Кажется, Война никогда не устанет удивляться людям и их городам. Она никогда не устанет удивляться потугам смертных разорвать сам порядок мироздания. Центром этой страны, в которой оказалась Райдер, был Нью-Йорк, и называли его по-разному. Большое яблоко, город пороков. Столько названий, но лицо у города одно – обезображенное. Нью-Йорк похож на наркомана-героинщика, он уродлив не по природе, его таковым сделала жажда наркотика под названием «жизнь», и каждое утро он безобразен, он желает скрыться от света солнца. По-настоящему Нью-Йорк оживает лишь ночью, когда тьма накрывает город, и тот думает, что никто не увидит его грехов, никто не станет его судить. Ночью в городе царит порок, и люди с готовностью отдают все от денег до душ, чтобы утопать в море порока и океане безнаказанности.
Бродвей – самая большая и самая широкая улица Нью-Йорка. Бродвей – это аорта всего города, всей страны, и по этой аорте протекает лучшая кровь. Все изысканное, что есть на целом континенте, прошло через Бродвей. На этой улице все самое-самое. Самые сексуальные женщины, самые дорогие машины, самые изысканные выставки, самая красивая музыка. Бродвей – это силиконовые мечты, это самые лучшие сливки человеческого общества, и он всегда залит светом. Днем он неприметен, обычен, но стоит ночной тьме сгуститься над городом, как в то же мгновение десятки, сотни неоновых огней разрывают тьму, кричат в уши, привлекают, соблазняют. Искусственный свет ослепляет, и ты не можешь противиться Бродвею, ты всегда будешь тянуться к Бродвею. Если ты достоин, эти улицы, что вымощены из крови и золота, примут тебя, а если нет – Бродвей уничтожит, сломает тебя и все, из чего ты создан. Бродвей ломает не тела, он коверкает души и сознания.
Война завернула на эту улицу из чистого любопытства. Так много она слышала о Бродвее, так много обрывков слов, мечтаний, столько восхищений и проклятий. Эта улица построена на контрастах, эта улица пахнет кровью и дорогими духами, и Война просто не могла пройти мимо такого удивительного места. Тут господствовали алчность, похоть и зависть. В воздухе пахло выхлопом дорогих автомобилей и шикарными духами, а асфальт под ногами переливался всеми цветами, отражая неоновые вывески. Красный раритетный мустанг выглядел тут чуждо, и, кажется, вызывал недовольство у местных «сливок», но Войне было плевать. Всадника привлекли не выставки, не театры и даже не бордели, а бар. Обычный бар, пусть и с пометкой «стриптиз», который выделялся среди всех этих сияющих зданий. Мустанг припарковался на обочине позади какого-то зеленого Ламборгини, и Война, что вышла из автомобиля, поняла, насколько она не вписывается в местный антураж. Ее сероватая майка, потрепанные джинсы и грубые ботинки даже рядом не вставали с нарядами, в которых щеголяли местные барышни, и Войне стало как-то не по себе. Все вокруг было слишком, и это самое «слишком» зашкаливало! Слишком красиво, слишком вычурно, слишком громко. Хотелось передернуть плечами, сесть обратно в машину и уехать отсюда, вжав педаль газа в пол, но, нет, Всадник не хотела проводить эту ночь в мустанге. Впервые за долгие годы она хотела расслабиться, провести вечер в подобном заведении и забыть, что она – высшее создание в иерархии всех существ. Забыть, что она Всадник Апокалипсиса.
Перед входом в клуб стояла очередь, и все суетились, переживали, но Войну отчего-то пустили сразу, стоило ей подойти. Охранник шкафообразного вида лишь коротко глянул в ее сторону, а затем кивнул. Странно, и Райдер присмотрелась к нему более внимательно. Вдох. Выдох. Она моргнула, чтобы видеть то, что существа вроде нее обычно прячут под кожей и одеждой, и какого же было ее удивление, когда охранник оказался тварью из Древнего Египта с головой крокодила и львиной гривой. Война нахмурилась и дернула головой. Амат. Так звали это существо, призванное сжирать сердца грешников.
«Нашла себе идеальную подработку?»
Маленькие крокодильи глаза вновь опалили Войну огнем немного гнева, но та лишь фыркнула и развернулась, легким движением открывая тяжелую входную дверь, на которой красивыми буквами было выведено: «Midnight»
«Полночь»
Стоило Войне войти в дверь, как она моментально оказалась в ином мире, где господствовала громкая музыка и запахи человеческих тел вперемешку с алкоголем. Темноту помещения уверенно и нагло разрывали яркие лучи прожекторов – такие же разноцветные, как вывески у барной стойки и на сцене. Миловидная девушка хрупкого телосложения вместе с другими такими же исполняла тот самый стриптиз, обещанный на вывеске клуба, но Войну они точно не интересовались. Она направилась к барной стойке, по пути осматривая местных постояльцев. Справа в углу два вампира наслаждаются одной девушкой, слева за столиком демон перекрестков заключает сделку, где-то у сцены пара падших ангелов, а еще воняет псиной. Где-то оборотень. Странное место, до ужаса странное. Бар посреди самой широкой улицы Нью-Йорка, где собираются не просто «сливки общества», а все твари, способные добраться сюда. Они сосуществуют бок о бок, не стремясь перегрызть друг другу глотку. Они просто наслаждаются ночью там, где можно не скрываться. А вот Войну встретили холодно, и та чувствовала острые взгляды на своей коже. Райдер тихонько зарычала, но ее мышцы оставались расслабленными.
-Ром. Темный. – она присаживается за барную стойку и бросает короткий взгляд в сторону бармена, который ловко управляется с бутылками, словно циркач. А вот и оборотень, и Война видит его клыки, запрятанные глубоко в череп, но тот приветливо улыбается новой посетительнице, ставя перед ней стакан с темным напитком. Только сейчас Райдер чувствует в воздухе не только алкоголь, но и кокаин. Забавно.
Впрочем, почему это должно ее волновать? Пусть каждый из этих тварей существует сам по себе, и Война не собирается вмешиваться в их «круг жизни». Тонкими пальцами она берет стакан. Ром обжигает горло, но оставляет чуть сладкое послевкусие, которое еще долго держится на алых губах Войны. Интересно, кто хозяин этого заведения, что устроил тут пристанище для существ всех мастей и родов? Песня, вырывающая из колонок этого бара, гласила: «мы рождены, чтобы жить. Мы рождены, чтобы умереть», и Война улыбнулась этим словам, которые можно было сделать просто слоганом всего человеческого мира.
Мысли-мысли. От них хотелось отвлечься, отогнать надоедливых птиц, что бесновались где-то в черепной коробке Всадника, и этот бар должен был ей помочь. По крайней мере, она хотела в это верить. Снова глоток рома, и алкоголь вновь обжигает нёбо.

Благородный напиток в стакане Войны искрил и переливался, отражая яркий свет прожекторов и вывесок, но все равно оставался густого янтарного цвета, и аромат алкоголя щекотал ноздри. В крепких пальцах Всадника стеклянный бокал выглядел бесконечно хрупким, готовым треснуть или лопнуть в любую минуту, что в принципе и было правдой. Война внимательно изучала взглядом ром. Ее не интересовала ни сцена с прелестными девушками, не существа, чьи сердцебиения она слышала где-то в самом центре сознания, ни шумная музыка, которая заставляла пол и стены вибрировать. Райдер впервые хотела просто расслабиться и сбросить с себя все обязанности, цели и стремления, забыть о том, кто она, что должна делать, а, самое главное, забыть о том, что где-то за тонкой стеной этого клуба ждет мир, готовый в любую минуту взорваться и обратиться в пыль. Громкая музыка сотрясала клуб своим ритмичным битом, и на ее фоне мысли Войны казались тягучими, вязкими, словно застывающая карамель, что перетекала из одного угла в другой. И Райдеру нравилось это ощущение, словно она падала в густую тьму, которая обволакивала каждый миллиметр ее тела, Всадник не сопротивлялась, а была лишь рада этому «путешествию в небытие».
Алкоголь и отстраненность расслабили Войну, и крепкие мышцы уже не были напряжены до предела, а потому мужской голос, что прозвучал где-то над ухом, заставил ее слегка вздрогнуть и повернуться к тому, кому принадлежал этот самый голос. Перед ней стоял мужчина экстравагантной внешности, но Всадник смотрела глубже. Она видела звериную голову и крепкие когтистые руки, а этот взгляд – холодный, изучающий тебя с ног до головы, но имеющий капельку презрения – Война узнает всегда, несмотря даже на то, сколько прошло лет.
-Сет. – констатация факта вкупе с приветствием. О, да, Райдер умела объединять такие вещи. Древнеегипетский бог обзавелся приличным телом и неплохим заведением, хотя все так же был похож на шакала. Сколько прошло лет с их последней встречи? Сотни? Тысячи? Война сбилась со счета, она вообще плохо запоминала подобные вещи, да и сам бог пустыни вряд ли помнил точную дату их встречи. Одно они оба помнили точно – их встреча проходила посреди жарких песков родины Сета, и земля была пропитана кровью, но диалог бога и всадника был холодным, как льды бескрайнего севера. И несмотря на это, он зовет ее по-дружески «Райдер», и его голос теплеет.
-Все чаще я бываю в различных городах этого мира. – уклончиво произносит Война, внимательно изучая своего собеседника. Деловой костюм, белая рубашка, черные, словно ночь, волосы и десятки татуировок, что выглядывают из-под ткани пиджака. Все в нем было построено на контрастах, все и всегда у Сета было построено на контрастах. Гордый последователь Ра, доблестный бог древних земель, что покрыты песками, он изменился, когда из под его носа увели власть. Он воевал за право царствовать, за право лидерства, и война та была кровавая, долгая. Сет искал помощи, и надеялся найти ее в лице алого всадника, чье призвание – ратное дело, но что тогда Райдер ответила ему, смотря в звериные глаза бога?
«Я не стану вмешиваться в семейные проблемы богов»
Точно. И после этого ни Война, ни Сет не искали встречи. После этого бог пустыни стал богом смерти, войны и обзавелся злой личиной, а в итоге все равно был вынужден мириться и делить власть. Да, Всадник знает это, и да, она наблюдала за ходом войны между богами, потому что это было интересно. Подобные вещи всегда интересны.
-Ты умудрился собрать в одном клубе посреди шумного города почти всех тварей и заставил их считаться друг с другом. – легкая тень уважения в хриплом голосе Войны кажется иллюзорной. – Я же здесь просто ради отдыха. Утомительно переезжать из города в город каждый раз.
Легким движением она подносит бокал к алым губам, ром приятно согревает нутро, щекочет корень языка, а на тонком стекле бокала остается только влажный красный след. Война коротко улыбается уголками губ. Она расслаблена, она не хочет вспоминать старые обиды, прошлые досады и невыполненные обещания. К черту прошлые грехи, когда мир горит буквально у тебя под ногами!
-Ты неплохо устроился, Сет. Люди говорят, твой клуб имеет очень шумную репутацию, как и ты сам. – кажется, Война заразилась от этих самых людей дурной привычкой начинать издалека, сотрясать воздух. Говорить о том, что не имеет смысла, что лежит на поверхности, но сейчас она не хочет обдумывать каждое свое слово. Быть может, все дело в алкоголе. А, возможно, в музыке, что вибрациями проходилась по телу. – Ты же знаешь о последних новостях, о войне между Небесами и Адом, и о том, что твоего брата остается все меньше и меньше?
Было в ее усмешке что-то хищное, а, быть может, все дело в том, что она – Война, и хищность, агрессия – ее природа, ее суть. Всадник смотрит на Сета, и он так близко к ней, что она может уловить его неповторимый запах, от древнеегипетского бога всегда пахло горячим песком, но сейчас его аромат смешивался с одеколоном, резким букетом ударяя в ноздри Райдера. Война и Сет. Они стали бы замечательной парой, они смогли бы подчинить мир. Что было бы, встань Всадник на сторону бога смерти в свое время? Она смотрит на него внимательно, словно пытаясь изучить то, что находится под его кожей, под сводом ребер и дальше, и Война видит, что Сет не изменился за все это время. Бог остался прежним, таким, каким она его помнила еще со времен его правления над людьми. И самым главным в Сете осталась жажда власти, триумфа, выигрыша.