У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается
Michael Donati
Быстрый, дерзкий, страстный
Anna | Milton
Рыжие - бездушные, а еще няшные.
Virgol Johnson
Больше денег любит только посты.
Gabriel
Грешит помаленьку
WAR
Карает еретиков неусыпно
Angvis
Любит всех и наверняка

SPN - Crossroad

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » SPN - Crossroad » Закрытые эпизоды (флешбэк) » Unfaithful


Unfaithful

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

http://37.media.tumblr.com/5680e834c31ec321b74fc13ee5093fa4/tumblr_mjvd8cnjfW1qf8cgzo2_500.gif

Название эпизода | Unfaithful
Время действия | Таймлайн - пилотная серия сериала. 1 ноября 2005 года.
Описание | Сэм верен своей девушке, да и Дин не собирается переступать границы, обозначенные им же четыре года назад. Но не все всегда идет по сценарию...
Участники / Очерёдность ходов | Dean | Winchester, Sam | Winchester
Рейтинг| NC-17

+1

2

Когда у Сэма появляется это выражение побитого щеночка, который так и просится на ручки, чтоб его приласкали и согрели, Дин понимает, что попал. Потому что все было лучше некуда, пока младший брат строил из себя жертву его, Дина, коварных планов, вероломно вытащенную из объятий четвертого размера своей блондинистой подружки. Пока Сэм сучил, вредничал, ворчал на отца, на Дина и на весь мир, даже оскорблял память мамы, все было привычно, по-братски так, совершенно без всякого подтекста, и лишь когда они оказываются в старом номере отца, то ли аккультический беспорядок, учиненный Джоном, то ли жалобный вид грязного Дин наталкивают Сэма на попытку братского примирения. И тогда у Дина включается внутренняя тревога.
- Никаких сопливых бабьих моментов, - предупреждает он серьезно, даже руку выбрасывает вперед для пущей достоверности. Улыбка, расцветившая на лице брата, и его чуть робкий, такой родной "Придурок" кажутся Дину подводным землетрясением, и бросив на автомате "Сучка", он спешит в ванную, как можно скорее, будто убегая от всепоглощающей волны цунами, которая следует за ним.
В таких дешевых мотелях, как этот, впрочем, как и в большинстве, которые они снимают, ванная состоит из тесной душевой кабинки, раковины и унитаза, впихнутых в крошечное помещение каким-то архитектурным чудом. Однако, Дину прямо сейчас хватает и этого. Купаться в канаве он не особо любит, а грязь не просто воняет, но еще и высохла на нем, при каждом удобном случае стягивая кожу, и жжется. Дин выбирает самую оптимальную температуру воды, морщась стягивает с себя одежду, которую придется просто выкинуть, и встает под теплые струи. Он всегда любил долго плескаться, а тут даже другого выбора нет, грязь смывается с трудом, и он заляпывает всю крошечную кабинку, пока не смывает с себя все дерьмо, в которой пришлось оказаться из-за Женщины в белом.
Гребаная сука, - все еще злясь, думает он, взяв гель для душа и вылив немного жидкости себе на грудь, после чего начинает круговыми движениями распространять его по коже, образуя пену. Горячая вода расслабляет затекшие мышцы, у геля для душа неожиданно приятный свежий запах, Дин слышит шаги Сэма из номера, и руку, вне зависимости от его воли, тянет на юг. Он пытается не думать о том, что это плохо вообще-то, вместо этого убеждая себя в том, что так бывает. В душе мастурбирует 80% людей, Дин вычитал это в женском журнале, пока стоял в очереди в супермаркете, так что в этом ничего плохого, говорит он себе, когда мыльная ладонь добирается до паха. Он медленно и как-то неуверенно ласкает себя, все еще думая о том, что делает это потому, что это нормально, а не потому, что он больной извращенец, у которого встает от мысли, что родной брат в соседней комнате, потому что они из этого выросли, приболели и прошло, все, конец! И пришел он к Сэму только потому, что им надо найти отца и вовсе не за тем, чтобы... Он позволяет себе крошечный стон, обводя пальцами налившуюся кровью, покрасневшую головку, водит по нему большим пальцем круговым движением и сдается очень быстро, признавшись себе, что все это из-за Сэма, и что как бы сильно ему не хотелось, эта болезнь, эта ненормальность никуда не ушла, она всегда с ним, а Дин, он любит это чувство, и пока он жив, оно будет в нем всегда. Он мирится с этим довольно просто, уже быстрее скользя рукой по стволу, и, кончая, позволяет себе быть довольно громким, хоть и не вскрикивает имя Сэмми или что-то в этом духе. Он стоит под водой еще несколько минут, прислонившись спиной к стене душевой кабинки, потом намыливается еще раз, смывает с себя все и выходит.
Старая одежда вообще не годна для ношения, из всего, что на нем было этим вечером, Дин оставляет разве что свой амулет, с которым не расстается даже в душе, а остальное пихает в пакет, с намерением выкинуть. Очень удачно он не взял с собой смену одежды в ванную, поэтому в номер приходится выйти с полотенцем, обернутым вокруг бедер. Он и не думает соблазнять Сэма, разве что самую малость, и то, после того, как видит, что брат сидит на единственной кровати, уткнувшись в свой телефон, видимо, переписываясь со своей пышногрудо-длинноногой-блондинистой цыпой. Дин вспоминает Эми и подмечает мысленно, что за три года вкус у Сэма стал лучше, и не важно, что сам Дин уже заочно терпеть не может эту девку с модельной внешностью.
- Сэм, - зовет он, сделав пару шагов вперед и встав перед братом. Больше ничего не говорит и не делает, просто стоит и смотрит, даже не вытирает капли, падающие с мокрых волос и бегающих то по затылку вниз по спине, то по груди тонкими ручейками, - Сэмми, - чуть хрипло повторяет он, и эта вариация имени брата сказанная таким тоном не обещает ничего хорошего.

Отредактировано Dean | Winchester (2014-06-29 17:10:25)

+1

3

Прошлое возвращается в жизнь стремительной волной цунами, сносящей со ставшего привычным берега и шезлонги, и деревья, и дома, складывающей их и утаскивающей за собой. Дин тащит Сэма за собой, на него не действуют ни доводы разума, ни что-либо еще. Сэм сначала противится, а потом включается в когда-то бывшую привычной рутину. Говорит себе, что это только один раз, он поможет Дину найти отца, и все встанет на свои места. Как будто цунами возвращает смытое с берега в первоначальный вид, смешно.
У Сэма плохо получается держать себя в руках, он язвит, срывается и говорит обидные вещи, сам не понимая, чем это может помочь делу или зачем он вообще это делает. Два года Дин действительно его не трогал. А если бы и позвонил, то, как правильно заметил сам же – Сэм просто не взял бы трубку. А теперь брат рядом, и это очень странное полузабытое чувство шевелится в груди, свивается в тугую напряженную спираль. Вся эта охота, разговоры с полицейскими – Дин ведет себя как тот еще придурок, и как его еще не забрали за такие выкрутасы, просто удивительно – а потом почти падение с моста – словно картинки из прошлого. Картинки, которые и хочется, и колется вспоминать.
Нет-нет, он завязал, завязал насовсем. С охотой. Не с братом.
С Дином не завяжешь, Дин может прийти посреди ночи, как к себе домой, и потребовать, чтобы Сэм поехал с ним. И Сэм ведь поехал. Дин может сказать: «Никаких сопливых бабьих моментов», – и Сэм вспомнит вдруг старое словечко и улыбнется, услышав в ответ привычное «сучка». Когда брат скрывается в ванной, Сэма чуть отпускает, он трет рукой лицо, оглядываясь по сторонам и замечает заткнутую за раму зеркала фотографию: отец, Дин и он сам. Вот это точно привет из какого-то недостижимого прошлого. Как то фото отца и матери на комоде дома. Сэм грустно улыбается и впервые за долгое время вспоминает про Джесс.
Усевшись на единственную кровать, достает мобильный и набирает ей короткое ласковое смс. Сэм любит ее искренне и как-то даже отчаянно, потому что она ничего не просит взамен, не лезет, не ведет себя как стерва. Рядом с ней можно забыть и про прошлое, и про трудности настоящего, позволить жизни быть легкой и приятной. Без всяких монстров, охот и семейной драмы. Сэм смотрит на текст входящей смс на экране телефона, улыбается игривому «хохо»* в конце, вбивает ответ. Это его жизнь теперь. Простая, обычная жизнь. И когда в эту жизнь вдруг врывается звук из ванной, Сэм сначала не верит своим ушам. Потому что то, что он слышит, просто не может быть правдой, не должно, нет, они это уже прошли. Прошли и оставили в прошлом.
С Дином не завяжешь.
Сэм нервно сглатывает и утыкается носом в телефон, стараясь выключить слух, отсечь все лишние – заглушенно-сладкие – звуки, сконцентрироваться на хорошем, нормальном, на смс от Джесс, где она пишет, что с нетерпением ждет его обратно. Милая, хорошая Джесс, с которой они даже толком не ссорятся, ну или это просто Сэм не помнит ни разу. В какой-то момент Сэм настолько упорно отключается от внешнего мира, что даже пропускает момент, когда брат выходит из ванной. Очень зря.
Дину приходится позвать его дважды, и только на второй раз – привычное «Сэмми» режет и ласкает слух одновременно – Сэм поднимает на него взгляд. На Дине только полотенце и амулет, а еще капли воды, и у него мокрые волосы и неожиданно приятный запах геля для душа. Все равно дешевый, но приятный. Сэм старается не задумываться о том, что означали те звуки. И почему Дин сейчас стоит перед ним, вместо того, чтобы одеваться и продолжать работу по поиску отца. Они же тут за этим. Да?
– Дин? – нервно сглатывает Сэм, стараясь смотреть на лицо брата, а не на ручейки воды, стекающие по его коже. – Ты чего, Дин?
Сэм сам не знает, что имеет в виду. «Ты чего затеял»? Или «ты чего не одеваешься»? Или, может, «ты чего медлишь»? Нет, точно не последнее. Он крепче сжимает телефон в руке, словно это какой-то амулет, способный оградить его от того, что может случиться через пару мгновений. Желваки ходят на его скулах, напряжение искрится в воздухе. Тон Дина Сэму не понравился. Голос Дина Сэму не... ох. Сэм смотрит упрямо и не поддается.
– Одевайся и пойдем поговорим с этим ее мужем.

*«xoxo» – английский слэнг для «kiss and hugs»

Отредактировано Sam | Winchester (2014-06-29 21:45:06)

+1

4

Дин, ну ты чего, и правда? Дин не знает, чего это он. Хотя врет он все - знает. Собственное общение данное сначала себе, потом брату, никогда не выходит у него из головы, как бы Дин иногда не хотел забыть его. И ту ночь, и обещание, и Сэма. Наивно, конечно, потому что Сэма он будет помнить, даже если забудет себя, да и все остальное тоже будет помнить. Помнит ли Сэм? У Дина нет сомнений насчет того, что да, помнит, в мельчайших деталях, как и он сам, при чем не как самую большую психологическую травму в своей жизни, не как инцестуальную гомосексуальную связь на одну ночь, против собственной воли, которую мозг поскорее пытается забыть во избежание еще большего вреда для психического здоровья. Если Сэм только посмеет сказать, что для него все было именно так, в этот раз Дин не будет рассчитывать силу, когда будет бить его по лицу. Потому что это было другое, нечто большее, нечто, чему Дина у нет названия или же просто не хочется это названия давать. Но помнит, конечно же помнит. Как и свое обещание уйти и никогда больше не беспокоить брата в "том самом" смысле. Так что же теперь, Дин? Ты чего это в самом-то деле?
Он не знает чего это он. Он просто знает, что иначе не может, что если не попробует хотя бы, у него внутри лопнет какая-нибудь важная артерия. В конце концов, то было давно - и ночь, и боль, и обещание. Сейчас все иначе, совершенно по-другому. Сейчас есть шанс для них двоих снова быть вдвоем, не важно в каком смысле, но вместе. Сейчас - он, Сэм, и весь мир суженный до размеров бывшего номера отца с одной кроватью, где на стенах газетные вырезки, на полу соль, а поблизости призрак, которого надо убить. Дальше - только дорога, другие дела, импала и в ней - Сэм, справа от Дина, всегда рядом с ним. Он думает обо всем этом, и еще о том, что уломать брата будет практически невозможно, что теперь у него колледж, скучный уют, ставшая привычной рутина и красавица Джессика. Но попробовать то стоит? Стоит ведь? Дин знает, что не стоит, но так, блин, хочется, мать его! И он пробует, потому что как бы много всего не было на той, другой чаше весов, когда Сэмми сидит в полметре от него и дышит с ним одним воздухом, невозможное для Дина просто перестает существовать.
- Восемь утра, с каких пор мы вламываемся к людям, пока они спят? - резонно отвечает он, как-то мягко, несвойственно ему, и для кого-то кто знает Дина Винчестера, это уже явный признак того, что грядет беда. Сэм знает своего брата лучше, чем кто либо еще. Дин почти видит, как внутри у Сэма все напрягается в ожидании этой самой беды, но ему не хочется отступить, ни за что.
Он садится на корточки и смотрит на младшего снизу вверх, так легче поймать его взгляд, когда брат по привычке наклоняет голову, пытаясь спрятать эмоции, уйти в себя.
- Сэ-э-эм, - тянет он знакомым голосом, но не своим. Это сэмова интонация, когда тот был помладше. Какое-то магическое слово было это его "Ди-и-ин", означающее "Хочу, ну пожалуйста". И старший брат всегда без всяких объяснений угадывал, что именно. Сейчас и Сэм должен. Да тут и вариантов нет, если честно, потому что напряжение с крошечно-невидимыми разрядами энергии дрожит между ними, и хотя для того, чтоб расхаживать голым в комнате прохладно, Дину тепло, очень тепло, почти жарко. Он гадает, чувствует ли то же самое брат, пока медленно опускает правую ладонь на колено Сэма, подняв на него вопросительный, почти робкий взгляд больших зеленых глаз, - Ты ведь думаешь о том, о чем я? И помнишь ту ночь? - говорит Дин просто, без предисловий и обиняков, - Потому что я помню... Никогда не забывал. И ты помнишь, не так ли? - спрашивает снова и тут же отвечает сам, поймав взгляд брата, в котором все написано заглавными мигающими буквами на неоновой вывеске: - Помнишь.

+1

5

Сэм старается дышать ровно и выглядеть обычно, но его с головой выдает то, что когда в руках вибрирует телефон – новое сообщение от Джесс – он не переворачивает его, чтобы глянуть на экран. Вместо этого не сводит взгляда с брата, потому что знает этот голос, этот мягкий тон, которым Дин никогда, никогда не разговаривает просто так. Сэм напрягается еще сильнее, когда тот опускается на корточки. Преимущественно потому что если вокруг твоих бедер обернуто полотенце, опускаться на корточки – не самая лучшая идея. Сэм мгновенно опускает взгляд на телефон и открывает новое входящее сообщение, рассеянно кивая в ответ на резонное замечание Дина.
Восемь утра, Дин в полотенце – действительно, какие такие расспросы чужих мужей, о чем вы? Сэм знает, чем заканчиваются такие вещи. И он помнит, как жестоко путают такие вещи все в голове, как закручивают и без того непростые отношения, сбивают с толку. У него сосет под ложечкой от этого взгляда Дина снизу вверх. И что-то ухает вниз, когда он слышит растянутый звук своего имени. Должно быть, сердце. Нет. Нет, Дин, пожалуйста, не надо. Сэм глубоко вдыхает и медленно выдыхает, неслышно. Вертит телефон в руках. Не знает, как быть.
А в следующее мгновение ладонь брата ложится ему на колено, Сэм вскидывает взгляд на Дина, натыкается на отчаянную зелень глаз и замирает на месте. В памяти, как назло, всплывают звуки из душа, а потом еще другие звуки – уже не Дина, уже его собственные, когда-то давно, словно в полузабытом сне. Хотя, конечно, каком забытом. Такое не забывается. Оба раза Сэм помнит так же четко, как свое имя, как номерной знак отцовской – а теперь братской – импалы. А еще Сэм помнит, что дома его ждет умница Джессика, которая была рядом последнее время. Которую он любит. Искренне. Так же, как любит брата.
Проклятье.
Сэм качает головой. Прикрывает глаза на мгновение, позволяя лавине воспоминаний обрушиться на себя, вызвать мурашки вдоль позвоночника и волну тепла от груди вниз, а потом смотрит на Дина прямо и скидывает его руку со своего колена. Нет. Сэм улыбается печально, потому что знает, чего хочет брат, и знает, что не может ему этого дать. Больше не может. Не в этот раз. Он остался один раз, потому что иначе Дин бы закопал себя живьем. Он отдался во второй раз, потому что Дину это было нужно, и он просто не смог отказать. Но не в этот раз. Третьего раза не будет. Бог не любит троицу, не сегодня. Сэм слишком верный для этого.
– Прости, – ему правда жаль.
«Придурок» и «сучка» – вот его лимит возвращения в прошлое. Пойти с Дином на охоту – вот его максимум. Один раз. Только один. Не два. Не три. Пора останавливаться. Сэм не хочет врать себе: ему приятно вновь побыть с братом, он уходил не от него и не из-за него, что бы между ними ни случилось, но и поддаться искушению он тоже не может. Хватит. Наподдавался уже. Вот к чему это привело. Брат сидит у его ног и смотрит снизу вверх. И это Сэм все начал. Сэм-Сэм-Сэм.
– Я, – он замолкает на мгновение, подбирая слово. Если скажет «люблю Джесс», брат подумает, что Сэм не любит его. Это будет наглая ложь. – Я с Джесс теперь.
Сэм сжимает телефон в руке и чуть наклоняется вперед. Ведет пальцами свободной руки по коже брата вдоль простецкой веревочки, потом поддевает ее и смотрит на покоящийся на ладони амулет. Давно же это было, да, Дин? Больше десяти лет назад. Сэм никогда бы не подумал, что его рождественский подарок продержится так долго. Что брат правда будет носить его, не снимая. Даже в душе, видимо, не снял – металл влажный. Сэм гладит причудливую маску большим пальцем и чуть улыбается, грустно и как-то обреченно, а потом с сожалением позволяет ему выскользнуть из руки.
– Я правда не могу.
Сэм избегает смотреть Дину в глаза.

Отредактировано Sam | Winchester (2014-06-30 00:55:45)

+1

6

Сэм близкий. Физически только. Дин чувствует, как до него долетает чуть учащенное, теплое дыхание брата и знает, что эмоционально им до этой грубой, примитивной физической близости далеко, но он готов принять и это. Он готов принять все, что Сэм предложит ему, а так же то, что он выпросит, вытянет, даже шантажом заберет у Сэма. Собственное обещание, которого он придерживался прошедшие почти три года, тает вдали, растворяясь прямо на глазах, как загадочная фата-моргана, будто и не было его, не было той решительности, желания позволить брату прожить собственную жизнь, потому что если чего-то действительно очень сильно хочешь, будешь цепляться за это, даже если почти раздетый Дин Винчестер будет стоять перед тобой на коленях и умолять позволить дотронуться до тебя. Сэм тот еще упрямый сукин сын, в точности в отца, он не поддастся, он не позволит, если действительно не захочет, но эта слабая, неуверенная попытка сбросить руку брата со своего колена очень далека от тех твердых, решительных слов, брошенных в лицо отцу в тот день, когда Сэм уехал в Стэнфорд. Сейчас Сэм и близко не так уверен и тверд в своем "нет", поэтому Дин будет бить по этой стене снова и снова, разбивая в кровь кулаки, да хоть череп ломая, пока трещина, которую он видит в уверенности брата, не расползется по всей стене и не обрушит ее к ногам Дина.
Сэм наклоняется совсем чуток, и у Дина сбивается дыхание точно так же, как у брата, потому что даже неровно они дышат одинаково, и задыхаются всегда в такт. Пальцы брата - гладкие, с почти невидимыми старыми шрамами, с ухоженными ногтями, скользят по мокрой веревочке, на которой висит, качаясь, амулет, и Дин с трудом сдерживает триумфальную улыбку - действия Сэма противоречат словам просто идеально. Дин знает, что на верном пути.
Он перехватывает руку брата за секунду до того, как тот убирает ее с амулета, вероятно, с намерением отступить, может, даже встать с кровати, разбив тот шаткий купол, который накрывает братьев Винчестеров в такие моменты. Пальцы Дина крепко обхватывают запястье брата, большой палец чуть поглаживает крупную костяшку, подцепляет тонкий браслет, при этому Дин не прерывает контакта глаз, как бы сильно Сэм не пытался спрятать взгляда. Нет, чувак, от меня не спрячешься. Я тут, Сэмми, с тобой, и хочу остаться, - мысленно говорит Дин, будто брат может услышать по какой-то неведомом телепатическом канале.
- Знаю, - после небольшой паузы кивает он, поднося руку Сэма к своему лицу и прижимается к тыльной стороне ладони все еще чуть влажной щекой. Приятно, так... по-родному, - И можешь, Сэм, конечно можешь, - Дин понижает голос и говорит хоть тихо, но быстро и даже немного зло, - Ты хотел учиться - ты проучился достаточно, теперь время быть рядом с семьей. Ты всегда знал, что этот день настанет, признай себе. Твое место с нами, Сэмми, со мной, - шепчет Дин. Знает, что брата выбешивают такие аргументы типа семьи и предназначения, но от правды не убежишь, все так, как есть.
От неудобной позиции затекают ноги, и Дин опускается на колени между ногами брата, не отпуская его руки, не позволяя Сэму отстраниться:
- Почему ты просто не можешь поехать со мной, отец бы тоже этого хотел. Почему ты не можешь позволить мне дотронуться до тебя, самому прикоснуться ко мне, ведь мы оба хотим этого, - Дин продолжает говорить уже без четкой системы, перескакивает с темы на тему, изливает все, что наболело, будто на сеансе у психотерапевта, где он в жизни не бывал и не знает, как там все. Дину не надо к врачу, Дину надо к Сэму - касаться, любить, трахаться, цапаться, охотиться, просто вместе быть, потому что без Сэма как без правой руки, вроде бы жить можно, но зачем, если можно с обеими-то руками?! - Поедем со мной, сдалась тебе эта Джесс? Мало в Америке красоток? А если хочешь ее, будешь навещать, Сэм? - в отличие от брата, Дин и не думает о тактичности, говоря о той, кто удерживает Сэма от его предназначения, от семьи, от Дина. Он не вредный, девчонка в принципе вроде хорошая, но она не может, никогда не сможет дать Сэму то, что может дать Дин, последний уверен в этом. Он крепко держит руку брата в своей, опуская ниже, прижимая к своей голой груди, чем заставляет Сэма наклониться чуть ниже, смотрит ему в глаза и ждет ответа с твердым намерением принять только тот, который устраивает. Только "да".

+1

7

У Дина, как обычно, теплые руки. У брата всегда, сколько Сэм себя помнит, были теплые руки. Он вздрагивает, когда Дин перехватывает его руку, когда пальцы смыкаются на запястье. Это – все. Значит, уже не вырваться, не отойти, и это первый шаг вниз, в пучину. Ему бы отойти всего на пару шагов, на чуть-чуть, и тогда сойдет эта пелена с глаз, сердце вернется на место, и трепещущее ощущение в легких исчезнет. Все вернется на круги своя. Дин назовет его сучкой, он его – придурком, и как будто ничего не было.
Вместо этого Сэм остается на месте. Не пытается вырваться, хотя знает, что может опрокинуть брата, застать врасплох, заехать кулаком по переносице – и дело с концом. Сэм... наблюдает? Наверное, так. Сэм смотрит широко раскрытыми глазами, не замечая, что задержал дыхание пару секунд назад. У брата чуть влажная щека, слегка шероховатая от сбритой щетины, и воздух искрится, заряженный энергией, словно в степи перед бурей, когда темные облака поглощают небо. Темные облака поглощают и Сэма тоже, и он бьется, треплется в них, пытаясь совладать.
– Нет, Дин, – резко обрывает брата Сэм. Опять этот старый спор. Все это было уже. Сэм дергает руку, но Дин держит крепко и опускается на колени, и приходится мириться с этим пока. – Это твое место рядом с отцом, мое место – в Стэнфорде. Нет никакого «достаточно». И никогда не будет.
Неправильный заход, Дин. Сэм сердится, упоминание отца болью отзывается где-то внутри, и ему не хочется возвращаться к этому уже говоренному разговору, но что поделать? Если брату хочется, придется вернуться. Если это поможет выпутаться из этой ситуации, которую даже непонятно, как назвать. Сэм не знает, как Дин может не понимать этого. Почему ему нужно объяснять уже случившееся и происходящее сейчас. Да, это Сэм начал. Но он тогда был младше, глупее, у него был стресс – да мало ли объяснений! Сейчас все по-другому. Сейчас у него есть девушка, дом и нормальная жизнь. Он так рвался к ней, он ни за что от нее не откажется.
– Не могу, потому что это неправильно, – ему самому тоже интересно, какую часть «этого» охватывает «неправильно»: только то, что это будет измена, или то, что это будет гомосексуализм, или еще и то, что это инцест? – Я с Джесс, Дин, понимаешь?
Сэм закатывает глаза и сердито вздыхает, когда слышит простой ответ брата. Действительно. Почему бы не бросить все, ради чего затеял скандал и кучу проблем на свою голову, и не вернуться к жизни, которую ненавидит? Как у брата это в голове-то укладывается, а? Дин не понимает. Совершенно не понимает, и Сэм не знает, что с этим делать. Позволяет потянуть себя вперед вместо ответа, чувствует под рукой теплую и влажную кожу, а глубже, ярче – сердцебиение. Сильное, быстрое. Возбужденное.
Сэм упрямо выдерживает взгляд брата. Запах геля для душа становится невыносимым вперемешку с натуральным запахом тела и несмываемым запахом пороха и всего того, что обычно окружает охотников. Сэм знает, потому что сам до сих пор не может отскрести этот дивный аромат. Все это вместе с непрошенной близостью – еще пара миллиметров, и кончики их носов соприкоснутся – заставляет ворох воспоминаний взметнуться в голове, словно листья на ветру, и закружиться, опутывая сознание.
Сэм повторяет очень отчетливо:
– Нет. Дин. Я. Не могу.
На мгновение его взгляд падает вниз, на губы брата, и в голове всплывает тот первый поцелуй. Пальцы на груди Дина невольно дергаются, гладя, но Сэм ловит себя на непрошенном движении, ужасается и замирает парализовано. Так. Так-так-так, Сэм. Он вновь поднимает взгляд, вглядывается в зелень чужих глаз – родных глаз, и старается не потонуть, не пропустить ничего внутрь, не дать Дину завершить начатое. Это неправильно, черт подери! И надо бы уйти, отклониться, выскользнуть или на худой случай вывернуться из хватки Дина, но вместо этого Сэм лишь повторяет, словно загипнотизированный:
– Я с Джесс.
Не «я люблю Джесс». Не «я не хочу». «Я с Джесс».
Почему мотыльки вечно летят на огонь?

Отредактировано Sam | Winchester (2014-06-30 03:08:31)

+1

8

У Сэма куча доводов, он всегда умел красиво, убедительно говорить. Если надо разговорить юную красотку - это дело Дина, а у Сэма всегда более широкая аудитория, начиная с тех же юных красоток, заканчивая ворчливыми пожилыми леди и ожесточенными жизнью мужиками. Люди доверяют ему, раскрываются, будто чувствуя искренность и веря простому набору слов, которым Сэм умеет достучаться до людских сердец. Теперь, когда он говорит, Дин почти проникается. Это "неправильно, Дин" и "не могу" звучат так искренне, что молодой охотник верит, что это причиняет брату настоящую боль. Сэм не обманывает, не говорит "не хочу", он говорит, что не может, и Дин видит, что он прав, Дин верит. Но это все ничего не меняет, он не намерен отступать. И раз на то пошло, больно тут не только Сэму, у Дина полный рот невидимой крови, которую не сплюнуть и не проглотить от одной мысли о том, что Сэм делает счастливым кого-то, и этот кто-то не он.
Поэтому он берет свою часть любви сам, без спросу.
Сэм наклоняется еще немного, и вот их лица совсем близко. Дин следит за взглядом брата, улавливая его движения и чуть расфокусированный взгляд, скользящий по его губам. Пальцы Сэма напрягаются на груди у Дина, и тот впитывает каждый взгляд, какое движение, будто регистрируя свою победу. Этот маленький триумф заставляет сердце спотыкаться, а потом бегать, сломя голову.
Сэм смотрит ему в глаза, губы у него близкие, наверняка мягкие и сухие - Дин помнит их на ощупь, на вкус - затянутая свежей корочкой трещинка на обветренной нижней губе наверняка будет колоться, если Сэмми осмелится на поцелуй, а Дин бесстыдно залижет ее языком... Сэм не решается, но Дин все равно встречает его отказ с легкой улыбкой. Он целует Сэма в запястье и отпускает руку брата.
- Ты с Джесс, - подтверждает он, казалось бы, смирившись со своим поражением. И все же, вставать и уходить Дин не спешит. Вместо этого сам гладит сэмову гладко выбритую щеку, скользить подушечками пальцев по коже, опускаясь на шею, тянется и проводит губами по кадыку, который нервно ходит под кожей. У Сэмми родинка под подбородком, как, впрочем, везде, Дин касается ее губами, по-прежнему не целуя по-настоящему, скорее скользит влажными от частого облизывания губами по коже, собирая с нее родной аромат, такой необходимо-далекий, - Она славная, твоя Джесс, - шепчет Дин в изгиб шеи брата, и это звучит почти не цинично даже с учетом того, что он делает сейчас. Он опирается обоими руками о колени брата и тянется чуть выше, оставляя вверх по шее стынущую дорожку из легких поцелуев, целует в чувствительное местечко под левым ухом Сэма и шепчет едва слышно: - Ты не сделаешь ей больно, Сэм, она даже не узнает. - Ладони перемещаются чуть выше по бедрам, пальцы мягко поглаживают сквозь жесткий материал джинсов Сэма, а Дин стоит перед ним на коленях, в одном полотенце, и нагло искушает. Ему даже не стыдно при этому, ни чуточку. В мозгу щелкает невидимый переключатель, и Дин, наконец, понимает, что на правильном пути. Сэм возвел между ними запретную стену из нежелания сделать больно Джессике, из любви к ней и верности. Дин не будет ломать ее, он просто ее обойдет: - Это даже не измена, знаешь? - тянет он глубоким, тягучим голосом, от которого обычно сами самой рвутся трусики. Руки скользят выше и выше, но минуют пах и оказываются на боках Сэма, большие пальцы скользят по кромке джинсов, Дин чуть медлит, потом лезет руками под одежду, поглаживая мускулистый пресс брата, изучая его на ощупь, при этом прикрыв глаза, вспоминая старое, смакуя, запоминая новое. - Как ты можешь изменить кому-то, если не будешь ничего делать? - спрашивает он голосом таким низким, что он похож на вибрацию, обдающую ухо Сэма, вперемежку с горячим дыханием, сразу перед тем, как Дин обхватывает мочку губами и сдавленно стоне только от осознания того, что это происходит. А еще потому, что Сэм любит звуки, которые он издает во время секса, отчасти из-за этого он позволил себе стоны в душе - чтоб раззадорить, чтоб подогреть, а так же предупредить. Сэм знал, что это случится и мог уйти раньше. Вместо этого он остался, это важнее любых слов.

+1

9

Неужели получилось? Неужели Дин понимает? Сэм расслабляется, теряет бдительность, веря, что сумел, наконец, донести свою мысль брату. Конечно, он понял. Это же Дин. Дин всегда понимает, еще с самого детства. Сэму тепло на душе и приятно, он чуть улыбается поцелую в запястье и разгибается обратно, уходя от лица брата, потому что это опасно. Близость – опасная штука, особенно рядом с людьми вроде Дина. Такие люди имеют какую-то магнетическую, животную энергию, от которой тело покрывается гусиной кожей, и мурашки водят хороводы. Брат имеет этого в достатке, а еще он знает, как этим пользоваться. Иногда это пугает Сэма.
Казалось бы, самое трудное позади, он уговорил и теперь волен встать и уйти, но Сэм чуть медлит, а потом понимает, что зря. Зачем ты медлишь, Сэм? Чего ждешь? Шлепка от кармы, которая, как известно, та еще стерва? Ну так получай. Получай свою обжигающую пощечину наотмашь. Пальцы Дина в считанные мгновения оказываются на его щеке, разнося по коже электрические разряды и приятное ощущение щекотки. Сэм хмурится и нервно сглатывает, уже в который раз, а следующее, что чувствует – губы брата на своей коже, и это уже слишком, чересчур много.
Сэм вздрагивает, но каким-то чудом не отшатывается, позволяя чужим губам мазать по коже, словно кисти художника, оставляя почти так же ощутимые следы. Дин не целует, не впивается ему в открытое горло настойчиво и резко, и Сэм благодарен ему за это. Иначе давно бы отшатнулся, иначе включился бы инстинкт самосохранения. У него в голове бьется загнанным зверем мысль о Джесс и о том, что он не сможет без нее, потому что она заменила ему семью и все то, чего у него никогда не было. Но сейчас – к чему замена, когда семья – вот? Когда Дин так близко? Сэм противится этому чувству изо всех сил, отпихивает его от себя, словно прокаженное.
«Пожалуйста, остановись», – хочется сказать Сэму, но вместо этого он прикрывает глаза и просто сидит на месте. Не закидывает голову назад, подставляя шею под губы брата, но и не отталкивает его. Когда Дин переходит на легкие поцелуи, невесомость прикосновений жжется хуже любого страстного засоса и клеймит куда глубже. Руки брата скользят вверх по бедрам, Сэм чуть дергается, словно хочет уйти из-под прикосновения, но останавливается. Его выражение лица меняется на секунду: разглаживается, а потом хмурится. Он не знает, как поступить. Знает, как правильно, но почему-то не может оттолкнуть брата. Не когда тот оставляет ласковые, но так легко заводящие поцелуи на его шее, касается губами чувствительных мест, которые предают Сэма, заставляя тело возбуждаться.
Сэм еще пытается концентрироваться на Джессике, вспоминает отчаянно ее образ и цепляется за него. Вспоминает, как пропускал светлые локоны сквозь пальцы, как притягивал к себе за затылок и целовал настойчиво и требовательно, а потом нежно, любя. И, наверное, это очень хорошо, что Сэм не видит сейчас Дина, потому что ему хватает одного положения его рук и мысли о том, как стоит брат, чтобы чувствовать, как связь с реальностью истончается.
Дин говорит, что это даже не измена, и Сэм бы и рад согласиться, но не может, только выдыхает прерывисто, когда руки брата минуют пах. Сэм вдруг понимает, что Дин дразнится. Разжигает в нем это темное, неправильное чувство, словно огонь в только что сложенном костре, и – придурок чертов – преуспевает! Проблема в том, что Дин знает его, как облупленного. Знал всегда, потому что они всегда бок о бок. И ему, видимо, хватило с лихвой двух раз, чтобы запомнить все то, что обычные, нормальные братья друг другу не рассказывают. Теперь же он явно беззастенчиво пользуется этими знаниями.
Сэм глубоко дышит носом, с удовольствием вдыхая родной запах. Слова брата неправильны, но почему-то приносят утешение. Может – может, правда? Но нет, он не может. В уголовном кодексе бездействие тоже наказуемо, равно как и действие. Однако Дин чертовски убедителен, и Сэм не спешит срываться с места, отталкивая брата. Тот стонет совсем рядом с ухом, и это слишком горячо. Так нельзя. Сэм. Сэм?
– Что ты делаешь, Дин, – Сэм хочет спросить серьезно, но в голосе сквозит непрошенная игривость, и черт ее разберет, откуда она взялась такая вдруг. – Ты с ума сошел.
Сэм, про Джессику помнишь? Помнит. Поэтому сидит, не двигаясь, боится шевельнуть рукой или вдохнуть лишний раз. Жар стекает в пах, накапливается там от касаний Дина, потому что как бы Сэму ни хотелось это отрицать, больше так никто не может. Ни Эми, ни Джессика, никто. Только Дин. И дело не в навыке даже – черт с ним, с навыком – дело в значении каждого жеста. Поэтому, может, Сэм и позволяет. Это слишком много значит. Это неправильно. Но чересчур ценно.
Он хватает воздух ртом, позволяя вздоху неловко соскользнуть с губ, и открывает, наконец, глаза. Скашивает взгляд куда-то вниз, смотрит на плечи брата, на руки и на болтающийся между ними амулет. А потом еще ниже, на полотенце на его бедрах. Картинки вспыхивают в голове, искрятся, беснуются, разжигая непрошенное желание все больше, но Сэм удерживает себя на месте. Джесс. Помни про Джесс.
Хочется, чтобы руки Дина, наконец, скользнули вниз, в белье. Сэм чуть ерзает на месте. Нетерпеливо. Неправильно. Так нельзя, Сэм. Ты же правильный. Где твоя сила воли? Или что не так? Неужто Дин оказывает на тебя такое сильное действие, так тянет и манит, что ты не можешь сопротивляться? Как не удержался тогда в мотеле в первый раз? Ты же первый поцеловал, Сэм. Не Дин. Помнишь про Джессику еще? Правильно. Прикосновения брата будут жечься еще сильнее из-за этого. Оттолкни его, пока не поздно. Еще есть шанс.
Не можешь?

– Дин...
Слабак.

Отредактировано Sam | Winchester (2014-07-01 03:34:07)

+1

10

- Шшш, - не просит, скорее, предупреждает Дин, будто прислушивается к чему-то невероятно важному, а брат мешает своими комментариями. Он целует Сэма за ухом, там, где аромат его волос и кожи особенно насыщен, куда хочется уткнуться носом и полежать так до конца света, тянет ноздрями воздух, пропитанный знакомым запахом и прикрывает глаза в блаженной крошечной улыбке. Водит кончиком носа по ушной раковине Сэма в забавном жесте, будто какой-то звереныш в попытке пообщаться с ему подобным, ведомый лишь инстинктами. Будто правда с ума сошел.
Дин, ты ума сошел? - говорит Сэм, и брат отрывается от его шеи, чтобы посмотреть ему в глаза и улыбнуться ясной, мальчишеской улыбкой, какую Дин очень редко позволяет себе. Он улыбается и кивает, мол, да, сошел. Почему бы не сойти на пару часов? Время слишком раннее, чтоб идти, опрашивать свидетелей, у нас есть кровать, и нам обоим хочется, да-да, Сэм, обоим, и не смотри так! А потом пойдем опрашивать мужа психованного призрака, найдем способ замочить ее, ты вернешься к своей Джесс, и все будет классно, Сэмми, не дрейф!
Дин не произносит ничего из этого, но его улыбка и жесты все к этому и ведут - к обману, к ослаблению бдительности, потому что ничего не будет классно, он даже не бросит попыток уговорить Сэма остаться, они оба знают это, но если все, что нужно теперь Сэму - это иллюзия, Дин создаст ее для брата. Развеивать обман будет уже сам Сэм, когда захочет. Если захочет. Дин знает, что захочет, но пока еще не сейчас, точно не сейчас.
И все же, ему надо быть осторожным. Сэм покрыт колючками, как стебель розы, если не быть осторожным, можно проколоть себя до крови, и хотя крови Дин не боится, он боится быть оттолкнутым, не хочет потерять момент, начинать все с начала, поэтому не давит, не набрасывается, не требует чего-то в замен, лишь дает то, что брат хоть с трудом, но принимает. Они оба знают - почему.
Пальцы осторожно гладят живот Сэма под одеждой, чуть задирая футболку и жакет. Дин целует ямочку на подбородке брата и скользит руками не вниз, а вверх, обводя подушечками чуть шероховатых пальцев отзывчивые соски. Дину хочется поцеловать их по очереди, вобрать в рот, облизнуть, чуть царапнуть зубами, услышав звуки, которые так ему не хватают все эти годы, хочет задрать чертовы слои одежды и целовать Сэма везде - в ключицы, в грудь, в живот, обвести кончиком языка выпуклость пупка, хочет... Мысль появляется неожиданно. Это очень странно, практически, из области фантастики для Дина Винчестера, потому что он никогда бы не подумал, что сделает нечто такое, будто есть еще вещи после инцеста с родным братом, которые для него все еще запретны. Но прямо сейчас это лучшее, что он может придумать, лучшее, что заставит Сэма позволить Дину дотронуться до него, не делая при этом ничего в ответ, в каком-то смысле сейчас это лучшее решение и для Дина.
Когда-то давно Дин решил, что не существует на свете ничего, чего он не сделал бы для Сэмми. Это решение появилось в нем так давно, что Дин уже и не помнит, когда именно, будто оно с ним родилось. А теперь он вглядывается в родные черты, смотрит на прикрытые глаза Сэмми, чуть дрожащие длинные ресницы и губы, едва раскрытые то ли чтобы проклясть, то ли чтобы попросить, и Дин понимает, что сам тоже хочет, по крайней мере, попробовать - да, точно хочет.
Он инстинктивно облизывает губы, когда смотрит на выпуклость на сэмовых джинсах. Он даже ничего такого не делал, а у Сэма уже стоит, это льстит и в то же время наливает тяжестью его собственный пах, хотя с сессии в ванной прошло мало времени. Не важно, Дин не будет уделять себе внимание на этот раз, в этот раз - все для Сэма. Он улыбается этой мысли почти коварно, как злодей, придумавший идеальный план по захвату мира.
Сексуальное покорение персонального мира Дина Винчестера начинается с того, что он вытаскивает руки из-под футболки брата и мягко, но настойчиво толкает его ладонью в грудь, заставляя лечь на кровать.
- Расслабься, Сэмми, не думай ни о чем. Я обо всем позабочусь сам - всегда же так делал, - обещает Дин, когда встает с колен, но не выпрямляется, вместо этого задирает одежду брата и, наклонившись, целует в выступающие ребра - снова медленно, осыпая кожу осторожными поцелуями. Он ставит колено на кровать, прямо между разведенными ногами брата, позволяя ему лишь едва касаться паха Сэма, хотя инстинктивное движение брата навстречу Дин замечает уже довольно долгое время. Он не позволяет Сэму тереться о его ногу, но когда целует его в солнечное сплетение, руки Дина сами тянуться к его ремню, расстегивая его быстрыми, уверенными движениями, уже не дразня. Одна рука действительно скользит в сэмовы боксеры и выпускает наружу давно твердый, немного влажный от смазки член. И когда Дин проводит горячим, чуть шершавым языком по одному из сосков брата, его рука начинает осторожно ласкать плоть, слишком медленно, чтобы была надежда достичь таким образом разрядки. Но ему и не нужно, у Дина другие планы на утро.

Отредактировано Dean | Winchester (2014-07-02 07:57:32)

+1

11

Слабак, Сэм, слабак!
Бездействовать нельзя. Потому что он правда любит Джессику, и они встречаются уже не месяц, не два и не три, и все это время Сэм видит только ее, как и полагается, когда влюбленность кружит голову, и когда эта влюбленность успокаивается и начинает перетекать в любовь. «Бездействовать нельзя», – повторяет себе он и бездействует, и бездействует, и, черт подери, бездействует! Потому что это Дин. Дин целует за ухом, улыбается так по-мальчишески, как больше никто не умеет, включая самого Сэма, и – ну, это Дин, понимаете? Сэм верит ему. Знает, что глупо и нельзя, знает, что своим молчаливым разрешением сейчас делу совсем не помогает, но слепо верит. Это же брат. Он же в жизни не навредит. Он знает, что делает, старший брат.
Сэм наблюдает за Дином широко раскрытыми глазами. Периодически забывает, как дышать. Кажется, у него получаются два вдоха один за другим, вместо положенного вдох-выдох, когда руки брата скользят по одеждой, но не вниз, а вверх – да и черт с ним, так даже лучше. Проще объясниться с совестью. Сказать ей, дескать, видишь, мы даже ничего такого не делаем. Не трогаем. Ну, оставил Дин на нем с дюжину поцелуев, ну с кем не бывает? Братья тоже целуются. Не в губы, правда. И нет в Штатах такой традиции. И в шею тоже нормальные братья не целуют. Ох, они же это все уже проходили – тогда, давно, две вечности назад.
Сэм сглатывает и делает усилие над собой. Надо. Это неправильно, и касания брата жгутся именно от этого, а вовсе не от того, что это дико приятно. Сэм стискивает зубы и уже кладет Дину ладонь на голое плечо – у брата уже какая-то нехорошая улыбочка на лице, дело явно дрянь – и не успевает. Дин встает с колен, рука Сэма соскальзывает с его плеча, и он теперь не может оттолкнуть, только упасть назад, поднимая обе руки в сдающемся жесте. Сэм проклинает уже и себя, и все на свете. Выпускает мобильный из руки, позволяя ему скатиться по покрывалу куда-то себе под бок, и даже не обращает внимания на вибрацию от нового сообщения. Гораздо больше его занимает вопрос того, что удумал брат. Точнее, что он удумал, как раз понятно. Как Сэму-то быть?
Сэм соображает судорожно и быстро, но из рук вон плохо. Он не может разобраться ни в своем отношении к происходящему – в своем настоящем отношении – ни в том, как быть, как поступить правильно, просто как это сделать. Как оттолкнуть брата, когда тот прижигает ему кожу сладкими поцелуями? Сэм прикрывает глаза от приятных ощущений, а внутри – паника, пожар и потоп, и... он не делает ничего. Позволяет огню растекаться по венам, позволяет теплому чувству затоплять грудную клетку, заполнять легкие и мешать дышать. И, знаете, может, Дин и прав. Может, это вовсе не... Но нет, конечно, это измена, потому что если скользящая по его члену рука Дина – это все еще не измена, то Сэму тогда явно надо перечитать словарь.
Останавливаться поздно.
Легкий, едва слышный звук срывается с губ Сэма и тает в воздухе. У него на лице – смесь из мучения и удовольствия, но он ничего не говорит по этому поводу, вообще ничего не говорит. Только молча подается бедрами вверх, а потом сразу же – вниз, призывая брата ускорить ласку. И это полная капитуляция. Неважно, что у него на лице и в голове, когда тело уже решило само. Сложно противиться рефлексам, когда заходишь так далеко. Это как в тот первый раз. Или во второй. Что же, теперь, видимо, будет и третий. Сэм, слабак, что же ты наделал? Откуда столько эгоизма, позволяющего закрывать глаза и на Джесс, и на Дина, которого надо было просто остановить в нужный момент, и все бы вернулось на круги своя. «Никаких бабских моментов – придурок – сучка». Братья.
Сэм отзывчивый, его накрывает от действий Дина легко и до конца, и хорошо, что глаза закрыты, а то брат бы увидел этот мутный взгляд, и тогда стало бы стыдно с самого себя. Поэтому Сэм не открывает глаз и не смотрит. Знает, что тогда грудь стиснет калеными прутами от осознания происходящего. А с закрытыми глазами можно представить что угодно. Например, что он остался тогда в мотеле. Или что Дин не ушел тогда в Стэнфорде. Что они где-то в прошлом, где нет Джесс и любви к ней. Все, что ему захочется, лишь бы извинить себе это растекающееся по артериям вместе с жалкими крохами кислорода, чудовищное, плавящее желание.
Сэм чуть выгибается, самую малость. У Дина горячий язык и щекотное дыхание, это заводит еще больше. Поддаваться так поддаваться. Он все ждет, когда же брат опустится на него, придавит своим весом, но Дин все медлит, и Сэм не понимает, что происходит, а потом просто решает плыть по течению. Кладет горячую ладонь на плечо брата, но не чтобы оттолкнуть, а просто чтобы куда-то ее деть. Он не знает, куда еще. Не понимает, что ему делать. Не спрашивает. Лежит, прикрыв глаза, позволяет редким едва слышным звукам слетать с губ и чуть сжимает плечо брата, гладя его большим пальцем по шее. Как будто если сейчас Дин решит, что все-таки это неправильно, то Сэм его не пустит.
Хотя, конечно, вина изъедает его изнутри.

Отредактировано Sam | Winchester (2014-07-02 23:41:57)

+1

12

Дин знает, что победил раньше, чем Сэм откидывается на не убранную постель и прикрывает глаза. Раньше, чем с его губ против воли начинают срываться эти крошечные звуки, которые так любит Дин. Раньше, чем рука брата ложится на его плечо, уже не для того, чтоб оттолкнуть, а чтоб удержать на месте. Дин знает, что победил с первой минуты, как увидел брата днем раньше рядом с красавицей Джессикой, и ему не стыдно за это, совершенно ни разу, потому что нет ни одного закона нравственности и морали, призывающего стыдиться за любовь, привязанность, необходимость друг в друге, но даже если бы и был, у Дина свои законы и своя мораль, согласно им он всегда выбирает Сэма, а Сэм... если даже он не выберет, Дин заставит его сделать это. Не силой, нет, у него есть способы получше.
Сэм почти не реагирует, хоть и не возражает против единого действия брата, не смотрит, не говорит, но его рука, все еще лежащая на плече Дина, говорит лучше всяких слов. Большой палец легонько поглаживает шею брата, и от этого едва заметного жеста Дину почти хочется заплакать, уткнувшись в грудь брата. Я правда скучал, так сильно скучал, если бы ты только знал, Сэмми... Он прижимается ртом к горячей коже младшего, чуть ниже груди, и делает резкий вдох носом, прикрыв глаза. Внезапно накатившая нежность сбивает с ног, с планов, с более-менее четких мыслей, и если бы не глупая мужская - такая диновская - гордость, старший Винчестер, просто обнял бы Сэма и всхлипнул от всей той мощнейшей волны эмоций, нахлынувших на него. Но он Дин Винчестер, и никаких бабских смазливых моментов между ними.
Дин вдыхает еще раз и длинно выдыхает в грудь брата, взяв себя в руки. Сжимает в ладони его член, прекратив движение руки, без слов призывая брата лежать спокойно и не дергаться, и хотя знает, как сильно Сэм хочет этой ласки, движения, разрядки, продолжает дразнить, втягивая в рот второй сосок и играя с ним языком, пока звуки, что издает брат, становятся отчетливее и чаще. Они не делали этого раньше, но это почти, как с девушками, а Дин-то точно знает в этом толк. При этом он снова медленно водит кулаком по всей немаленькой длине брата - вверх и снова вниз, будто намеренно показывая, что от его решения зависит то, кончит Сэм или нет. Он оставляет пару краснеющих следов от дерзких поцелуем-укусов на груди брата, все же недостаточно сильных, чтобы потом превратиться засосы или синяки, и скользит губами ниже, при этом снова опустившись на колени между призывно разведенными ногами Сэма. Он обводит языком круг вокруг пупка брата, и пальцами свободной руки очерчивает дорожку из темных волос ведущим от пупка вниз, к паху, а потом отрывается от живота брата и переводит дыхание, глядя в покрытое румянцем лицо Сэма, на его тяжело вздымающуюся грудь, а потом и на член, нетерпеливо дергающийся в руке самого Дина. Старший Винчестер сглатывает, не столько предвкушая, сколько нервничая, потому что это уже точно не как с девушками. Он просто чертовски хорошо знаком с теорией, однако, с другой стороны, правда в том, что здесь великий Дин Винчестер, бог секса и наслаждения, попросту неопытен.
Чтобы скрыть промедление и собственное замешательство, он целует сэмово бедро, внутреннюю сторону, очень близко к паху, чувствуя насыщенный аромат возбуждения брата, этот чисто мужской запах. Если бы раньше ему сказали, что он будет стоять на коленях перед другим мужчиной, Дин прибил бы любого, но Сэм не просто другой мужчина, это его Сэмми, ради которого Дин готов не просто на многое, а абсолютно на все. Он не сомневается, он просто не знает, как именно, с чего начать, как решиться? К тому же прямо сейчас по молодому охотнику бьет осознание, что он выбрал сомнительный способ превзойти Джесс, которая, наверняка, более искушенная в таких делах, она не может трахнуть Сэма, но она вполне может доставить ему удовольствие орально, что наверняка делала ни один раз, ведь надо быть полной дурой, чтобы хотя бы иногда не брать в рот такой член. Джесс не казалась дурой, скорее, наоборот, в конце концов, она же поступила в Стэнфорд.
Дин думает все это, отвлекая Сэма другими ласками и поцелуями в бедра, медля в нерешительности, а потом думает, что к черту, даже если он пролажает, то просто перевернет брата на живот и возьмет его дерзко и жестко, как никакая баба не может, это точно напомнит Сэмми то, как хорошо ему было с Дином, только с ним.
Он удобнее садится на полу, проверяя, надежно ли полотенце держится на бедрах, после чего еще раз ласкает рукой Сэма по всей длине, отодвигая пальцами крайнюю плоть, и, наклонившись, касается губами покрасневшей, возбужденной головки, сразу же осмелев и облизнув. Во рту чувствуется чуть горьковатый вкус смазки, но Дину уже плевать. Он кладет одну руку на бедро брата, удерживая его на месте, если он вдруг решит сорваться с места и сбежать (хотя Дин знает, что он не будет этого делать), другой рукой придерживает член у основания, и облизывает снова, усерднее, круговым движение языка пройдясь по головке, а потом спустившись вниз и облизнув ствол по длине. Дин думает, что это странно, очень стыдно, но больше, чего его переживания, ему интересна реакция брата, поэтому он не отрывает от него взгляда.

+1

13

Вина поглощает душу Сэма, изъедает, словно ржавчина тонкий лист металла, и все мотыльки мира, видимо, сгорели в огне, когда Сэм позволяет первому серьезному стону сорваться со своих губ. Он не может больше держать его внутри, грудную клетку сдавливает, и звук выходит сам, вырывается на свободу – стон разочарования и желания, стон ну-почему-ты-не-можешь-шевелить-своей-чертовой-рукой-Дин. Сэм сжимает губы в плотную линию, чтобы не позволить себе такой же звук во второй раз, и убирает руку с плеча Дина. Ему кажется, что брат играется с ним, мучает за все долгое время разлуки, может, наказывает за что-то, хотя Сэм и не сможет никогда понять, за что. Он всего лишь пытается поступить правильно. И каждый раз оступается.
Горячее дыхание Дина щекочет кожу, Сэм дышит быстро, как после бега, и под ложечкой сосет точно так же, и в легких появляется это странное легкое ощущение, танцует по бронхам и заставляет Сэма издавать чертовы звуки. Сначала он мычит, а потом сдается, отбрасывая упрямство, и позволяет Дину слышать, как ему хорошо. Как ему, черт побери, хорошо, искренне и чисто, и он хочет остаться в этом моменте, чтобы не разбираться потом с последствиями, не спаивать изъеденную виной душу, не объясняться с совестью. Но... ох, мысли сбиваются. Дин слишком властный, Сэм не привык от этому. С Джессикой вся власть была у него, он принимал решения, выматывал ее в постели, прежде чем дать достичь оргазма, а потом целовал ласково плечи и грудь – воспоминания настойчиво пытаются смешаться с происходящим здесь и сейчас, но Сэм отбрасывает их резко и решительно. С Дином это все по-другому. Не плохо. Наоборот, очень хорошо. Просто непривычно. Рука Сэма дергается в рефлекторном жесте, но он заставляет себя остановиться: нет, он не будет класть ладонь на затылок брату. Не та ситуация.
Дин почему-то медлит, кружит вокруг, и Сэм уже устает ждать. Поцелуи на бедрах жгутся, или это его кожа жжет Дину губы – он не знает. Неважно. Ему хочется понять, почему брат медлит. Где его пальцы? Что за пляски вокруг да около? Предыдущие два раза его ничего не ост... Сэм резко приподнимается на локтях – на большее он сейчас не способен – и пытается проморгаться, а потом смотрит на брата широко раскрытыми глазами. Они темные и мутные от желания, но даже сейчас в них отчетливо читается безграничное удивление. Сэм забывает сделать вдох, глядя на то, чувствуя то, как язык брата скользит по члену. Сама эта ситуация кажется настолько абсурдной, что Сэм даже не в состоянии сравнивать то, как начинает Дин, с тем, как начинает обычно Джесс. Потому что, ну, Дин Винчестер не сосет. Его брат не сосет. Целует, ставит засосы, дрочит, берет – но не сосет. Невозможно сложить в голове эти две вещи.
Сэм с трудом садится, помогая себе руками, пытается совладать с дыханием и все не отрывает взгляда от Дина. Ожидания и реальность сегодня, видимо, даже не в параллельных, а где-то в диаметрально противоположных вселенных. Как? Как Дин вообще?.. Почему? Зачем? Сэм никак не может понять происходящее, но ему слишком приятно, чтобы озадаченно хмуриться. И теперь он не может отделаться от этой картинки перед глазами. Да что там, не сможет сейчас отвести взгляда от лица брата, даже если за окном начнется нашествие инопланетян. Моральная дилемма отходит на второй план, когда приходит дилемма совершенно иного рода и склада: дать брату продолжить или отговорить, потому что это слишком странно на каком-то совсем ином уровне, чем инцест и гомосексуализм?
Сэм принимает решение. Безмолвно обхватывает лицо брата руками, гладит большими пальцами по скулам и тянет на себя, вверх, заставляя оторваться от увлекательного занятия, которое почти плавит Сэма своим жаром и какой-то дичайшей совершенно развратностью, непозволительностью. Сэм целует не самого Дина даже, это не жест привязанности или, тем паче, любви, потому что Сэм целует полные и мягкие губы брата, чтобы распробовать свой вкус на них, это чисто исследовательское. Это любопытство. Сэм хотел сказать, чтобы Дин перестал, потому что это не его дело, но теперь, после этого поцелуя, его решение меняется кардинально. Мысли вылетают из головы совершенно, остается только простое «хочу».
– Хочу еще, – говорит Сэм, заглядывая в глаза брату.
Выпускает его лицо из рук и откидывается назад, на локти. Не ложится. Хочет посмотреть. У него какое-то такое странное выражение предвкушения на лице, и Сэм закусывает губу, наблюдая за братом. Проклятье. Угадайте, кто только что продал душу этому дьяволу с его веснушками и горячим языком, руками и болтающимся на шее амулетом, чуть неумелыми, но зато настойчивыми движениями. Угадали? Сэм бы продал ее еще раз, если бы у него была вторая.

+1

14

Дину стыдно, честно. Он любит секс и все, что связано с ним, почти так же сильно, как охоту. Ровно так же, как в охоте, он пытается достичь совершенства в постели, потому что каким бы раздолбаем он не слыл среди людей, которые знают его, Дин Винчестер стремиться стать лучшим во всем, что он делает. То же самое в охоте, то же самое в сексе. Он любит трахаться. Любит, умеет, практикует, и самое главное, ему совершенно не стыдно за все то, что он проделывал и собирается еще попробовать. Конечно, были эпизоды, которые не льстили самолюбию недоделанного Казановы, но Дин имел очень полезную особенность - он быстро забывал все, что ему не нужно или неприятно, поэтому в свои двадцать шесть у него огромный опыт и много энтузиазма продолжить свой сексодром по всей стране. При чем надо сказать, что этот опыт включает себя не только его брата, но и нескольких других редких мужчин, с которыми дело не дошло до настоящего секса, но которые... были, короче. Скорее, для того, чтобы помочь Дину в лишний раз убедиться в том, что он гетеросексуальный до мозга костей.
Сэм не в счет, Сэм другое, не принадлежащее ни к одной категории, Сэма надо оставить в стороне и никогда не обсуждать то, что происходит между ними, однако, то, что сейчас происходит, так сильно задевает диново эго, что ему правда стыдно. Очень. Он занимался оральным сексом с девушками, но скорее, для того, чтобы польстить свое самолюбие тем, какой он хороший любовник и каким многими способами может доставить удовольствие женщине, с мужчинами все иначе, с мужчинами это противоречит его сути, его мужскому началу, и Дин ненавидит это чувство так же, как и свое глупое упрямство, которое решило заставить его опуститься до минета.
Он клянется себе, что никогда больше не будет этого делать - ни для Сэма, ни для кого-то еще, а так же, что не будет получать от процесса какое-то удовольствие сам, но это уже не осознанное решение, Дину просто непонятно, как это может кому-то нравится. Он вспоминает свои любовниц, которые делали это с ним и которые не выглядели недовольными, скорее, наоборот, и недоумевает. Может, это какое-то чисто женское удовольствие - отсасывать кому-то? А потом случается нечто, что вызывает надежду, что Дин, возможно, тоже сможет понять.
Выражение на лице Сэма бесценно, но не только оно заставляет Дина найти утраченное удовольствие от действа. Когда Сэм тянет его вверх, властно, почти силой, и прижимается губами к губам, Дин плавится, тает в его руках, в его поцелуе, в его послании через это касание губ. Как же долго они не целовались в губы?.. Он поддается, полностью согласный на все, что решит брат, и когда Сэм прерывает поцелуй и смотрит на Дина томным, темным взглядом, старший вздрагивает и забывает сделать вдох. Этот взгляд Сэма и его слова будто неведомой силой щелкают триггером внутри Дина, и ему хочется подчиниться, довести брата до грани, совершенно не заботясь о том, что это так не мужественно и стыдно. Теперь ему правда хочется самому. Он лишь кивает, не в силах совладать с голосом и снова сползает вниз, устраиваясь а полу. Реакция Сэма такая искренняя, сексуальная, сильная, что динов член тоже дергается, требуя к себе внимания, и старший Винчестер неосознанно трется им о изножье кровати и сдавленно стонет, вновь прижимаясь губами к члену Сэма.
Он будто переходит какой-то рубеж, запретную линию, которую начертил для себя сам, и после этого все перестает иметь значения, все становится проще, легче, и Дин чувствует, что готов пойти до конца. Он убирает рот с достоинства Сэма, а так же руку, наверное, наверное, заставив брата решить, что он передумал, но делает это Дин лишь для того, чтобы спустить сэмовы джинсы и белье ниже, до середине бедра, освобождая Дину свободный доступ. Он устраивается удобнее и снова берет в руку ствол, лизнув увереннее, снизу вверх, а другой рукой поглаживает мошонку, перекатывая яички, зная, что это наверняка понравится Сэму. Потом снова облизывает, выводя языком замысловатый узор на головке, лаская кончиком уретру, уже настолько уверенный, что может при этом смотреть на Сэма и не отводить взгляда. Наоборот, постепенно Дин находит извращенное удовольствие в своем положении и в том, что он может смотреть Сэму в глаза, пока ласкает ртом его член. Он едва заметно поигрывает бровями перед тем, как решиться взять в рот головку, хотя у него большие опасения, что сосать по-настоящему он все равно не сможет, потому что он еще слабо представляет то, что надо при этом делать с языком и зубами, к тому же, надо признать, что у его брата все пропорционально, член у него такой же большой, как и все остальное, старший Винчестер с трудом верит, что кто-то вообще сможет вобрать его в рот целиком. Однако, головка идет нормально, Дин опускает голову еще немого, пока не решает, что хватит - еще немного и он начнет давиться - и начинает работать с той глубиной, с которой может потянуть. Он медленно двигает головой вверх-вниз, потом додумывается подключить руку, которой дрочит по нижней части члена, которую не может принять, и когда немного адаптируется, немного ускоряет темп, подключая и язык, которым облизывает головку члена, не выпуская его изо рта. От развратности того, на что осмелился пойти, Дин неосознанно вновь вжимается пахом в кровать и чуть показушно стонет с членом во рту, как он видел, делают девушки.

+1

15

Одна из самых прекрасных вещей – это когда кто-то стонет, прижимаясь губами к члену. Чудесная вибрация разбегается по коже, уходит куда-то вглубь, и Сэму самому становится трудно дышать. На мгновение он теряет ритм дыхания, сбивается, а потом с замиранием сердца понимает, что Дин не трогает его больше. Что, все? Побаловались и хватит? Волна разочарования уже готова захлестнуть Сэма, он пристально наблюдает за братом, пытаясь разгадать, что происходит, а потом понимает, что останавливаться Дин не собирается.
Дин, конечно, не Джесс, и, реалистично говоря, опыта ему недостает, но Сэму совершенно все равно, его пьянит не только и не столько то, что брат вытворяет языком, сколько сам факт того, что это происходит. Он до сих пор не может поверить, хотя чувствует все явственнее некуда. Ему жарко и приятно, и еще этот чертов взгляд Дина – в какой-то момент это выглядит так пошло, что Сэм не выдерживает сам. Откидывает голову назад, прикрывая глаза, и чувствует, чувствует, чувствует эти губы на себе. И плевать, что брату опыта недостает, и плевать на все условности и морали, Сэм вообще почти забывает, где находится.
Кто бы мог подумать, Дин. Кто бы мог подумать.
Но нет, он должен это увидеть. Запечатлеть в своей памяти навсегда. Сэму приходится приложить усилие воли, чтобы заставить себя поднять голову и посмотреть на Дина. Тот уже явно вошел во вкус. Водит головой вверх-вниз – так и не скажешь, что впервые в рот взял. Сэм прищуривается, дыша кое-как через раз: а может, он просто чего-то не знает о брате? Но нет, это слишком абсурдно. Сэм с трудом может представить Дина опускающимся на колени перед другим мужчиной. Разве что перед женщиной, да и то с такой дьявольски пошлой улыбкой, что мама не горюй. Мысль обрывается, низвергается в пустоту, когда Дин наигранно стонет, и пусть Сэму приятно – божественная вибрация, господи – приятно так, что сложно даже дышать, до него все-таки доходит, что брат-то тоже не железный.
Будь на месте Дина девушка, Сэм бы уже потянул ее наверх, потому что сейчас самое время: они оба достаточно возбуждены, чтобы секс доставил истинное наслаждение, но при этом до самого пика еще придется постараться. Как быть сейчас, Сэм честно не знает. Инстинкт требует от него сдаться и взять брата в рот, но Сэм не может позволить себе такого. Он пытается сесть, но не может, откидывается обратно на локти и пытается хотя бы достать до брата рукой, а потом передумывает и, сделав неуверенный жест в воздухе, подставляет локоть обратно под себя.
– Дин, ох... извини?..  Если, – Сэм закусывает губу, откидывая голову назад, – если бы... О да!
В это мгновение Сэм просто сдается. Падает на спину, стонет низко, почти рыча, от удовольствия и, не зная, что еще делать, складывает руки на груди, сжимает ткань так и не снятой одежды. Да, умелый минет – это втройне приятно, но минет от Дина – это событие века, почти как победа в войне запада и юга, единичное событие в истории. Сэму одновременно и хочется положить руку на затылок брату, направляя и подсказывая ритм и направление, и не хочется спугнуть его. Картинка губ брата вокруг его члена теперь навсегда останется в памяти Сэма. Дин еще даже не представляет, на что себя обрек.
Сэм больше не предпринимает попыток подняться, все равно это бесполезно. Ему слишком жарко от действий Дина и слишком хорошо, чтобы шевелиться, и, пожалуй, все, что он может, это говорить. Даже думать уже не то чтобы очень. Разве что о чем-то очень пошлом и развратном. Но Сэм гонит эти мысли прочь и заставляет себя лежать смирно вместо того, чтобы стремиться заполнить рот брата на всю длину, достать ему до самой глотки – проклятье, так нельзя, это же Дин. Сэм рычит от бессилия и пытается набрать в грудь достаточно дыхания, чтобы выговорить хоть пару слов.
– Не зн... знаю, что на... т-тебя нашло, – дыхание упорно сбивается, Сэм упорно же продолжает говорить. – Сосать – это не для тебя, – Сэм, наконец, находит способ: выговаривает короткие фразы быстро и порой не совсем разборчиво. – Хотя сейчас так и не скажешь, – Сэм на мгновение поднимает голову, чтобы поймать взгляд брата и улыбнуться, а потом обессиленно падает обратно. – Я знаю, что ты хочешь. И это не твой сладкий рот вокруг моего члена. Я прав?
Кто бы рассказал Сэму, что он однажды произнесет эту фразу. Кто бы только рассказал. Там бы даже солить и поджигать нечего было.

Отредактировано Sam | Winchester (2014-07-04 01:26:09)

+1

16

Дин старается - прилежно, усердно. Он пытается следить за реакцией Сэма, чтобы понять, как именно ему нравится, запоминать и использовать это все против брата в самом приятном смысле, в каком вообще можно использовать против кого-то его же слабости. И судя по всему, у него не так уж плохо получается, потому что Сэма мечется, то откидывается, то приподнимается, делает какие-то дерганные движения, прикрыв глаза, потом открывает их и смотрит на брата таким темным-темным, расфокусированным взглядом, от которого у Дина мурашки и хочется прикоснуться к себе, что он и делает свободной рукой, улучив момент. А еще Сэм стонет - то громче, то низко, выдавая какие-то утробные звуки, которые сводят Дина с ума, заставляя ласкать себя сквозь полотенце и самому стонать с членом во рту, уже не наигранно, а вполне серьезно. Потому что как бы невероятно все это не казалось раньше, теперь старший Винчестер получает от процесса столько удовольствия, сколько от случайной ночи с какой-то очень изобретательной барменшей. Он знает, что может кончить и так, поглаживая себя через полотенце или трясь пахом о кровать - многое ему не нужно, лишь такая же живописная реакция от брата и собственные мысли о том, что он, весь такой брутальный мужик, взял в рот и при этом втихаря поддрачивает себе с чужим членом во рту. Это почти так же возбуждающе, как все то, что они делали раньше с Сэмом, и в какой-то момент Дин понимает, что не хочет прекращать и переходить к чему-то еще, ему хочется продолжить, дойдя, доведя до конца.
Однако, стоит признать, что все это не так-то просто хотя бы с технической точки зрения. Минет это вам не могилу копать, тут опыт нужен и техника, примерно к такому выводу приходит Дин минут через пять, когда нёбо начинает саднить, в горле пересыхает, а уголки рта болят от растянутости, к тому же оказывается, что девушки не намеренно слюнявили его: когда у тебя в рту такая гигантская штука, и ты думаешь, как бы управиться с ней и не подавиться, контролировать еще и слюноотделение довольно сложно, поэтому парень чувствует, как изо рта течет тонко струйкой, делая мокрыми собственные пальцы, которыми он поддрачиает основание члена Сэма, от этого получается влажный, скользкий звук, который вкупе с невольными причмокиваниями делает всю ситуацию еще развратнее. От этого Дину хочется спустить, даже не притрагиваясь к себе, как будто он не взрослый мужчина, а подросток тринадцати лет, но до этого ему хочется довести дело до конца, отчасти, чтобы дать себе передышку, а отчасти из извращенного любопытного желания узнать, наконец, какого это почувствовать, когда кончают тебе в рот.
Но не тут то было. Сэма отчего-то прорывает на разговоры. Дин закатывает глаза и протестующе мычит, мол, "заткнись, чувак, я тут не в состоянии с тобой беседовать, да и тебе не понравится, если я сейчас сяду рядышком и буду с тобой разговаривать по душам, вместо того, чтоб сосать твой член", но Сэмми как-то выносит. Дин думает, что, может, он даже неосознанно делает это, но когда Сэм начинает говорит грязно или, по крайней мере, пытается, старший снова закатывает глаза: мой сладкий рот? Серьезно? Он пытается заглотать глубже, чтобы хоть как-то заставить брата заткнуться, но вместо этого чуть не давиться от чего аж на глаза слезы наворачиваются. Блядь.
Дин чувствует, что начинает сердиться. Нет, ну правда, он вообще когда-нибудь кончит?! Раньше он не таким стойким был. Хотя раньше Сэм был подростком, напоминает себе Дин, а теперь... теперь должно быть девчонки без ума от него и от его огромного члена. Кто бы мог подумать, что его младший братик настолько вырос во всех смыслах... Однако, время для братской гордости неподходящее, впрочем и для того, чтобы ущипнуть Сэма куда-нибудь побольнее, заставляя заткнуться уже, поэтому приходиться искать другой путь заменить вопросы, на которые Дин не в состоянии ответить, на более приятные слуху стоны. И тогда у Дина вдруг появляется идея. Ни то, чтобы кто-то делал что-то подобное с ним, но это наверняка беспроигрышный вариант, поэтому он предпринимает еще одну попытку всосать глубже и при этом меняет руки, продолжив помогать себе левой рукой, в то время как вторая скользит за напряженные яйца Сэма, нажимая на чувствительное местечко там, а потом еще чуть ниже, надавливая на неприлично тугое кольцо мышц ануса, в которое, однако, удается протолкнуть влажный от слюны один палец. Дин нащупывает простату намного быстрее, чем в первый раз, надавив на железку, которая, судя по многочисленной литературе и стонам Сэма в прошлый раз, заставляет видеть звезды. Как тебе это, сучка? - с мстительным удовольствием думает Дин, продолжая насаживаться ртом на член брата, - И чтоб никакого психоанализа во время секса впредь.

Отредактировано Dean | Winchester (2014-07-04 09:53:51)

+1

17

Судя по возмущенному мычанию, Дина не впечатляет. Или ему не нравится постановка вопроса. У Сэма нет времени особо раздумывать над этим, потому что Дин, видимо, решил подавиться его членом и, знаете, чья-то судорожно сжимающаяся глотка вокруг головки – это не всегда самое приятное ощущение и сексуальный опыт века. В большинстве случаев Сэма напрягает, когда девушки – и теперь Дин – пытаются провернуть нечто подобное. Он в курсе про свои размеры, а еще он в курсе, что не стоит ждать особо глубокого минета и что стоит потратить добрые полчаса, а то и больше на петтинг, иначе он порвет к черту все, что там можно порвать, да и самому не слишком приятно будет.
Сэм тянется рукой вниз, проводит по волосам брата и по щеке, чувствует на пальцах влагу – черт, Дин, дурак, ну зачем? Неужели брат любит, когда девчонки давятся его членом? Или что это за штучки такие? Впечатлить захотел? Сэм гладит Дина по щеке пальцами, легко и ласково стирая слезинки из уголка глаза, и перестает пороть чушь. Вместо этого хрипло шепчет:
– Не надо, Дин, пожалуйста. Не давись.
Но то ли брат его не слышит, то ли упрямится, черт его разберет, да и Сэм плохо соображает, чего греха таить. Действительно сложно проявлять заботу, когда объект заботы методично сосет твой член. Хочется эгоистично откинуться и получать удовольствие, но это Дин, и они не виделись целую вечность, и происходящее – вообще нонсенс, и Сэму не хочется, чтобы брат убивался, что-то там ему доказывая. Как будто это чувство требует доказательств. Достаточно простого присутствия брата рядом.
Чувствуя, что Дин вновь затевает игру в посмотри-как-я-могу-заглотить, Сэм низко и протяжно стонет, зарываясь пальцами в короткие волосы на затылке брата. Нет, Дин. Сэм сказал, не надо, значит, не надо. Он уже собирается силой потянуть брата наверх, чтобы тот прекратил, наконец, пытаться совершить ненужный подвиг, когда на него снисходит такая волна блаженства, что пальцы слабеют. Все тело слабеет, чего уж там, и Сэм просто тает, растекается по хлипкой постели, стонет имя брата, которое должно было прозвучать предупреждающе, но звучит блаженно. Если это то, чего Дин хотел добиться, когда давился в первый раз, Сэм готов простить ему упрямство. Сэм ему сейчас все готов простить.
Он бы хотел сказать что-нибудь брату, но не может, ему не хватает дыхания, потому что в совокупности с этим чертовым пальцем рот Дина – просто рай, горячий влажный рай, который скользит вверх-вниз и приносит тонну удовольствия. Сэм позволяет руке соскользнуть с затылка брата – она там совершенно не нужна – ему на плечо и сжимает его сильно, как не позволяет себе обычно с девушками, но Дин – не девушка, Дин выдержит. И синяки на плече переживет, хотя об этом Сэм сейчас не задумывается. Он в другом измерении. Там, где нет ни времени, ни пространства, ничего, кроме горячих волн, которые качают его тело, заставляя вестибулярный аппарат теряться, где верх, а где низ.
Сэм держится до последнего, не специально, скорее просто потому что привык продлевать приятное балансирование на самом краю, ему нравится это состояние, когда в голове мутно и никаких мыслей, но с такой стимуляцией это чересчур сложно – балансировать. Единственное, о чем Сэм успевает подумать, это что надо было предупредить Дина. Джесс он обычно предупреждает. С Джесс у него еще есть остатки сознания на это. Сейчас – нет. Сейчас Сэм кончает, и у него в голове каскад из разноцветных искр, блаженство, нега, нирвана, просветление и полное опустошение. Штиль.
Его рука соскальзывает с плеча Дина, на котором останутся такие синяки, что Сэм потом будет виновато кусать губы. Но это будет потом. Сейчас Сэм лежит, закрыв глаза, и ему всерьез кажется, что он где-то на Гавайях, где никогда не был, и покачивается на волнах, которые ласково бьют его в бок. Он улыбается глупо и блаженно, спустя какое-то время тянет Дина за руку наверх, к себе, и ему хочется провалиться в сон после увлекательной ночи беготни от взбесившегося автомобиля и прыжков с моста. И – особенно – после этого.
– Иди сюда.

Отредактировано Sam | Winchester (2014-07-04 12:43:22)

+1

18

Пальцы брата, конечно, ласковые и заботливые на его щеках, но Дин снова мычит что-то непонятное, на самом деле пытаясь сказать, что давиться ему тоже не доставляет никакого особого удовольствие и это он не нарочно, вообще-то! Однако, рот все так же занят, и Сэм, разумеется, не может разобрать его послания. В любом случае, Дин почти уверен, что брат тоже не будет особо рад, если он сейчас прекратит и отстраниться, а что до него, старший Винчестер, со свойственным всем Винчестерам упрямством, решил довести дело до победного конца, даже если это будет просто невероятным пинком для его самолюбия. К черту уже, самолюбие и так уже сидит пнутое и обиженное, зато все остальные части динового тела более довольные.
Возбуждение отказывается уменьшаться, хотя физически ему не совсем удобно, да и не совсем приятно, но морально он более чем получает кайф. Дину уже в открытую нравится то, что он делает, не сам процесс, потому что с чужим членом во рту откровенно унизительно вообще для любого индивидуума, думает Дин, не только для мужчины, но он просто балдеет от реакции брата, от того, как его откровенно сводят с ума все нехитрые манипуляции старшего, поэтому Дин продолжает, наслаждаясь стонами Сэма, которые будто музыка для его ушей, даже чуть грубым захватом его пальцев в волосах, который становится уже очень грубым захватом на его плече. Ничего, пережить можно, да что там, можно даже самому получить кайф и от стонов, и от контроля над чужим телом, и от удовольствия брата, которое будто находит отражение в самом Дина чуть более слабым эхо, и даже от боли, что странно, ибо мазохистом себя Дин никогда не считал. И ему хочется еще, больше сэмовых эмоций, больше этих сладких звуков и мелкой дрожи. Поэтому когда он подключает еще и палец, подразнив заветную точку внутри брата, и Сэма бьет какой-то совершенно невероятной судорогой, Дина тоже почти сшибает его удовольствием.
У Сэма поджимаются яйца, и это явный признак того, что сейчас будет, но Дин по прежнему не собирается отодвигаться, желая познать всю прелесть действия, что, конечно, оказывается ошибкой. Как бы он не ожидал этого, струя густой жидкости бьет ему в горло довольно неожиданно, и хотя с ней Дин справляется, этим все не ограничивается, Сэма бьет оргазмом долго, выжимая из него еще несколько мощных струй спермы, как будто он не трахается каждый день со знойной блондинкой, а соблюдает целибат в монастыре, даже не прикасаясь к себе днями напролет. Естественно, проглотить все это Дину не удается, он снова кашляет, давясь, и выпускает изо рта член влажным хлюпающим звуком, не вовремя сообразив отодвинуться из-за чего Сэм пачкает его подбородок и щеку. Блядь, это уже точно очень и очень плохо для бедного, многострадального самолюбия Винчестера!
Как бы то не было, поздно уже что-то менять, поэтому он продолжает поддрачивать брату, выжимая из него последние капли, после чего просто сидит на полу и пытается отдышаться, а так же стереть с лица сперму, правда скорее размазывает ее еще больше, ведь рука у него тоже не чистая. У него самого все еще стоит почти болезненно, но несмотря на это Дин не собирается потребовать у брата ответной услуги или чего-то вроде того, даже дотронуться до него, и то не собирается попросить у Сэма, думая, что это как-то уменьшит значимость того, что он сделал только что, потому что несмотря ни на что, Дин не жалеет об этом, это все было для Сэма и он хочет, чтобы брат понял это, поэтому когда Сэм зовет его не своим голосом с кровати, Дин на неустойчиво держащих его ногах поднимается с колен и ложится рядом с братом, перед этим сорвав с себя полотенце, которое уже не нужно. Совершенно не стесняясь, он водит мокрым кулаком по собственному ноющему члену и кончает довольно быстро, на простыни.
Дальше он лежит рядом, не касаясь друг друга, переводя в порядок дыхание, пока Дин не решает повернуться к брату лицом, подперев голову рукой. Сам Дин совершенно нагой и совершенно не стесняется этого, хотя думать о том, что у него твориться на лице совершенно не хочется. Профессиональные порно звезды отдыхают.
- Порядок, Сэмми? - чьим-то совершенно хриплым голосом интересуется он, коснувшись одними кончиками пальцев до руки брата.

Отредактировано Dean | Winchester (2014-07-04 14:17:16)

+1

19

Блаженная нега и бездумье накатывают на Сэма, словно прилив, и отбегают прочь, и так раз за разом. Он позволяет себе нежиться в этом ощущении, словно в ласковых объятиях, которых нет. Нет и не может быть, по многим причинам. Он улыбается, слыша копошение рядом, но не открывает глаз и не трогает брата. Ему просто хорошо, так виновато-хорошо, как бывает за несколько минут до того, как совесть включится и даст тумака за произошедшее. Сэм старается не думать ни об этом, ни о чем-то еще, и пару сладких мгновений у него получается. Он лежит, укутанный ленивой негой, слышит прерывистое дыхание рядом, и на душе легко и хорошо.
Заметив, как вес на матрасе переместился, Сэм открывает глаза и косится на брата. Скользит чуть изучающим взглядом по его лицу, усмехается увиденному и просто кивает в ответ на вопрос. Ему нравится хриплый голос брата, и он почти уверен, что у него самого такой же. Поэтому прежде чем заговорить, приходится прочистить горло. А еще – не сводить глаз с лица Дина, потому что придурок явно решил пощеголять красивым телом, и один бог ведает, что будет, если Сэм позволит соблазнить себя еще больше. Впрочем, вид припухших губ тоже далек от понятия невинного.
– Полный, – продолжает усмехаться Сэм.
Ему хочется притянуть брата к себе, поцеловать, коснуться – пальцы Дина на руке отзываются щекоткой – но Сэм вдруг вспоминает, что нельзя. И то, что происходило пару минут назад, вообще-то, тоже нельзя. На его лице отражается смятение, противоборство чувств с совестью, и совесть, наконец, одерживает верх. Джесс. Он любит Джесс. Дина он тоже любит, но это другое. Это никогда не выгорит, не получится. Так не делают. Сэм подается вверх резко и быстро, срывая все-таки с губ брата отчаянный поцелуй, мимолетный и какой-то особенно обжигающий. Последний.
Наверное, надо что-нибудь сказать: не то «спасибо», не то «пожалуйста». Вместо этого Сэм достает из-под своего бока телефон и смотрит на время. Ищет выход из ситуации, и выход приходит сам собой, когда он вспоминает, зачем они вообще встретились.
– Надо завтракать и ехать спрашивать, – неуверенно говорит он.
Садится рывком, глядя на иконку непрочитанного смс. Оглядывается на брата через плечо, не удерживается – окидывает взглядом всего, не в силах сдержать мимолетную не слишком приличную ухмылку, буквально самыми уголками губ. Потом моргает и, ощутив укол совести, грустнеет, отворачиваясь от брата, чтобы тот не увидел и не понял. И не принял на свой счет. Дело не в Дине. Ну, не только и не столько в Дине. Дело в Сэме. Разве не так? Сэм все начал, Сэм позволяет продолжать. Сэм сдался сегодня. О чем он думал вообще? Сэм хмурится и пытается не думать об этом так, ну или во всяком случае не когда Дин рядом. Не дай бог брат подумает что-нибудь не то.
Когда Сэм оборачивается к Дину во второй раз, на его лице чуть грустная, но вполне искренняя улыбка.
– Я бы умылся на твоем месте перед выходом. И оделся, – подкалывает он.
Поднявшись, одевается обратно, застегивает джинсы, и чувствует себя очень странно рядом с нагим братом под всеми своими слоями одежды. Очнувшаяся совесть подтачивает настроение, Сэм старается этого не показывать. Знает, что случившееся будет виснуть над ним грозовой тучей еще долго, но не может сказать, что ему не понравилось. Разве что затолкать эту мысль в самый дальний и темный уголок сознания, к похожим мыслям о предыдущих двух разах.
Сэм отходит чуть в сторону от постели, отворачиваясь от Дина, и открывает смс на телефоне. Простенькое сообщение от Джесс заставляет его прикрыть глаза и тяжко, но бесшумно вздохнуть. Прости. Прости, Джесс. Есть вещи сильнее Сэма и всей его правильности. Увы.
«Люблю тебя и жду. Джесс».

+1

20

Сэм красивый. Дин всегда думал, что когда-нибудь его брат превратится из нескладного, неловкого подростка в кого-то, на которого будут беззастенчиво пялиться женщины. Теперь, когда это произошло (хотя Сэмми-ботаник, наверняка, даже не заметил), Дину не завидно, это то, что должно было случится, у Винчестеров не бывает иначе, к тому же Дин знает, что какой бы успех не имел его брат среди толпы глупых студенток, в каком-то смысле Сэмми всегда будет принадлежать только ему. Случившееся сегодня - тому явное подтверждение. Поэтому он смотрит на брата беззастенчиво, изучающе, будто пытается запомнить каждое колыхание его ресниц, пока он дышит глубоко и неровно, а на лице выражение особого умиротворения.
Почти три года. Дин видит, как изменил его брата каждый день из этих дней, пока они были порознь, но в то же время видит, что под всеми этими днями уюта, среди чужих людей и незнакомых проблем, Сэм остался его Сэмми и всегда им будет. Однако, это не отменяет того, что, возможно, после упокоения Женщины в белом, Сэм снова вернется в свой, другой, мир нормальности и обыденности. В мир, где нет Дина.
Он пытается скрыть выражение восхищения и любви, которые испытывает к брату не смотря ни на что, сконцентрироваться на неприятных ощущениях, которые несомненно испытывает. Сперма на щеке подсыхает, неприятно стягивая кожу, у него все еще болит горло, а во рту реально странный вкус, который хоть и терпимый, но все равно хочется сплюнуть. Дин чувствует себя немного шлюхой, но когда он задумывается об этом еще раз, то понимает, что ему плевать. Прямо сейчас он не чувствует ни стыд, но злобу, ни ревность, ему хорошо так, как все есть, рядом с тем, с кем он есть, и хочется легкой привычной для них перепалки не всерьез, а потом обнимашек и поспать. Ну да, щас, прямо с вибрирующим под боком телефоном Сэма!
Дин принимает поцелуй, который означает скорее конец, чем начало, и лишь на миг прикрывает глаза, поджав губы так, будто пытается смолчать, хотя очень хочется говорить. А потом ухмыляется привычной улыбочкой привлекательного сукиного сына, которому на все насрать, даже на факт секса с родным братом.
- Ага, - кивает он, будто они изначально собирались только поесть и заняться делами. Зевает, не потрудившись прикрыть рукой рот, чешет щеку, ощущая под ногтями хлопья подсохшего семени, после чего встает и потягивается - нагой и красивый - скорее демонстрируя обнаженное стройное, накаченное тело, покрытое шрамами - то бледными, то более заметными. И плевать, что где-то под ребрами внутренности скручиваются в тугие узлы от тоски по брату, который все еще рядом, но уже не с ним. К черту. Он - Дин Винчестер, сексуальная циничная сволочь, и ему на все насрать.
- Спасибо, кэп, - фыркает он, безо всякого смущения нагибаясь и взяв с пола брошенное полотенце, - Не бойся, я не буду шокировать бедного чувака своим прекрасным горячим телом, стар он уже, чтоб ориентацию менять, - лыбится он совершенно неприлично, - Я в душ, а потом перекусим, умираю с голоду, - сообщает он, прежде, чем пойти в ванную комнату, даже не потрудившись прикрыть за собой дверь. Через несколько секунд в ванной снова шумит вода, на этот раз чтобы смыть не грязь, а чувства. И черт с тем, что Дин знает - невозможно.

+1


Вы здесь » SPN - Crossroad » Закрытые эпизоды (флешбэк) » Unfaithful