все хорошо, говорит себе Дин. Мы справимся, ему просто нужно время.
Все хорошо, говорит себе Дин, и неважно, что сердце обливается кровью, когда Сэм смотрит волком и замыкается в себе. Он держит руки строго при себе, когда брат проходим мимо и идет к выходу, а потом следует за ним, лишь на секунду задержавшись для того, чтоб сорвать с шеи монстра свой амулет. Дин бросает короткий, невидящий взгляд на собственное мертвое лицо, чувствуя себя не более живым, чем труп, выглядящий точь-в-точь, как он сам, и в этот момент яснее ясного понимает, что так, как прежде, уже не будет.
Дин следует за братом и заводит машину. Пора уезжать отсюда, упрямо не замечая осколков чего-то важного, сиротливой кучей валяющихся рядом с бездыханным телом чудовища.
Он бросает короткие обеспокоенные взгляды на брата, когда гонит машину на максимально допустимой скорости, однако, избегая того, чтоб его броская Детка привлекла внимание дорожной полиции. Смотрит в искалеченный профиль и думает, что, может, внутри он не лучше шифтера, который чуть не сделал нечто ужасное с Сэмом. Потому что если он правильно понимает то, что произошло перед тем, как он подоспел, это все его, Дина, вина и ничья больше.
- Перевяжи руку, у тебя кровь, - говорит от, глядя на дорожный указатель, сообщающий, что они покидают Сент-Луис. Получается слишком сухо, может, даже чуть грубо, но Дин слишком растерян, чтобы следить за этим, однако, это не мешает ему почувствовать движение Сэма каждой клеточкой своего тела. Брат поворачивается к нему вполоборота, и Дин вцепляется в руль, как в последнюю веточку спасения утопающего в штормящем море. И ждет чего угодно, но только не того, что говорит Сэм.
Дин бьет по тормозу так резко, что это чуть не посылает их обоих с свободный полет через лобовое стекло. Смотрит вперед, будто в шоке от того, что только что сделал, потом молча заводит машину вновь и выезжает на обочину, припарковавшись нормально. Выключает зажигание, и какое-то время в салоне слышно только дыхание и звук диновой паники. Он подчеркнуто не смотрит на брата, пока открывает перевозную аптечку в машине и находит там бинт. Обработать рану нет возможности, да и из медикаментов в их аптечке только бинты, зубная нить и водка, но перевязать порез на руке надо, поэтому Дин тоже поворачивается к Сэму и молча просит дать ему руку. Он берет ее бережно, будто Сэм сделан из тончайшего стекла и может рассыпаться на миллион осколков прямо в его руках, и ценит это ничтожное прикосновение, которое вполне может оказаться последним для них... для него, потому что с тем, что уже знает Сэм... Дин не знает, смогут ли они вернуться к началу? Хоть к чему-нибудь? Смогут?
Дин уже совсем не уверен.
Он перевязывает рану крепко, уверенными, привычными движениями, и когда заканчивает завязывать узел, все еще держит руку брата в своих перепачканных в крови руках.
- Ты даже представить себе не можешь, как сильно, Сэмми, - мягко улыбается Дин. Только губами. Глаза остаются грустными, полные готовности смириться и принять худшее. Потому что, будем честны, он всегда знал, что когда-нибудь этот день настанет, и все закончится именно так, и вовсе не поцелуями и ответным признанием. Он всегда знал, что все закончится плохо и смирился. Это то, чего заслуживают такие, как он. Извращенцы.

Когда перевязанная рука Сэма остается в бережных, хоть и немного неловких руках старшего брата дольше, чем стоило бы, Дин уже не вздыхает с облегчением. Он испортил все так основательно, перевернул их хрупких мирок с ног на голову так резко, что затянувшийся контакт пальцев не сотрет весь тот кошмар, что Дин сам, хоть и ненамеренно, но спровоцировал. Однако, ему важен каждый грамм тепла сэмовых пальцев, каждая секунда этой физической близости, даже с учетом того, что эмоционально между ними раскрыла свою пасть бездна.
А потом Сэм отнимает свою руку и говорит, что это странно. Это не странно, это ужасно, непозволительно, стыдно, - думает Дин. Трагично. Это конец света, его персональный апокалипсис, во время которого единственное зло, которое нужно победить, это он сам, а победить себя Дин не может. Не смог, иначе сейчас они бы не стояли у этой черты, иначе гребаный шифтер не добрался бы своими мерзкими лапами до самого сокровенного, что существует для Дина. До его позора и наказания. До самого сокровенного желания и самого тайного страха. Если бы Дин смог победить себя, свою одержимость, свою преданность и любовь, искоренить все это давным давно, ничего бы из этого не было, и Сэм не смотрел бы на него этим испуганным взглядом, от которого хочется поехать на край обрыва и закрыв глаза, нажать на педаль газа.
Он неопределенно пожимает плечами, когда Сэмми дает ситуации определение, использовав слово "странно". Может так оно и лучше? Что для брата это всего лишь странно, а не ужасно или омерзительно? Или, может, Сэм просто настолько тактичный, что все еще пытается подобрать слова помягче для того, чтобы сообщить брату, что он чертов извращенец, которому только гореть в Аду за все его чувства и мысли? Вероятно, так оно и есть.
Господи, да что же он наделал? Почему? Почему он не искоренил все тогда, когда все началось? И беда в том, что Дин даже не знает, когда именно. Будто это чувство - именно чувство, а не желание - родилось вместе с ним и собирается с ним и умереть. Так что бороться с этим было обречено изначально. Дин и его любовь изначально были обречены, все было лишь вопросом времени, и сейчас это время настало. Давай же, Дин, не трусь, чувак, отец учил всегда встречать свой страх с поднятой головой. Дину слишком стыдно для того, чтобы держать голову выше, однако, он попытается. Тем более, что когда Сэм начинает говорить, по мере того, как с его губ слетают чуть бессвязные, эмоциональные предложения, в старшем Винчестере начинает вскипать нечто, что вполне способно перекрыть стыд.
Когда Сэмми говорит о том, что шифтер рассказывал о нем и его чувствах, Дина начинает мелко потряхивать. От злости, от возмущения, потому что мало того, что эта тварь заглянула в его душу, так еще и посмела заморочить брату голову своей интерпретацией событий. При мысли о том, что он хотел сделать с Сэмом, прикрываясь его, Дина, чувствами, руки неосознанно сжимаются в кулаки.
- Сэм. Перестань, - Дин говорит негромко, но резко, голос едва заметно дрожит от злости, - Хватит. Этот сукин сын ни черта не мог знать обо мне и о том, что у меня внутри! - голос все же взлетает на целую октаву. Дин зол, он просто в ярости, но когда звук собственного голоса доходит до слуха, он испуганно замолкает, поняв, что переборщил: он не может орать не Сэмми, только не сейчас. Господи, да что же он делает! - Ты можешь ненавидеть меня, потому что у тебя есть повод, потому что... Нет, Сэмми, я не отрицаю, так что ненавидь меня, больного извращенца, но забудь все, что он сказал, потому что я бы никогда... Господи, ты мой младший братишка, я никогда не сделал бы с тобой ничего такого - ни нежно, ни грубо, вообще никак. То, что у меня внутри - моя проблема, ты бы никогда ни о чем не узнал, Сэм, - говорит он с какой-то странной интонацией, будто не знает, где надо делать паузу, а где говорить так, что предложения будут сливаться в одно сплошное слово, из которого сложно будет что-то понять. Но Сэм должен понять, хотя бы попытаться точно должен, иначе он не сидел бы сейчас рядом с ним и не пытался понять степень испорченности брата. Для того, чтобы выйти из этой машины навсегда, хватит и того, что эта испорченность вообще присутствует. Дин даже не отрицает, на отрицает, мать вашу! Да, он больной ублюдок, но он смог бы жить с этим до конца жизни, и шифтер - да пошел он на хуй - не может знать, как долго он смог бы терпеть. Ради брата Дин терпел бы вечно.

Наконец Сэм перестает вести себя, как маленький испуганный мальчишка, он берет себя в руки и пытается быть адекватным и рациональным, как в какой-то момент их жизни, когда подросток вдруг понял, что быть "Сэмми" не круто и начал жутко сучить, стоило Дину называть его так. Тогда Дин не расстроился и продолжил давать ему разные детские клички исключительно из вредности. Сейчас Дин чувствует жгучее разочарование от мысли о том, что Сэм каким-то чудом может понять все, простить его и дальше делать вид, что ничего не было. Это будет идеальный вариант, - орет сознательная часть мозга, но сейчас яснее, чем когда-либо Дин понимает, что все это время какая-то другая, более эмоциональная часть его надеялась, что с этой ужасной историей произойдет какая-нибудь развязка. 99% из 100, что Сэмми ушел бы, до конца жизни перестав с ним общаться, однако, оставался бы 1% вероятности, что Сэм каким-то чудом ответил бы ему взаимностью. Это совершенно безумно и, возможно, даже наивно, но Дин ничего не может с собой поделать. Правда в том, что если ему повезет сохранить брата, замять эту тему и жить дальше, как ни в чем не бывало будет означать потерять тот единственный очень сомнительный процент возможности того, что все не будет, как раньше, но будет так, как он не смел даже желать.
Чертов шифтер был очередным монстром, убить которого составило не больше труда, чем на других охотах, но он даже понятия не имеет о том, как сильно испортил вещи между братьями. Даже сдохнув, он сделал последнюю, самую большую пакость Винчестерам. У Дина нет сил ненавидеть его сильнее, чем он уже ненавидит. У него вообще ни на что нет сил. Внезапная понятливость Сэмми, его явное приглашение сказать какую нибудь проникновенную речь о том, что его чувства не будут мешать им быть братьями, и усиленно делать вид, что инцидент исчерпан, пока они не забудут его на самом деле, ранят Дина намного сильнее, чем ненависть, которую он ждал в свой адрес. Почему? Да он и сам не знает. Он даже понятия не имеет, какого хрена происходит с ним, но с усилием воли говорит себе что это шанс, ему надо воспользоваться шансом, который дает ему брат, на самом деле, это чертовски мило с его стороны, и Дин примет его с благодарностью, а вовсе не показывая, что сердце сжимается в жалкий, болезненный комок от мыслей о том, что он будет жить со всем этим дальше, делая вид, что все хорошо, в то время, как все стало только хуже. После всего, что случилось, Дин уже сам не уверен, что сможет, как раньше.
- Ничего ты не понимаешь, - лишь тихо хмыкает Дин, слушая вариант Сэма о том, как Дин в него "влюбился". Какой же ты идиот, мелкий, - с горечью ухмыляется он, но знает, что позволит Сэму думать так, и никогда не скажет, что это случилось намного давно, раньше, чем Сэм может представить. Дин смотрит на собственные руки с засыхающими пятная крови брата, и повторяет про себя снова и снова: я ничего не буду говорить, никогда не стану говорить ему правды. 99% быть братьями важнее, чем 1% счастья, Сэмми прав, он ничего не скажет, - Послушай меня, Сэмми, что бы не случилось вокруг нас или какой бы сбой не произошел внутри меня, есть вещи, которые неизменны. Ты мой брат, и я люблю тебя, как брата. Эта часть неприкосновенна для других чувств и желаний, эта часть... это я и ты, этого никогда не изменится, и я никогда не дам в обиду своего мелкого, так что если случится чудо, и ты решишь остаться, можешь быть спокоен за... за все. Я никогда и пальцем не притронусь к тебе и порву любого, у кого будет в мыслях что-то отдаленно напоминающее вред тебе.
В итоге Дин говорит проникновенную речь, после которой Сэм должен смягчиться, они привычно бросят друг другу bitch-jerk и помчаться в горизонт, делать вид, что ничего между ними не было и не будет. Никогда. Вот только отчего-то от этой мысли так тяжко, как ни разу за этот проклятый день.
Дин отрывисто выдыхает, вдруг подается резко вперед и неуклюже схватив брата за кофту на плече, целует в лоб, скорее мазнув губами по коже.
- Дай мне минуту, - просит он, уже не глядя на брата.
Открыв дверцу машины, Дин оказывается на чуть прохладном воздухе посередине почти пустынной дороги и осколков собственного сердца.

Отредактировано Dean | Winchester (2014-07-21 09:19:47)

На обочине тихо и практически безлюдно, лишь слышен скрип редких проезжающих машин, и их фары отбрасывают свет на блестящий бок Импалы. Среди них нет машин с красно синими мигалками, поэтому пока что можно быть спокойными. В целом вероятности погони не велика, подозреваемый Дин Винчестер наверное уже найден с тремя серебренными пулями в симпатичной тушкой. Дин ухмыляется, думая о всей иронии ситуации, которая в другой раз позабавила и развеселила бы его. Он убил самого себя, и в этот раз это не смешно, это правда. Дин чувствует себя убитым, пока прислоняется к своей Детке и закрывает глаза, прислушиваясь к миру вокруг.
Сэмми выходит из машины раньше, чем Дин мог подумать. Он ожидал того, что брат может последовать за ним, вот только с какой целью? Тут интуиция и разум молчат на пару. Более-менее ясно одно: за чем бы Сэм не вышел за ним, Дину не хочет сейчас говорить с ним о чем бы то ни было. Прошедший час вытянул из него все силы, и для того, чтобы вернуться, очистить себя от всего лишнего и стать прежним Дином (делать вид?), старшему Винчестеру нужно время.
Ему уже хочется сказать о том, чтобы брат сел в машину, потому что им надо покинуть штат на всякий случай, плюс, заняться сэмовыми ранениями, а еще то, что он не хочет продолжать этот разговор, слышишь, Сэмми? Никогда! И сказать это нужно как можно убедительнее и жестко. Дин уже готов сделать это, когда брат опережает его на всего три секунды и говорит первым.
Первая мысль - он ослышался. Вторая - Сэм издевается над ним. Нет, серьезно, совершенно точно прикалывается, будто это та тема, на которую можно шутить. У Дина глаза раскрываются так широко, что становятся с размером в чайные блюдца, а челюсть падает куда-то вниз, на траву, видимо, поэтому не слышно стука, но чертова челюсть совершенно точно падает!
- Сэм, ты охренел? - совершенно серьезно спрашивает Дин. Примерно с той же серьезностью расстреливают людей и объявляют войны, старший брат просто нереально серьезен в этот момент, - Что ты... Какого хрена ты несешь? Можешь просто открыть чертову дверцу и сесть обратно в машину? - спрашивает Дин, и он зол, не просто на кого-то, а именно на Сэма, а такое бывает редко. Брат выглядит серьезным и искренним, и именно это выбешивает Дина сильнее. Сэму будто снова пять лет, и он ненавидит кашу, но будет есть ее, чтобы угодить Дину, с том лишь отличием, что тут все намного серьезнее каши, и подставив задницу родному брату он может и почувствует альтруистическое удовлетворение, но Дин нет! Точно нет. Твою дивизию, Сэмми, это не долбаные игры!
- Ты совсем мозги растерял? Или это я, блядь, на клоуна похож? Это тебе не долбаное психологическое реалити шоу, Сэм, это моя жизнь, мои чувства, - вот сейчас Дин уже не боится наехать на брата, потому что он не делает это, как шифтер, к чертям шифтера! Он делает это, как Дин, а Сэм ведет себя, как Сэм, типичный Сэмми-сучка, который решил помочь бедному и нуждающемуся одинокому брату, дав ему немного любви. Типичный Сэм, вот только ситуация не та, чувак! - И что ты собираешься со всем этим делать? Ну, расскажу я тебе о своих трогательных чувствах, зарыдаем, переспим и все будет очешуенно? Очнись, чувак, я твой брат! Полчаса назад тебя выворачивало от одной мысли об этом, что ты сейчас несешь? Головой ударился или это такой способ подбодрить меня? - может, не стоит говорить всех этих вещей или наезжать на неприлично мило и по домашнему выглядевшего побитого Сэма, но Дина уже несет и притормозить, в общем-то, хороший совет, но для тех, кто катиться с горки на бешеной скорости, не всегда срабатывает, - Садись в машину и по возможности молчи по дороге, окей? Пора покинуть этот сраный город, - тоном, который не терпит возражений, заключает старший и открывает дверцу со своей стороны.