Когда тебя гонят, ты бежишь вперед. Когда за тобой неустанно следуют хищники, и ты слышишь, как слюна стекает с их желтоватых клыков, ты бежишь вперед. Это инстинкт самосохранения. Хищников много. Они сильны. Они ужасны. Они – прирожденные убийцы, способные в считанные секунды пронзить клыками твою яремную вену, и ты бежишь. Бежишь вперед так же неустанно, как и твари, что гонят тебя. А, когда за тобой следует сам Ад, начинаешь бежать еще быстрее. Бежать, заплетая следы. Вперед, туда, где не найдут. Туда, где в спину не будут дышать демоны, желающие сорвать кожу с твоих ребер. Вперед, где есть глупая иллюзия свободы.
Война не бежала. Не пряталась от битвы, не скрывалась от ангелов и демонов, однако больше не лезла на рожон. Крепкие цепи постепенно становились дурным сном, страшным и нежеланным воспоминанием, и Всадник не хотела вновь «присягать на верность» Люциферу, а потому была вынуждена сидеть в стороне, дожидаясь братьев. А братья-то вообще тут? Или только Война услышала, как разбились печати клетки, и явилась незамедлительно на землю? Кажется, за последние пару месяцев она изъездила всю эту чертову страну вдоль и поперек, но кругом были только люди, люди, люди, демоны и ангелы. И, если первым было плевать на красный мустанг, то вот последние всякий раз норовили связаться с Войной. Те, что потупее, смели указывать Всаднику и насмехаться над ним, а те, что понаивнее, верили, что Война встанет под знамя Михаила. Хватит. Хватит с нее ангелов, демонов, людей и прочей нечисти! Этот Апокалипсис больше напоминал бег по кругу, нежели реальные боевые действия. Войне было скучно. Она была прикована к этому миру, потому что тут был Люцифер. Всадник не могла уйти, не могла взорвать все к чертям, а еще не могла найти своих братьев. Весь ее мир сузился до шершавых дорог и неоновых вывесок, и Война, погрязшая в пучине чертовой обыденности, начинала терять краски. Что будет с ней дальше, если она продолжит глупо колесить по дорогам из города в город, даже не имея возможности уничтожать эти самые города? Этому Апокалипсису не хватало крови. Старой доброй крови и приторного запаха раскаленного железа. Война была свободна и скованна одновременно.
Шумный и воняющий городским смрадом Нью-Йорк встретил Всадника удивительно отвратительной погодой. Дождь барабанил по крышам и стеклам с такой силой, словно и в самом деле стремился разбить себе голову, а штормовой ветер обрывал провода и опрокидывал небольшие строения.
«Ангвис не в самом хорошем расположении духа»
Да, Война помнила, кто живет в Нью-Йорке, кто стал проклятьем, а, быть может, благом для этого города, но Всадника совсем не интересовала горгона. Их сотрудничество было коротким, интересным, но не более. Они не друзья, не соратники, не братья по оружию. Пусть у них и общие цели, но это не значит, что они станут вмести чаи распивать, обсуждая последние апокалиптические новости. Война вообще в городе проездом, учитывая тот факт, что за ее голову в аду назначена награда. Нет, Райдер не бежит от битвы, но бежит от новых цепей. Как сложно существовать в мире с ангелами и демонами, когда, желая сохранить свободу, отрекаешься от призвания и долга. Еще немного, и Война забудет, как держать меч. От текучих и одновременно раздраженных мыслей Всадника отвлек рык. Далекий, но достаточно близкий. Едва слышимый, но звучащий в самом сознании. Рык? Вой? Псы. Адские псы. Как Война раньше не заметила эту тварь? Давно ад спустил на Райдера гончую, что бежит за мустангом вот уже… а сколько? Протяжный вой вновь разрывает ее сознание.

В торговом центре стоял привычный гул, состоящий из голосов людей, что покупали и торговались, и музыки, что наполняла коробку-здание. Это был обычный вечер. Рабочий день, а, быть может, выходной. Все покупали, все жили, все знали, что будет сегодня вечером, что будет завтра. Слепая вера в стабильность. Сегодня вечером одни будут смотреть футбол, другие – сериал, третьи – будут спать, четвертые – любить. А, возможно, все совсем иначе, точно так же, но по-другому. Но этот вечер совсем иной, чужой. Этот вечер будет полон крови и звериного рыка. Когда огромное стекло магазина разбилось, разлетаясь сотнями осколков, мир, словно, замер, время меняло свой ход, и все вокруг замерло, уставившись туда, где происходило нечто неестественное. Адская гончая, протаранившее стекло, беспомощно завалилась на пол, пачкая белый кафель кровью. Вряд ли люди видели эту тварь, но для Войны, что следовала за псиной, она была реальна. Бровь Всадника прокушена, но раны быстро затягиваются. Не так быстро, как на гончей. Адский пес поднимается на лапы, вновь и вновь бросаясь на Войну, но та голыми руками хватает тварь за холку, шкуру, вновь и вновь обрушивая удары на оскаленную морду. Волчьи глаза Райдера встречаются взглядом с залитыми кровью глазами пса. Битва короткая, но кровавая. У гончей нет шансов против Всадника, но та кидается снова и снова; пес рычит и скулит одновременно, пока не затихает, когда Война руками разрывает пасть адской псины. Кровь заливает белый кафель, попадает на одежду Райдера, чьи руки уже пропитаны кровью. Труп гончей похож на пыльный мешок, но люди вряд ли увидят его. Впрочем, Войну не волнуют люди, что застыли, словно время вокруг остановилось. Ни паники, ни вздохов, и даже биение их сердец приглушенное.
Всадник ухмыляется, разворачиваясь прочь. Ей плевать на то, что творится в городе, на то, что будет твориться в городе, когда жители придут в себя. Из окровавленной ладони Войны торчат осколки, но она, кажется, совсем не замечает их, возвращаясь к своему огненному коню. Когда уже Ад придумает что-нибудь поинтереснее простых гончих псов?

Такая короткая, но такая яростная схватка разогнала кровь по венам Войны, отчего та вновь была готова дышать огнем. Сколько еще ад пошлет за ней гончих? Десятки? Сотни? Или демоны соберут всю псарню и натравят на Райдера? Войне все равно. Она будет рвать им пасти и дробить кости, заливая землю кровью адских псов. Как низко ты пала, Алый Всадник? Ты сражалась с целыми империями! Ты уничтожала цивилизации, а теперь ты радуешься короткой драке с шавками! Что этот Апокалипсис сотворил с тобой? Что еще сотворит? Война злилась, осознавая, что эти все странные мысли – суровая реальность, и разбитые цепи не добавляют ей свободы. Она стала зависима от слишком многих вещей, которые сковывали ее огонь, ее жажду разрушения. Поднять меч, уничтожить мир, перебить людей, ангелов, демонов… это то, чего хотела Райдер, чего желало то, что можно было бы назвать душой, если б та у нее была. Но Война не имела права уничтожать людей. Ей было плевать на этих странных существ, сотворенных Создателем, в них не было ценности, не было смысла, но все равно что-то останавливало Войну, какое-то странное осознание неправильности в своих действиях.
От бурлящего потока мыслей Райдера отвлек женский голос, который был знаком и заставил Войну остановиться. Ангвис. Всадник не думала, что встретит горгону сейчас, хотя и знала, что та живет в этом городе. Но Нью-Йорк большой по меркам людей, и все равно эти древние существа встретились. Странные прихоти судьбы? Райдер все-таки обернулась, привычно осматривая Ангвис с ног до головы, словно изучая то, как она изменилась и изменилась ли вообще с тех пор, когда Война в последний раз ее видела. Как оказалась, горгона осталась все такой же прежней, но чему тут удивляться? Когда тебе вот уже несколько тысяч лет, стабильность – единственное желание и привычный ход вещей. Впрочем, было в Ангвис что-то иначе. Война чувствовала ее гнев, зверь горгоны, скованный цепями, недовольно ворчал и крутился на месте, желая одним ударом мощной лапы уничтожить мир. Этот гнев чувствовала не только Война, но и сами небеса, словно призма, пропускали ярость сквозь себя, чтобы обрушить ее на город. И каменные здания стонали под хлесткими ударами дождя и ветра.
К тонкой ярости Ангвис примешивался привычный гнев Войны, и воздух вокруг становился обжигающим и разряженным, кажется, еще немного и произойдет самый величайший в мире коллапс, но пока хрупкий город выдерживал пребывание двух могущественных существ. А Всадник все смотрела на знакомую, не проронив ни слова. Глядеть на Ангвис – это как глядеть в странное зеркало, ведь горгона была почти отражением самой Войны: яростная, способная уничтожить мир за считанные мгновения, но скованная древними цепями, горгона, проклятая когда-то, научилась получать пользу от своей анафемы. И Ангвис, и Война были во многом схожими. Даже слишком во многом.
-Ад хочет верить, что охотится на меня, что я – простая добыча, для которой хватит и пары адских шавок. – наконец произнесла Война. – Демоны, адские псы… Мир катится в бездну, а заодно тянет и нас за собой. – голос Райдера тих и слегка инфантилен, словно та спокойно принимает факт совместного существования с умирающим во тьме миром. – Кофе? Почему бы и нет? – Война слегка повела плечом, давая понять Ангвис, что согласна на короткое времяпрепровождение вместе со знакомой.
Странно все это. Неестественно. И дело не в том, что Всадник Апокалипсиса спокойно сосуществует с горгоной, но в том, что они просто идут пить кофе. Скажи кто-нибудь пару сотен лет назад, что существа высшего порядка будут проводить совместные вечера вот так по-человечески, обсуждая последние сводки новостей, они бы обе свернули шею тому, кто принес такую новость. Но реальность жестока, и с ней очень сложно спорить. В любом случае, странная судьба, или как это еще называют, в очередной раз свела Войну и Ангвис вместе.
-Апокалипсис – беготня по кругу, и кто-то явно решил, что сталкивать нас с тобой, очень забавно. – привычная хищная усмешка украсила губы Всадника. И ведь верно. Сколько раз они с Ангвис встречались и сотрудничали? Слишком много, чтобы назвать подобные встречи простым стечением обстоятельств, но слишком мало, что окрестить этих существ «друзьями навек». Каждый раз мир словно ждал чего-то от Войны и Ангвис, но те раз за разом не оправдывали ожидания, и все начиналось сначала. Настоящий бег по кругу, где все зациклено и сводится к тому, что всадник и горгона вновь и вновь будут встречаться, говорить и что-то делать. Но чего мир ждет от них? На этот вопрос они обе не смогли бы ответить, даже имея тот багаж древних знаний.
Тем временем люди, ставшие невольными свидетелями схватки Войны с адским псом, начали выходить на улицу, сквозь разбитое стекло, осторожно переступая лужи алой, липкой крови. Они жались друг к другу, словно испуганная стая зайцев, и смотрели на Всадника. Райдер же была готова сжечь всех эти людей прямо здесь и сейчас. Обрушить ее древний огонь и устроить пожарище среди города, что и так стонет под черным небом. Но Война не стала. В конце концов, Нью-Йорк стал городом Ангвис, где все подвластно ее воле, ее гневу или ее радости, и Всадник не будет вмешиваться в сомнительную и переменчивую судьбу порочного города. Где-то вдали заорали сирены, и это послужило настоящим сигналом для Войны, чтобы та развернулась и побрела прочь. Совсем не хотелось разбираться еще и со служителями человеческих законов, словно Войне и так этих самых законов не хватало. Устроить бы из этого города богадельню, развести пожарища и смотреть, как жители задыхаются в дыму и выхаркивают свои легкие на промокший под косым дождем асфальт. Нет, Война уже решила, что не станет вмешиваться в судьбу этого города. К тому же она совсем промокла под ледяным ливнем, и кожаная куртка предательски прилипала к спине.
-Будешь ждать полиции или пойдем уже? – окликнула Война Ангвис, коротко поворачивая голову к девушке, что до сих пор стояла неподалеку от толпы людей. Из ладони Райдера все еще торчали осколки, и та, недолго думая, спокойно вытащила их, давая поврежденной коже быстро зажить, а капли ночного дождя смыли кровь с рук Войны.

Квартира Ангвис была подобна пещере, что принадлежит существу хладнокровному, но теплолюбивому. Мягкий воздух, пропитанный влажностью, оседал на коже Войны, и той стало не по себе от этого, но дискомфорт быстро прошел, оставляя место лишь быстрой привычке. Электрический свет ламп разрывал сумрак городской пещеры, озаряя украшенные енохианскими символами стены. Или не только енохианскими? Кажется, сама Ангвис была готова ко всему от архангелов до древних драконов.
«Она сама почти дракон»
Верно. Райдер помнит, как была тут однажды. Не по своей воле, но по желанию Ангвис, которая вызывала Бледного Всадника, но из-за отсутствия оного заклинание почему-то срикошетило на Войну, и та была вынуждена подчиниться. Да, она помнит эти стены, но помнит их еще чистыми, нетронутыми енохианскими закарючками. Помнит, как вся квартира Ангвис ходила ходуном от обжигающего гнева алого всадника. Эти воспоминания так свежи в памяти самого Райдера, но почему-то кажутся такими далекими, словно это произошло сотни лет назад. Неожиданно Война напряглась. Она чувствовала что-то в воздухе. Не только соленый запах моря и грозы, что принадлежали самой горгоне, но так же ароматы ангелов, демонов и даже Люцифера. Всадник всегда узнает запах серы, что источает падший, а потому та поморщилась. Эти стены хранят в себе все секреты Ангвис. Сколько раз к ней приходили ангелы? Сколько раз демоны? Кажется, теперь Война понимает, откуда у горгоны эта паранойя.
-А ты уверена, что Атропос есть до нас дело? – Всадник не была знакома с судьбоносными сестрами лично, но точно знала, что они – одни из высших существ, кому подчиняются сами законы мироздания. С одной стороны, Атропос в одиночку смогла бы противостоять Люциферу, однако с другой… Что, если все эти события, шалости Судьбы? Встречи Войны и Ангвис, копье Лонгина, цепи древних слов. Вдруг все это – путеводные метки Судьбы? Странные развлечения у Атропос. Нездоровые, если Судьба вообще умеет развлекаться.
Война проследовала за Ангвис на кухню, присаживаясь за стол. Ей было непривычно здесь, где царил современный комфорт. Горгона умела жить среди людей, научилась этому, но Всаднику многое из людских аспектов до сих пор было неясно. Их отношения, эмоции, быт. Война пыталась понять, Война хотела понять, но даже архангел, живущий среди людей, не смог научить ее понимать этих странных существ. Однако сейчас Всадник не хотела об этом думать, она лишь наблюдала за быстрыми и удивительно ловкими действиями Ангвис, что готовила кофе. И уже через мгновение по квартире начал стелиться тонкий аромат жгучего напитка.
-Я могу понять желание Ада достать меня, чтобы вернуть всадника в подчинение падшему, но зачем Преисподняя следует за тобой? – Война взглянула в лицо горгоне, когда та ставила кружки на стол. Райдер действительно не понимала такого рвения демонов, ведь Ангвис так и так играет по правилам Люцифера, оттягивая споры, пытаясь что-то делать на стороне. Зачем она черноглазым тварям? А, может, дело и не в Люцифере вовсе? Быть может некто иной, какой-нибудь жирный архидемон, что восседает задницей на троне, решил вести игру против падшего? И именно для этого ему нужны и Война, и Ангвис – чтобы спутать фигуры на доске Люцифера? Странный, но интересный ход мыслей. Алый всадник вообще не имела представления о том, что сейчас творится в черных башнях Ада, а потому, быть может, там тоже свои гражданские войны идут? Однако и это отошло на второй план, когда Ангвис выказала свое желание прекратить дикую охоту, и Райдер хищно улыбнулась ее словам. А, ведь и вправду, можно обернуть все вспять. Открыть охоту на охотника, загнать того в угол и смотреть, как он захлебывается в собственной крови.
-Верно. Мы не те существа, которых можно гнать вперед, словно испуганных оленей, однако мы потратим уйму времени, чтобы выяснить, кто желает видеть наши головы на стене. – Всадник говорила медленно, слегка растягивая слова, словно получая удовольствие от хода своих мыслей. – Но можно прижать тварь в ее же собственной пещере. Взять штурмом Преисподнюю, заливая ее кровью демонов! – кажется, внутри Войны зажегся какой-то огонь. Опасное пожарище.
«А можно ли сжечь Ад?»
-Просто подумай, мы вдвоем сможем устроить демонам настоящее пекло, и гнев Люцифера покажется им малой искрой в огне, который разведем мы! – Война и вправду заразилась идеей ворваться в Тартар на огненном коне. Впрочем, чего еще можно ожидать от Алого Всадника? Предвкушение битвы сводило с ума, разгоняло по венам кровь, и Райдер чувствовала металлический вкус липкого страха на корне языка. Штурмовать Ад… Такая возможность бывает раз в жизни. Устроить настоящую Преисподнюю для демонов, разжечь костры и смотреть, как горит сам Ад! Такое вообще возможно? Смотреть, как демоны медленно умирают, пытаясь бежать. Что будет, если Войне и Ангвис удастся уничтожить Тартар? Что будет, когда они дойдут до трона Люцифера? Война не хотела об этом думать, это было бессмысленно, ведь пока что сама горгона не дала ей ответа, а только смотрела на Всадника, словно та явно была не в себе. Но Райдер мыслила трезво. Быть может, более чем когда-либо в своей жизни. Ад – место, где Ангвис сможет выпустить своего дракона, и тот, дыша штормовыми ветрами, обрушит мощь своего древнего гнева на несчастных тварей. Дракон будет пировать в крови и страхе, сражаясь плечом к плечу с Всадником Апокалипсиса. Что может быть безумнее? Даже само Небо не устояло бы против ярости подобных существ! Мир забыл о силе и мощи древних, и те напомнят о себе громким маршем, когда победно пройдутся по выжженным полям Ада!

Война – универсальный танк, способный взять штурмом любой город, любую крепость и уничтожить все живущее, сжигая под корень. Ее силуэт бросал черную тень, что накрывала подобно птичьему крылу, а имя Всадника вселяло страх в любую живую душу. Перед силой четырех всадников были вынуждены преклоняться и Небеса, и Ад, но лишь Войну боялись больше всего на свете. Она не знает пощады, не знает преград, не знает меры. Но со временем все забылось и стерлось, Всадники стали мифом, а страхи растворились, унесенные ветрами перемен и новых бурь. Мир забыл об истинной силе, которая требует уважения. Мир забыл об угрожающей тени от Всадника на огненном коне. Небеса считают Войну отрепьем, Ад думает, что ее можно заковывать в цепи и объявлять охоту. Обжигающее пламя не потерпит такого отношения к себе, и эта древняя сила обрушит всю свою мощь на тех, кто решил, что с подобными Всаднику не нужно считаться. Война свернет Ад и утопит демонов в крови, страхе, и черноглазые твари будут захлебываться пеплом собственных сгоревших душ. Черные башни будут пылать и рушится под натиском силы, которой нет равных. Но Война выступит не одна. В эту битву она выйдет с Ангвис, которая, кажется, тоже заразилась желанием сжечь саму Преисподнюю, отомстив за все. Месть? Нет, это демонстрация силы, мощи, но не месть. Всадник чувствовала, как густая кровь горгоны начинает бежать по жилам, пропитываясь огнем Райдера. Война умела призывать к битве, Война была битвой. Она – огонь. Она – кровь. И сегодня она объединит свои силы с древним драконом, что скрывается за лицом чудесной девушки. Сегодня они будут штурмовать Ад, и тот преклонит свои колени перед огнем и штормовой бурей.
Впрочем, все оказалось не так просто, когда выяснилось, что Ангвис не знает, как пройти к демонам. Странно, ведь Война считала, что горгоне открыты если не все, то очень многие секреты мироздания, но Всадник ошиблась. Как пройти в Ад? Жалко, что такого на картах не указывают и табличек не вешают, все было бы намного проще. Однако Райдеру не нужна была карта, ведь та была у нее в голове. Хорошо быть существом настолько древним, что даже врата в Преисподнюю для тебя не секрет. Война знала все. Знала, где находится парадный вход, знала, какими путями пользуются демоны, но все это не подходило для Ангвис. Тогда Райдер вспомнила о вратах, подвластных лишь ей и братьям. Всадники Апокалипсиса – существа, что старше солнца, стоящие на вершине «пищевой цепи», способны проходить между мирами, создавая и открывая свои собственные двери. Ад, Рай, Земля. Да хоть Пандора, тонкая ткань мироздания подвластна тебе, если ты – Всадник, и сегодня Война раскроит эту ткань для себя и Ангвис.
-Я открою дверь, через которую ты сможешь пройти вместе со мной, однако она захлопнется, стоит нам переступить порог. – наконец вымолвила она, практически чувствуя, как дракон внутри горгоны напряг крепкие мышцы, предвкушая кровь и огонь. – Особенности устройства миров; они вечно меняются, перемещаются, а с ними и перемещаются двери из одного конца в другой.
Нет, их поход в Ад – не путевка в один конец, ведь Война сможет открыть новую дверь. Однако определенные риски есть. Задумывается ли об этом Ангвис? Идти на штурм демонов с Всадником Апокалипсиса, конечно, весело, но уж точно небезопасно, а сама же Война ни за кого и никогда не отвечала. Впрочем, отчего-то сама Райдер была уверена, что Ангвис точно не станет отсиживаться в стороне, а пойдет на любые риски, но лишь бы добраться до озверевших демонов. Войне нравилась такая уверенность в своих действиях, что балансировала на границе полного безумия. Потерять контроль в Аду для горгоны проще простого, так что сможет ли потом алый всадник собрать крупицы разбитого, словно стекло, разума Ангвис воедино?
Война не стала задумываться и давать обещания. Это слишком глупо, ведь даже она сама не сможет отвечать за то, что случится в Аду. Вместо этого Всадник встала из-за стола и молча прошла в большую гостиную Ангвис, где стены были испещрены знаками против ангелов и демонов. Тут все еще стояла вонь черноглазых тварей, запах их крови, что не выветрился за весь день, но не это сейчас интересовало саму Войну, а только стены.
-Ангвис, - негромко окликнула она горгону, что тихо и плавно шла за Всадником. Такие размеренные движения становились резким контрастом на фоне грубых жестов Войны. – Тебе понадобиться оружие, когтями много не навоюешь.
Наверное, Ангвис стоило прислушаться к той, что провела большую часть своего существования в битвах и видела всякое. В прошлый раз, когда они столкнулись с ангелами, горгона забрала клинок у одного из пернатых, но в этот раз все будет иначе. Их ждут толпы голодных демонов, и соваться к ним без оружия в руках – глупое самоубийство. Тем временем Война уже сумела найти у горгоны в комнате мел, которым начертила на стене контур двери. Комично, но Всадник еще не закончила. Она стучалась. Действительно стучала в дверь, которую начертила, и от сильных ударов начала осыпаться штукатурка, белой пылью оседая на темном полу. Третий удар был самым сильным, даже стены содрогнулись под рукой Войны, тихо застонав. Там, где еще пару мгновений назад был лишь неаккуратный контур, сейчас стояла настоящая дверь. Черная, железная, покрытая ржавчиной, а, быть может, запекшейся кровью. Дверь в ад, вызванная посреди квартиры Ангвис, ждала, когда ею воспользуются, но Война медлила, ожидая действий горгоны. Всадник прекрасно понимала, что ее спутнице нужно время сообразить, понять, собраться, а потому Райдер просто стояла, опустив тяжелую руку на ручку черных врат.
-Это будет самая жаркая битва, а потому подумай, что тебе нужно. Даже я не смогу гарантировать того, что все пройдет гладко. – нет, Война не заботилась, Война предупреждала. Она хотела, чтобы Ангвис понимала все риски и нюансы, чтобы Ангвис была готова столкнуться с Адом, который дышит пламенем и харкает кровью. Это будет война двух древних существ против Тартара. Война, которая навсегда прославит их. Или посрамит.

Короткая усмешка украсила алые губы Всадника как реакция на все слова Ангвис. Горгона была уверена в победе, и Война прекрасно чувствовала ту жажду крови, что вскипела внутри такой хрупкой, казалось бы, девушки. Дракон Ангвис суетился и заставлял торопиться, он желал окунуться в чужую кровь, и Райдер была с ним солидарна, ведь та тоже переминалась с ноги на ногу в слепом ожидании возможности опустить руки в горячую кровь демонов. Она смотрела на горгону, которая собиралась как-то суетливо, доставала клинок и святую воду. Война слышит бурю за окном, как стена ледяного дождя вновь обрушивается на город хлесткими ударами; черное небо совсем низко над землей, оно задевает крыши небоскребов, грозит вот-вот упасть и разбиться тьмой. Кажется, за свинцовыми тучами ничего нет, только ярость Ангвис, которая разрывает черное месиво яркими вспышками. Война, наблюдая за погодой, в очередной раз понимает, как же все-таки повезло людям, что она – Всадник Апокалипсиса – не может влиять на погоду. Ведь тогда подобная гроза казалась бы детской, по сравнению с тем, что творила бы Война - рукой Райдера небо разрывалось бы пламенем и наполнялось кровью, обрушивая огненные дожди на людей, на мир. Ничто бы не выжило, властвую Война над погодой.
Странная просьба Ангвис отвлекла Всадника от мыслей, и Райдер резко повернула голову, отворачиваясь от окна. Она выслушала горгону молча, но так и не ответила. Не было нужды. Конечно, Война сможет исполнить то, о чем ее просят, впрочем, не рано ли говорить об этом, когда они даже еще не открыли дверь? Ангвис словно читает мысли Всадника и опускает хрупкие пальцы на черную дверную ручку. Пути назад не будет.

Когда квартира Ангвис растворилась, перед Войной и горгоной простирался Ад. Выжженный воздух пробирался в легкие и опалял их, опускаясь камнем, а горячие ветра пробирались под кожу. Ад был огромным, жарким, и все вокруг было покрыто… песками? Нет, под ногами Войны был не песок, а прах вперемешку с пеплом. Настоящая огненная пустыня, руины, оставленные после жарких битв. В Аду воняло отчаянием и ненавистью, а теперь к этому примешивались еще запахи крови и шторма. То здесь, то там острыми клыками из-под земли торчали черные камни, украшенные пятнами крови. Или, может, они такими и были? В Аду не было ничего кроме изгарного пекла и багровых туч, что висели низко, то и дело, разрываясь белыми молниями. И лишь где-то вдалеке возвышался замок, что был темнее ночи, и крыши его упирались в небо, держали тучи на своих плечах. Война знала, что это не просто замок, это трон. Черный Трон, внутри которого восседает Король, Правитель всех выжженных земель. Люцифер.
В руках Всадника появился меч, но она пока еще не принимала истинного облика. Не сейчас, чуть позже. Ноги предательски вязли в разгоряченном пепле. Неожиданно по спине Войны пробежал холодок, словно бледная кожа чувствовала что-то такое, чего не могла разобрать. Райдер обернулась вовремя, демон, что стоят за спиной, уже поднял свой клинок, но реакции Всадника хватило, чтобы отбить удар и провести контратаку. Первые капли демонской крови упали на пепел, что покрывал землю, а так же украсили сталь меча. Война лишь фыркнула, опуская меч к земле.
-Ад следит за своими границами. О нас уже знают. – ее голос неожиданно стал больше походить на рык, словно говорил и в самом деле монстр. Всадник лишь констатировала факт, озлобленные сгоревшие души с минуту на минуту волной ринуться на незваных гостей. На губах Войны играла улыбка. Наконец-то она была в своей тарелке! Она пришла ради битвы, она пришла разжечь свой пожар в самом Аду. Показать демонам настоящую Преисподнюю, утопить тварей в их собственной крови и страхе, ломать черепа и срывать плоть с костей. Предвкушение бойни оставляло привкус металла на корне языка. Война могла выплеснуть всю свою силу на демонов, огненный шторм накроет Ад и сожрет его.
Райдер была права, и первый отряд демонов уже шел на них. Искорёженные и развращенные, истинный вид этих тварей вызывал скорее отвращение, чем страх. Передвигаясь быстро и на четырех конечностях, они брали количеством, они рвали и грызли. Мелкие противные твари. Пограничные демоны, что суетятся на отшибе, вдалеке от черного трона. Демоны разделились, и теперь одна часть черноглазых существ неслась на Ангвис, а другая – на Войну. Но Всадник среагировала первой. Она ударила мечом о растрескавшуюся землю, и в то же мгновение из-под серого пепла и праха вырвался частокол лезвий настоящими стальными клыками, поражая демонов. Твари взревели, заливая землю кровью. Кто-то гиб сразу. Кто-то был тяжело ранен и обращался в бегство, а были и те, кто сумел увернуться от первой волны гнева Войны. Тех Райдер добивала вручную, обрушивая тяжелые удары меча и крепких рук. Одного из демонов она обезглавила, и черепушка оного настоящим мячом покатилась по земле. Всадник не вмешивалась в битву Ангвис, прекрасно зная, что горгона справится и сама. К тому же интереснее было наблюдать, чем участвовать. Руки горгоны были в крови, и дракон внутри нее расправлял крылья, купаясь в этой липкой субстанции. Война знает, как Ангвис будет меняться шаг за шагом, убийство за убийством. Чешуя, крылья, змеи и потеря разума. Или она сумеет удержать своего зверя, научится контролировать его, чтобы объединять их силы в нечто большее, чем шторм и гнев? Война не знала, да и времени думать у нее не было, ведь за первой маленькой волной демонов неслась уже другая. Среди мелких тварей, что издавали какие-то бурчаще-булькающие звуки шли демоны покрупнее, но не менее отвратительные. Война начинала принимать истинный облик, меняя одежду на доспехи; ее наплечник словно скалился в ответ демонам, которые так уверенно шли навстречу своей смерти. Всадник подняла меч, готовая встречать отряд тварей, которые накинутся на нее скопом, пытаясь пробить доспехи и вырвать ее сердце, но в тот же момент из-под пропитанной кровью земли вырвался огненный конь, который настоящим тараном несся вперед, звеня цепями и дыша огнем. Конь не собирался стоять в стороне битвы, готовый воссоединиться со своим Всадником, чтобы поставить Ад на колени и утопить Преисподнюю в огне. Война бросила короткий взгляд в сторону Ангвис, но та все еще прекрасно обходилась и без чужой помощи, а потому Всадник даже и не подумала лезть к разъяренной горгоне, которая терзала демонов не хуже огненного коня. Земля, покрытая прахом, пропиталась кровью демонов и была усеяна их телами. Когда последняя тварь из второй волны была убита и навзничь упала лицом в пепел, Война взглянула на Ангвис уже открыто, хищно улыбаясь.
-Мне нравится, как ты вошла во вкус. – Всадник опустила стальную руку на шею огромного коня, что недовольно пыхтел и фыркал, выпуская снопы искр. – Сможешь ли ты протянуть свою руку к черным тучам, чтобы обрушить на демонов гнев их собственных небес? – сам факт, что даже в аду есть небо был комичен и отдавал иронией.
А Война тем временем уже предвкушала, как они будут продвигаться вглубь Тартара, как земля будет усеяна трупами и пропитана кровью. Сладкое чувство, собирающее в комок где-то на уровне живота.

Ад тяжело вздыхал, скрипел, расходился трещинами под тяжелыми шагами двух древних разъяренных существ. Ад стонал под черными тучами, которые орошали палящие земли дождем. Небо над головой гневалось, ворчало и разрывалось молниями, и Преисподняя захлебывалась в крови. Огненный конь нес Всадника вперед, и тяжелые копыта сотрясали землю, поднимали ввысь облака пепла и праха. Трещины ползли по изгарному пеклу под ногами, и жидкая лава, словно кровь, выступала из адских жил. Великий Ад – оплот тьмы и ненависти – уступал гневу Войны и Ангвис. Демоны хаотичными волнами наступали, считая, что можно взять количеством каких-то двух дерзких существ, но твари падали один за другим. Окровавленные, изувеченные. Пепел хоронил их. Пир для воронов, которых тут не было. Битва – такая славная, такая бурлящая, где двое стоят против легионов, и ничто не может усмирить их ярость. Конь Войны взревел, и этот крик был подхвачен порывистыми ветрами, унесен куда-то дальше в сторону черного трона. Всадник сама получала удовольствия от битвы больше, чем Ангвис или все эти демоны вместе взятые, ведь она была в своей стихии. Эта бойня принадлежала ей, и она царила на поле сражения, унося жизни стремительно одну за другой, эти выжженные души ничего не стоили. Кровь заливала не только землю, кровь заливала меч, и алые струйки причудливо огибали рельефность лезвия. Горячая кровь заливала доспехи Всадника. Стальные пальцы были багровой от липкой жидкости, и Война чувствовала, как ее собственная кровь закипает в венах подобно бурлящей лаве. Эта битва будет принадлежать только ей и Ангвис, эти демоны падут и навсегда останутся гнить под собственными небесами, власть над которыми теперь тоже принадлежит горгоне. Пока небо гневалось, обрушивая дождь и молнии на рычащих и скалящихся тварей, Война подчиняла себе огонь Преисподней, и древнее жидкое пламя поднималось из-под земли, приобретая форму лезвий. Лава застывала под холодными ударами дождя, шипела и испускала облака пара. Частокол древних мечей вырывалось из недр Ада, разрывая на куски, пронзая жертв, растягиваясь на километры вперед. Преисподняя горела, сжигаемая древним пламенем. Преисподняя стонала от боли так же, как стонут грешники в стенах черного трона.
Ряд за рядом, метр за метром, шаг за шагом, но Ангвис с Всадником продвигались к стенам черного дворца, оставляя позади лишь горы трупов. Шум битвы стал для них самым родным звуком. Бурление крови, биения сердец, рыки, стоны и гул самого Ада, который просил пощады, молил о передышки. Демоны бежали вперед, истекали кровью и обращались в бегство. Война слышала хруст костей, что похожи на сухие ветки, она слышала, как сердца этих черных тварей колотятся от страха так часто и громко, словно эти самые сердца старались пробить сами ребра и выскочить наружу. Пепел под ногами становился комковатым от крови, ненависть Ада сменялась животным страхом, ведь даже самые крепкие и сильные из темного воинства не могли устоять под ударами Войны и Ангвис. На стороне горгоны были небо и ветер, что выступали вместе с ней, разили врагов, не давая тем даже когтем коснуться зеленой чешуи. Война же неслась вперед на коне, и за ней следовал огонь и металл, что разжигали пожарища посреди самого Тартара, сжигая до черноты демонские кости. Столбы черного дыма один за другим поднимались ввысь к таким же свинцового цвета тучам, и те, казалось, росли в объеме, начинали отдавать багровыми оттенками, впитывая не только дым, но и кровь. Впервые за всю историю мироздания Ад не пытал до обжигающей боли, а страдал сам, молил о пощаде, падал на колени и рушился под натиском Всадника и Горгоны. Трещины, что позли по земле, словно змеи, походили на открытые раны самой Преисподней, из ран текла кровь, раны гноились и покрывались нарывами. Ад был беззащитен, Ад понимал свою слабость, а Черный Трон был все ближе и ближе.
Охрана замка – адские всадники в доспехах с мечами из костей и зубов, шла на незваных гостей, выполняя свой долг, не обращая внимания на горы трупов и тех, кто бежал, желая спасти обугленную шкуру. Кавалерия Преисподней – живые трупы, сотканные из костей и сухожилий. В них нет ничего человеческого, и даже осколков душ в них не осталось, они беспристрастные и жестокие, умеющие только мучить и срываться нежную плоть с белоснежных ребер. Впервые за все это время Война выступила вперед, обгоняя свою змеиную союзницу, чтобы первой внести раскол в ряды бездушных тварей, чтобы первой вонзить меч в изувеченную плоть, что не чувствует боли. Война заставит их это чувствовать, заставить страдать и молить о пощаде, когда сама будет рвать на части, ломать кости и обрывать тонкие нити сухожилий, чтобы потом сжечь сам черный трон, разрушить до основания тут все и оставить искорёженный и опаленный Ад под гневающимися тучами. Горячий ветер не сможет унести зловоние и запах страха даже спустя тысячи лет. Ад будет принадлежать Войне и Ангвис, они разрушать темное царство как доказательство собственной силы, и даже Небеса устрашаться. Древние существа вернут себе должное уважение, заставят мир считать с их силой, могуществом и ними самими.
Стальная рука Райдера сжимала черепушку первого адского всадника, который из последних сил цеплялся костлявыми пальцами за латы Войны, но та не отпускала, а тащила его по земле, поднимая облака пыли и пепла, пока бездушная тварь не была отдана в объятия жидкого пламени. Кости так сладко трещат, когда горят, чернеют, меняются, словно поленья в камине. Конь алого всадника встал на дыбы, рассекая воздух тяжелыми горящими копытами. Для Войны не было большего счастья, чем вновь оказаться в битве, демонстрировать свою силу и ломать своих врагов, раздирать их на части. Чужая кровь засыхала на женском лице Всадника Апокалипсиса, и это было самым желанным и лучшим. Можно не бояться, не скрываться, не обдумывать решения, а выплеснуть свой гнев огненным штормом, который накрывает с головой, уничтожает. Жажда битвы. Жажда новой крови кипит внутри Войны, которая знает, что Ангвис чувствует то же самое, позволяя своему дракону испить чужого страха, ослабляя цепи, сковывающее ее естество.
Ад содрогается под их шагами. Ад трещит по швам, древние существа, полные гнева и ярости, не оставляют камня на камне. Ад устремляет свои стоны к небесам, но там царит буря Ангвис, которая беспощадно бьет молниями в черный трон, обрушивая стену ледяного дождя. Даже ветер здесь остывает, обращаясь против демонов, которых становится все меньше и меньше. Страх сковывает горящий Ад стальными цепями, и тот все больше и больше покоряется двум существам, что являются воплощениями самой ярости.

Black Sun Empire – Arrakis

Тишина. Вязкая, глубокая, пробирающая до костей, обволакивающая с головы до пят. Тишина пробиралась под кожу, въедалась в легкие, в сердце, заставляя его сжиматься медленнее и медленнее. После шума битвы, после завываний Ада, молчание черных стен казалось оглушающим, эта тишина кричала в уши, заполняла разум густым молоком, и Войне потребовалась пара мгновений, чтобы привыкнуть. Она даже покачала головой, ощущая, как гробовое молчание перетекает из одного уха в другое. Черный трон казался пустым и мертвым, но это лишь иллюзия. Эти стены цвета самой темной ночи были живыми, они дышали, они мыслили, и они совершенно не желали посвящать в свои секреты тех, что пришли сюда с окровавленными мечами. Жаркое пекло Ада осталось позади, как и стоны Преисподней под тяжелым небом и трещины-раны по поверхности чудовищного Тартара, тут все было иначе. Черный замок – словно другое измерение. Тяжелое, давящее на плечи, кричащее в уши тишиной. Здесь было холодно, словно Война с Ангвис оказались далеко не посреди Ада, а где-нибудь во льдах Атлантиды. Этот могильный холод вгрызался в кожу и начинал течь по венам, кровь густела в жилах. Вдох. Выдох. Войне нужно сосредоточиться, нужно вспомнить Черный Трон, вспомнить, как он мыслит. Вспомнить, кто тут прячется среди обсидиановых стен, что возвышаются так высоко, что кружится голова, и свода потолка не видать. Черные башни упираются в небо, держат тучи на своих плечах, и здесь, стоя в начале коридора, можно ощутить на себе всю эту тяжесть. По-прежнему тихо, и Войну начинает раздражать это. Где-то на периферии разума просыпается глупая паранойя. Тот, кто здесь прячется, тот, кто источает запах льда и серы, наблюдает за ними. Война и Ангвис посреди черного трона. Мыши в лабиринте из черных стен и костей.
Война ступает медленно по гладкому полу, и ее тяжелые шаги эхом разлетаются по всему коридору, отражаясь от стен, устремляются дальше и дальше, пока не стихнут где-нибудь так далеко, что Всаднику и не представить. Шум их с Ангвис шагов – единственный звук посреди этой мертвой тишины. Черные стены ведут их куда-то вглубь своих владений, но одновременно держат на расстоянии. Холл, внутренний двор и коридоры, десятки коридоров, длинных и нет. Замок смотрит острым взглядом в спины своим незваным гостям, замок не хочет пускать их, не хочет раскрывать свои секреты, он водит кругами их. Коридоры меняются, комнаты исчезают, вся планировка черного трона раз за разом изменяется, ведь эти стены знают – чем дольше Война с Ангвис будут здесь бродить, тем больше будет времени у Ада залатать свои раны, призвать все силы на защиту. Пока всадник и горгона блуждают среди одинаковых комнат, только шипение змей Ангвис да тяжелые шаги войны разрывают мертвую тишину. По спине Ангвис пробегает холодок, и Война чувствует это, но остается спокойной. Всадник знает Ад, знает все его секреты и лживые уловки, она знает черный трон и то, как он будет играть с ними.
Райдер следует за горгоной, сжимая в руке меч, с которого все еще стекает кровь. Черный трон дышит холодом, и единственным источником света в этих проклятых стенах являются лишь призрачные огни самой Преисподней. Этот огонь отдает бледно-зеленым, словно протухшая душа. Война чувствует, что тот, ради кого они явились сюда, здесь. Он бродит меж колонн и стен, он наблюдает за ними и дышит им в спины, он играет с ними, словно кот с мышами. Дурная игра. Кажется, еще немного и Война взорвется от своего гнева, озаряя яркой вспышкой черные, словно самая зимняя ночь, стены. Всадник слышит голос Ангвис, что разрывает тишину и тонет в ней одновременно. Перед двумя древними, как само солнце, существами очередной длинный коридор, который тянется на километры вперед, который будет меняться под ногами идущих, и Райдер поднимает глаза на свою спутницу. К черту траектории! К черту коридоры и прямые линии! Они сами проложат себе путь сквозь замок, что, кажется, тихо смеется над своими гостями. Если нужно будет, Война сломает здесь каждую перегородку, но она не отвечает Ангвис, только подходит к стене, что, кажется, выточена из жидкой тьмы. Но никакая тьма не устоит перед мечом Войны, чье огромное лезвие разрывает камень, и черный трон испускает свой первый стон, тяжелый и протяжный. Гул, который собирается под потолком и обрушивается вниз. Словно испуганное животное, замок хочет сбежать от боли, меняет комнату одну за другой, коридор за коридором, пока черная стена не обваливается окончательно. Лишь, когда последний камень падает на пол и растекается липкой жижей, только тогда замок перестает гудеть и вибрировать, тяжело умолкая вновь. Всадник коротко усмехается, пряча меч.
А за стеной Войну и Ангвис ждет комната, что скрыта была все это время. Комната, что отличается от всех прежних. Здесь преобладают алые цвета, и огонь на стенах тут рыжеватого цвета. Эта комната хранит тепло и свежий запах серы.
-Он был тут совсем недавно. Воздух не успел остыть. – тихий голос Всадника тоже тонет в тишине черных стен. Она говорит это себе, не Ангвис, просто мысли вслух. Мысли охотника, который, наконец, выследил свою жертву, и до сладострастного триумфа осталось совсем немного времени. Но где же прячется жертва, считающая себя хищником?
-Вы убили многих моих воинов. – хозяин черного замка сам отозвался на мысли Войны, выходя из темного угла огромной комнаты. Обернувшись, Всадник взглянула на него и едва заметно нахмурилась. Это был не просто демон. Он был выше самой Войны на голову, его плоть стала его доспехами, что были украшены черными наростами, а на груди кожа и мясо были и вовсе содраны, открывая взору грязного цвета грудную клетку, где за баррикадами ребер билось черное сердце. В сильных руках демона была булава, сотканная из тьмы и ненависти, заключенных в холодный металл. Это не просто тварь, это один из полководцев самого Ада, что натравлял своих солдат, гнал вперед под пули и мечи. Этих полководцев уважали, но больше боялись, эти полководцы были воплощением гордой силы Преисподней, и даже ангелы отступали перед их яростью. Но только не Война. Она смотрела прямым взглядом на демона, чьего имени не знала и не хотела знать, и Райдер понимала, что сегодня его голова, украшенная бараньими рогами, покатится по ступеням черного трона.
-Настоящих воинов среди них не было. – в голосе Всадника слышится сталь вперемешку с презрением, она указывает полководцу Ада на его тварей, что стали пушечным мясом для Войны с Ангвис, и Райдер не боится вызвать гнев этого рогатого демона.
-Знаете ли вы, кто я? – полководец смеется, и его звериный бас растекается огнем по земле. – Есть те, кого стоит бояться даже вам, древние существа. Вы пришли туда, где вас не ждали. Туда, где вам не рады!
-Жаль, мы уже начали привыкать к виду из окна. – Всадник напрягает мышцы, когда в ее руках вновь красуется мощный меч; Райдер чувствует напряжение Ангвис.
-Горгона и Всадник идут по Аду! – у ног демона, рыча, появляются адские гончие, и Война кривит губы. – Одна – проклята богами навсегда, проклята даже судьбой, которая заставляет ее играть на стороне Люцифера! Ты, Ангвис, уже принадлежишь нам, ты не сможешь спасти свою шкуру, как не смогла спасти свою семью. – он приближается к горгоне, но Всадник не позволяет адской твари подойти вплотную к спутнице, опуская перед той тяжелый меч. Странный жест защиты? Слишком странный даже для Войны, на которую полководец переводит тяжелый взгляд звериных глаз. – А ты, Всадник. Раньше ты была сильна, но теперь ты слаба. А еще ты одинока. Вы пришли сюда, но Ад уже собирает против вас свои легионы.
Пару мгновений Война молчит. Ждет, когда демон насладиться своим мнимым триумфом, а потом крепче сжимает рукоять алчного меча.
-Тогда почему ты дрожишь? – голос Всадник сорвался на шепот, который эхом отразился от гладких стен.
Эти слова вызвали незамедлительную реакцию. Указывать адскому полководцу на его слабость – это как указывать Войне на ее страх. Тварь зарычала так громко и гулко, что этот рык заставил вибрировать сами стены, а адские гончие вскакивают со своих мест, скаля пасти и обнажая желтоватые зубы. Демон первым сорвался с места и по-бычьи понесся на Войну, что стальными пальцами схватилась за витые рога твари. Он тащил ее сквозь всю комнату, пока не пробил ею стену, и черные камни вновь распались липкой слизью. Доспехи Всадника проминались под натиском рогов, но пока выдерживали, а вот Полководец не выдержал, когда тяжелый удар волной обрушился на лобастую голову, заставляя демона упасть навзничь, а заодно уронить и саму Войну. Райдер успела вскочить на ноги первой. Она бросает короткий взгляд туда, где стояла Ангвис, но уже не видит горгоны. Некогда отвлекаться. Всадник ждет, когда тварь поднимется на ноги, чтобы начать битву заново. Она могла бы перебить ему позвоночник, пронзить мечом, но Война не будет упрощать все до пары ударов, она насладиться этой битвой, заставляя страдать даже одного из полководцев адских легионов.

Демон поднимается на ноги по-звериному тяжело, и его сбитое дыхание разрывает тишину раскатистым хрипом. Война стоит в паре шагов от него – гордая, яростная, готовая вновь ринуться в бой, готовая снова и снова дробить кости и ломать стены; ее меч угрожающе «смотрит» на полководца, что качает лобастой головой, рассекая воздух витыми рогами. Война слышит биение его черного сердца. Демон слышит ее ровное дыхание.
Со стороны их битва была похожа на схватку бизона и льва. Если первый не посадит второго на рога, то тот обязательно вспорет ему брюхо когтями, но пока еще кровь не лилась ручьями, и каждый наседал на своего противника, обрушивая удар за ударом. Тяжелый меч Войны уверенно отражал атаки демона, когда тот снова и снова пытался достать Всадника лезвием своего черного клинка. Разъяренные медведи, они хрипели и тяжело выпускали воздух из ноздрей, пытаясь найти хоть одну брешь в доспехах другого. Война наседает на своего врага, заставляя его отступать, а затем сама делает пару шагов назад, кружа вокруг демона, словно голодный зверь. Это не та тварь, на которую можно наброситься и ждать, пока она сама сдохнет, это был один из высших демонов, полководец адских легионов, и он сам силен, как целый Ад. Вот он – противник, достойный Войны, сражение с которым – настоящее искусство битвы. Взмах, тяжелый меч со свистом рассекает воздух, и по полу, подскакивая, словно мяч, катится правый рок адской твари, а губы Всадника расползаются в усмешке, но взгляд ее по-прежнему острый, холодный, словно сталь собственного клинка. Полководец дышит тяжело, скалит зубы в лицо Райдеру, обходит ее кругом, словно яростный бизон, что вот-вот ринется на самовлюбленного льва, но вместо этого достает тяжелую цепь. Металлический звон заполняет пространство этой комнаты, звон, который бренчит в голове неприятно, заставляя сжимать зубы. Война хмурится, закрывает глаза лишь на пару секунд, но в этом ее ошибка. Короткое мгновение – вспышка, которой хватает демону, чтобы воспользоваться цепью, и тяжелый гарпун пронзает запястье зазевавшегося Всадника. Война чувствует осколки разбитой кости в своем теле, она чувствует давление, но только не боль, а демон тем временем, смеясь басом, натягивает цепь, притягивая к себе Райдера, что похожа на цепного зверя. Она сжимает зубы и обхватывает стальными пальцами звенья, наматывая их на разрубленную руку. Цепь натягивается, дрожит от напряжения двух оппонентов, что тянутся в разные стороны, не желая поддаваться силе другого. Полководец смеется, отходит назад, и Войне все сложнее сохранять дистанцию, стоять на ногах, тогда она первой срывается с места, забрасывая один виток цепи на оставшийся рог демона. Всадник вновь тянет цепь, и кость хрустит под натиском железа, заставляя хрипящую тварь наклониться к земле. Война делает последний выпад, пробивая лобастой головой черную колонну, и, пока демон не успел подняться на ноги, она перебивает тяжелым мечом хребет твари, располосовывая спину, обнажая грязно-белые кости. Полководец хрипит и воет от боли, он захлебывается собственной кровью, скулит, стараясь подняться, но его тело стало куском мяса, мешком с перебитыми и раздробленными костями. Война упивается своим триумфом, когда легким движением, простым взмахом меча обезглавливает жертву. Алая кровь демона кляксой растекается по черному полу, заливая все вокруг, наполняя своим металлическим ароматом пространство. Всадник встряхивает головой, словно пытаясь умерить свой гнев, что сполна испил чашу крови и чужой злобы, и только сейчас она обнаруживает, что рог на ее шлеме обломан. Райдер шумно выпускает воздух из ноздрей и сплевывает кровь от разбитой губы. Такая славная, такая чудесная и кровавая битва закончилась, поверженный враг смиренно лежит у ног, чье черное сердце больше не гоняет по венам такую же черную кровь. Все так, как должно быть. Он думал, что может быть охотником, что может загнать в угол Войну, но та пробила этот угол головой того, что пожелал заполучить ее. Только сейчас Райдер слышит вой других демонов, только сейчас она видит Ангвис, что все это время просто наблюдала. Горгона не вмешивалась в битву, оставив это Войне, и та была благодарна ей. Это сражение должно было принадлежать Всаднику, потому что только подобные ей могут выдержать натиск адских полководцев.
Война поднимает с пола обезображенную мертвую голову твари и подходит к своей спутнице, что стала свидетелем такой славной и замечательной битвы.
-Кажется, Люцифер не обрадуется, когда не досчитается одного из своих генералов. – хрипло улыбается Всадник, демонстрируя Ангвис свой трофей. Война выдергивает гарпун из руки и цепью привязывает голову демона к себе на пояс. Дивный трофей за дивную победу, и мертвые глаза полководца угрожающе смотрят на Ангвис, на тронный зал, но уже без огня, без гнева и без желания сражения. Мертвая голова, и глаза ее тоже мертвые.
-Не хочу уходить отсюда просто так. Пусть Люцифер увидит, на что способен гнев таких, как мы. Пусть он увидит свой черный трон разрушенным и усеянным трупами его приближенных, а тело генерала – обезглавленное и обезображенное, натянутое на пику – будет украшать то, что раньше было королевским дворцом. – Война чувствует, как безумие охватывает ее все больше, и она в очередной раз трясет головой, словно уставший зверь. – Оставим ему лишь пепел и руины, пусть же правит так, как того заслуживает – на прахе и костях!
Война вновь сплевывает кровь и поднимает глаза к свободу замка, представляя, как он будет рушиться и стонать черными камнями, и дворец, что возвышается посреди Ада, содрогается.

Трещины, словно разъяренные змеи, ползли по черному камню, легко и просто рассекая саму тьму, пока трон не разбился на части, и его осколки с грохотом покатились по ступеням ниже и ниже туда, где стояла Война. Черный мрамор под ее ногами тоже раскалывался. Трещины ползли по всему замку, который буквально дрожал, лишенный защиты, скулил, словно побитый пес. Колонны, сотканные из тьмы и боли, с трудом удерживают на своих плечах своды стен, что дрожат и раскалываются. Еще немного, еще чуть. Война прикрывает глаза и видит руины на этом месте. Руины, охваченные огнем и пылью, а черный дым поднимается к тяжелеющим небесам. Ад выжжен дотла. Ад порабощен. Ад побежден. Таким она хотела его видеть. Таким Люцифер должен найти свое пристанище! Чтобы ни Небеса, ни Ад не были ему домом. Все, чего касался и с чем был связан Падший, Война хотела разрушить, сжечь, изменить. Отобрать так же, как он когда-то отобрал у нее свободу. Месть? Возможно. Гнев. Праведный гнев, и у Войны своя справедливость, свой суд мертвых. Всадник открывает глаза. Нет, дворец устоял, затих. Черный трон не дышал холодом, не пробирался в мысли гостей, испуганный, он прятался, желал, чтобы его не трогали больше. Трещины похожи на раны, они не кровоточат, не гниют, но и не заживают. И никогда более не затянутся, а будут вечно украшать черные стены, словно шрамы, что оставили Ангвис и Война. Райдер осматривает тронный зал, который похож на избитого дворянина, эти стены скулили бы в голос, если б могли себе позволить, но Война и так слышит, как черный камень тяжело вздыхает, проклиная ту минуту, когда двое древних ступили на горящие земли. Всадник поворачивается к своей спутнице и видит ее – усмехающуюся, злобную. Ее змеиные глаза так близко, что Война может разглядеть переливающийся цветами Хаос в ее радужке. Зеленый, желтый, алый… Сплетаясь, они формировали тот самый гнев, что смотрела на мир сквозь узкие щелки-зрачки. Как легко горгона разворачивается, ее действия плавны, неспешны, и Война ловит себя на мысли, что Ангвис не просто похожа на море, она и есть – море. Спокойное, величественное, но с тем холодное, неизведанное. Когда море темнеет, гнев воды не знает предела. Когда море злилось, люди молились, люди рыдали и кричали в небо, но небо принадлежало морю. Ангвис – штормовой океан. Непостоянный, переменчивый. Щедрый и суровый одновременно, требовательный и милосердный. От горгоны пахнет солью.
Война прикрывает глаза, отбрасывает эти мысли, эти сравнения и размышления, что нахлынули на нее, накрывая с головой. Не время сейчас рассматривать и изучать, ведь там - за тонкой стеной атмосферы их ждут голодные, разъяренные твари, что не знают пощады, не ведают милосердия. Твари, сломленные Адом, души, подчиненные огнем и болью. Изувеченные, они желают растерзать мир, но сами станут растерзанными, навсегда оставаясь под лучами палящих небес Ада, наполненных кровью и бурлящих от ненависти. Всадник Апокалипсиса следует за Ангвис, что первой врывается в битву, шипя, терзая своих жертв, а Война следует за ней, и ее меч упивается кровью, вибрирует в руках и бесшумно рычит – этот грудной рык слышит только Всадник где-то глубоко в сознании. На поясе Райдера украшением висит отрубленная голова Полководца, и твари, что видят это, отступают назад. Они растеряны, они скулят. Как можно идти против тех, кто сумел победить генерала? Оставшиеся без командования, демоны похожи на свору собак, что скалят зубы и лают, но нападать не решаются. Черноглазые твари замешкались, замерли, отступая назад, но замок не хочет пускать их в свои владения. Черный трон хочет, чтобы незваные гости ушли, эти стены хотят покоя, хотят холода и мертвой тишины, которая вязким болотом будет заполнять пространство, и демонам некуда больше пятиться, некуда отступать. Их кровь – горячая и пульсирующая – заливает черный мрамор, пенится под ногами Ангвис и Войны. Удар за ударом, они пробивают себе путь к выходу. Туда, где воет Ад, что гонит тварей вперед, где в воздухе слышится свист плетей и протяжный вой ветров. Туда, где черное небо гневается, ворчит и обрушивает ярость самой Ангвис на огненное пекло. Туда, где дороги покрыты ранами, что кровоточат и гниют от жара пламени.

Когда тебя гонят, ты бежишь вперед. Когда за тобой неустанно следуют хищники, и ты слышишь, как слюна стекает с их желтоватых клыков, ты бежишь вперед. Это инстинкт самосохранения. Хищников много. Они сильны. Они ужасны. Они – прирожденные убийцы, способные в считанные секунды пронзить клыками твою яремную вену, и ты бежишь. Бежишь вперед так же неустанно, как и твари, что гонят тебя. А, когда за тобой следуют те, кто являются воплощением самого гнева, начинаешь бежать еще быстрее. Бежать, заплетая следы. Вперед, туда, где не найдут. Туда, где в спину не будут дышать те, кто желают сорвать кожу с твоих ребер. Вперед, где есть глупая иллюзия свободы. Впервые за все время существования миров, Ад хрипел и скулил. Впервые он снова и снова гнал своих демонов вперед ударами плетей и цепей, но те не желали воевать, не желали умирать под мечом Войны или когтями Ангвис. Твари бежали прочь от хищников, что следовали по жаркой земле. Ад гудел. Ад стонал прямо в небо, но то принадлежало уже Ангвис. Небо ворчало, рокотало в ответ на мольбы Преисподней, и Тартар содрогался, преклоняя свои колени, молясь, чтобы гости ушли как можно быстрее. Гости, что стали завоевателями. Никогда Ад не знал такой битвы, никогда Ад не знал такого штурма, но новость об этом облетит все миры, и даже Небеса прознают о том, что сотворили всадник и горгона. Прознают и устрашаться силы древних, как само солнце, существ, что несут гнев на кончиках своих стальных когтей. Существ, внутри которых заключен Хаос, жажда разрушения, жажда чужой крови.
Они шли, и Ад преклонял голову перед ними. Они шли, и за ними тянулись трещины по земле. Горячая лава – кровь Тартара – выступает наружу и стынет, становясь паром. Раны не заживают, они гниют, и огонь не очищает, он коптит до черна. Голодное пламя, что коверкало души, сейчас пожирало сам Ад, потому что Война того хотела, и огонь подчинялся ей. Ангвис и Война. На их коже засыхала чужая кровь, их руки напряжены, сегодня они забрали жизней больше, чем кто-либо, ступавший по этой земле. Сегодня они подчинили себе Ад, показали свою силу и заставили устрашиться древнего гнева. Неважно, что будет потом. Неважно, что сделает Люцифер, когда увидит свой мир разрушенным и порабощенным. Важно, что даже Падший увидит, с какой силой смеет играть, какой силе смеет указывать. А Ангвис и Война идут назад. Их ноги вязнут в горячем пепле, и обжигающие ветра подгоняют их вперед, чтобы навсегда закрыть дверь, чтобы навсегда забыть, но Ад не сможет забыть их. Не сможет смыть свой позор, когда легионы тварей не устояли против двух существ.
Дальше. Дальше. Проход в квартиру Ангвис, проход в совершенно иной мир, что так тесно переплетен с этим, совсем близок, и Война пропускает свою спутницу вперед, лишь после возвращаясь на Землю. Тяжелая дверь, покрытая ржавчиной и запекшейся кровью, с грохотом захлопывается, стоит Всаднику переступить порог, и в то же мгновение металл сгорает, оставляя лишь старую добрую стену.
Здесь тихо. Ужасно тихо, и Войне вновь кажется, что она оглохла. Тут прохладно. Нет, после жаркого Ада здесь мертвецки холодно, словно в морге, в котором Райдер была лишь однажды. Тут влажно, и воздух оседает на коже каплями. Война лежит на полу, словно у нее нет сил, но это не так. Тогда почему? Доспехи выгорают, чернеют, меняются. Там, где была сталь, теперь непрочная ткань майки, потрепанные джинсы и ботинки. Там, где была сталь, теперь кожа цвета пепла, покрытая шрамами. Совсем новый рубец красуется на левой руке посреди запястья, что является напоминанием битвы с генералом ада. Вдох. Выдох. После горячего воздуха, что обжигал легкие, нужно привыкнуть к мнимому спокойствию этого мира, воздух которого кажется тягучим и вязким. Первый звук врезает в ее сознание, и это шум машин, что сигналят где-то далеко и близко одновременно. Где-то внизу под окнами квартиры Ангвис. Война поднимается на ноги, и, будь она человеком, она бы чувствовала головокружение, но она далеко не из людского рода. За окнами светло, и солнечные лучи цвета спелого персика заливают гостиную горгоны. Утро. Раннее-ранее утро, но город уже гудит и ругается под ногами. Их не было всего ночь. Ровно ночь, чтобы взять штурмом Ад. Ночь, чтобы заставить черный замок дрожать, а трон самого Люцифера разбить. Ночь, чтобы вырезать добрую половину Ада, вместе с одним полководцем. Война медленно выпускает воздух из легких; жаркая битва кажется такой далекой, словно это произошло не пару мгновений назад, а вечность. Всадник поднимает с пола отрубленную голову, что является трофеем и доказательством всего, что было, в одном лице и опускает ее на подоконник. Голова похожа на кожаный мяч. Только после этого Райдер разворачивается к Ангвис, которой тоже переход из мира в мир не дался легко, но горгона выглядит умиротворенной и какой-то довольной. Ее зверь испил крови. Ее дракон тихонько спит где-то между ребер, снова и снова вспоминая жаркий ад и липкую кровь на змеиной коже. Война спокойно улыбается, как улыбаются дети, получившее сладкое.
-Обещай мне, что однажды мы с тобой точно так же возьмем и Небеса. – ее голос черным бархатом окутывает пространство. – Хочу себе подушку, набитую архангельскими перьями. И пару нимбов, чтобы украсить салон мустанга.
Шум города вновь пробивается через толстое стекло в квартиру Ангвис, но Войну более не раздражает эта суматоха, которой она, кажется, совсем не замечает. Всадник чувствует свой триумф, наслаждается своей победой и как-то гордо, но довольно улыбается, смотря на свою союзницу. Сестру по оружию.

Нет, Война не шутила, отнюдь. Она говорила серьезно, возможно, даже впервые настолько серьезно. Вкус крови еще теплился на губах Всадника, от нее слишком ясно пахло свежей битвой, и воспоминания о штурме такие ясные, четкие. Если бы только Война могла, она бы снова и снова переживала этот момент. Снова и снова разрушала Ад, снова и снова опускала руки в кипящую кровь, она не оставляла бы камня на камне, а потом воссоздавала бы то, что разрушила своими руками, но лишь для того, чтобы вновь обрушить гнев самого пламени. Однако разве Ад может быть пределом мечтаний для существа, что подобного ей? Разве может Война насытиться битвой? Нет, она как Голод, ей всегда мало. Она всегда хочет большего. Больше крови, больше огня и больше стонов под черным небосводом. И Война хотела нагрянуть на Небеса, показать ангелам, что древний гнев не обойдет и их, показать, как стали они слабы и немощны. Война хотела опрокинуть Небеса на Землю, залить белые башни кровью, а, возможно, разрушить и сам Рай, что ангелы не смогут защитить. Всадник хотела видеть, как даже гордые дети небес, что считают ее отрепьем, падают перед ней на колени. Алчная Война.
Впрочем, Ангвис была права. У любого из них, так или иначе, но свои счеты с ангелами, и Всадник понимает свою союзницу, как никто. Люцифер ведь тоже ангел, и небесное воинство стоит пнуть хотя бы за то, что они не смогли усмотреть за клеткой. Ангелы – одна большая семья, так вот пусть вся семья и отдувается за одного особо одаренного брата. Хотя сколько таких «одарённых»? Михаил с манией величия, Рафаил – цепной пес Михаила, и еще с десяток мелких пернатых. Война помнит, как на нее открывали охоту, Война помнит, как призывали снести ей голову, и Война напомнит «небесным курицам», что древнюю силу надо уважать. Силу, что им неподвластна. Силу, что видела создание некогда гордого крылатого народа.
-У каждого свои счеты к тем, что зовут себя воинами небес. – Райдер усмехается в глаза Ангвис. Они обе – сытые кровью и битвой – но надолго ли? Горгоне хватит надолго, Война слышит тихий храп ее дракона, но вот сама Всадник уже совсем скоро захочет вновь окунуться в битву, подобную этой. Нельзя остановить жажду, с которой она была сотворена.
На предложение Ангвис, она отвечает коротким кивком, а затем ненароком ведет плечом. Воздух непривычно оседает влагой на коже, и Война словно хочет сбросить с себя эти капли и вернуться к сухому обжигающему ветру Преисподней, но она уже стоит посреди городской квартиры, а за окнами шумит город. Этот звук проникает в разум Всадника, заполняет собой тишину, словно кричит ей в уши: «смотри на меня!», но Война совершенно не хотела подчиняться. Дурацкий город. Дурацкий шум людей. Солнце еще не успело полностью встать из-за горизонта, не успело расправить свои лучи, а люди уже кричат, ругаются, торопятся.
«И вот за них меня призывают воевать?»
Резкий взмах головой, мысли встают на место, а волосы спадают на глаза, и Война проводит ладонями, чтобы убрать кудри. Она проходит на кухню Ангвис, и квартира уже кажется ей чуть более приветливой, чем при первом посещении. Лишь молча наблюдая за плавными действиями горгоны, у которой, кажется, вода вместо крови и жил, Всадник встает у окна. Она втягивает ноздрями аромат свежего кофе, который забавно разбавляет запах крови, исходящий от кожи обоих существ.
-Не обрадуется Люцифер нашим действиям, когда обнаружит свой трон разбитым. – Война хрипло смеется, и в ее голосе слышится лязг металла. – Будь у нас чуть больше времени, еще пара часов, и мы бы сломали сам Ад. Но вряд ли Падший придет выяснять отношения.
Глупо соваться к тем, кто почти уничтожил то, что испокон веков вселяло страх, и Люцифер понимал это. Каким бы сильным он не был, но эта его сила не встает в один ряд с Всадником и Горгоной, а посему, быть может, он даже оставит их в покое.
-Что будешь теперь делать, когда твой зверь сыт и спокоен впервые за.. сколько лет? – Войне и вправду было интересно, как долго Ангвис сдерживала своего дракона, как долго он обходился «подножным кормом», и она смотрит на горгону внимательно, словно желая рассмотреть чешую под кожей. – Уничтожим Ад, Небеса, и сами остановим Апокалипсис. – и снова смех Всадника растекается по кухне горгоны, отражаясь от стен и окон.
Где-то внизу под этими самыми окнами раздался грохот, оповещающий об аварии на дороге. Скрежет металла на мгновение заполнил сознание, но Война не вздрогнула. Она, кажется, не обратила внимания на это, а только рассматривала голубое небо, которое было удивительно ясным и чистым. Знал бы только Нью-Йорк, почему оно таковое. Всадник хмурится лишь тогда, когда все-таки опускает глаза на дорогу, где какая-то машина протаранила (ну или пыталась протаранить) ее красный мустанг.
Вот черт.

Три столетия. Три сотни лет, чтобы жить, как зверю в клетке. Три сотни лет, чтобы привыкнуть к прутьям и цепям. Три сотни лет, чтобы подавлять свой природу, идти против себя же, скрываться и прятаться. Нет, Войне никогда не понять Ангвис. Война никогда не бежала, никогда не пряталась, никогда сдерживалась, потому что просто не умеет. Она рождена свободным зверем, который будет рычать тогда, когда ему захочется. Даже, когда Всадника заковали в цепи, она раз за разом пыталась их разорвать, раз за разом противилась, и Люцифер всегда рисковал оказаться сброшенным и растерзанным. Неволя убийственна для Войны, и она никогда не смирится с подобным ходом вещей. Как забавно, ведь они обе – и Всадник, и Ангвис – существа, созданные из чистой силы, внутри них – Хаос, что взирает на мир звериными глазами, но почему же тогда они, будучи такими похожими, столь разнятся? Странные причуды судьбы, которая раз за разом сталкивает их, и раз за разом они объединяются. Но, не дай Создатель, хотя бы раз враждебно столкнуться им.
Война смотрит на Ангвис, но, уже не изучая каждый миллиметр ее тела, а просто пытаясь запомнить ее именно такой – спокойной, сытой, умиротворенной. Зачем? Всадник и сама не знает ответа на этот вопрос. Она слушает горгону, и голос той отзывается в ее голове чем-то похожим на легкий бриз, однако слова, произнесенные ею позже, будут звучать колоколом в сознании Райдера. Кольца. Всадники. Люцифер. Война даже встрепенулась, словно сбрасывая с себя все то спокойствие и зыбкую гармонию. Братья. Только это важно для Райдера сейчас. Если Люцифер каждый раз приходит к Ангвис с кольцом кого-либо из Всадников, значит, братья здесь, на земле, и они скованные цепями точно так же, как скованна была сама Война. Райдер хмурится, отводит взгляд, пытаясь собрать кусочки головоломки воедино. Если братья здесь, почему никто не пытается найти ее? Какую роль ее старшие выберут в этой войне? Ответ на последний вопрос Война знает, и от этого становится не по себе. Всадники не станут выступать на стороне людей. Смерти наплевать на мир, Мору и Голоду тем более, они относятся к людям пренебрежительно, и Война не осуждает их. Для нее люди тоже не больше, чем расходный материал, но ведь она помогает спасти мир.
«Я не спасаю мир. Я хочу вернуть Люцифера обратно в клетку»
Оправдание? Едва ли. У Всадников свои мотивы, свои порядки, и у Войны тоже есть свои резоны поступать так или иначе. Но Райдера отвлекает то, с какой готовностью и прытью вскакивает Ангвис на ноги, когда за окнами гремит шум. Она наблюдает, как горгона, вернувшая своим действиям резкость, собирается, что-то говорит, а потом тянет Войну за собой, и та, скрипя зубами, следует за девушкой, спускается вниз, выходит на улицу, где солнце и шум встречают ее нерадушно, и городской запах заполняет легкие, стирая последние напоминания о Преисподние.
Красный Мустанг стоит посреди дороги, и его бок искорёжен, испещрен белыми полосами-царапинами, он разбит и тихонько дымит мотором, а в паре метров от побитого коня стоит иной автомобиль – черный, как смола, пугающих размеров и комплекции. Какого, спрашивается, черта? В машине было пусто, но сидения хранили тепло и запахи серы. Демоны? С чего бы им? Война встряхивает головой и подходит к своему автомобилю, который с противным скрежетом возвращает себе былые формы и залечивает раны. Этот звук разрывает городской гомон и собирает толпу зевак. Войне все равно. На лобовом стекле автомобиля записка – клочок бумаги, прицепленный дворником, помятый, но кристально белый, и Война щурится, когда берет его в руки.
-«Он знает» - читает Всадник с белоснежного листа криво выведенные буквы, после чего хмурится. – У Люцифера совсем припекло, а чувством юмора он так и не обзавелся. – она комкает бумажку и выбрасывает ее куда-то в сторону, где в то же мгновение проезжается автомобиль, навсегда унося с собой странную записку. Война злится. Надо было разгромить весь Ад, не оставить никого в живых. Если Люцифер считает, что можно просто так угрожать Войне, он сильно ошибается.
Мустанг скрипит, а люди вокруг смотрят, следят за этим действием, и кто-то даже снимает на камеру, как разбитая машина легко и просто восстанавливает былые формы. Конь Всадника рычит мотором, когда последняя царапина исчезает с его гладких глянцевых боков.
-Ангвис, почему Падший приходит к тебе с кольцами? Подчинив волю Всадника, он может сам приказывать им, что делать, а, зная моих братьев, они только рады лишний раз принести в мир Хаос, но Люцифер выбрал тебя. Почему? – этот вопрос интересовал ее больше, чем демоны, ангелы, разбитый конь и толпа людей. Этот вопрос интересовал ее больше, чем весь человеческий мир вместе взятый, ведь Война искренне пыталась понять, что происходит. Она помнила, как падший архангел забирал ее кольцо, но сделал это он из простого желания досадить той, что желала убить его больше кого-либо, но братья Войны не столь опрометчивы в действиях и вряд ли будут принимать что-либо против Люцифера. Все, кроме Смерти, но старшего брата будет, скорее, просто задевать факт подчинения мальчишке с завышенной самооценкой.
Холодные глаза Райдера пытливо смотрели в сторону Ангвис, пытаясь узнать все наперед, словно выискивая ответ внутри нее самой, и люди, что толпились вокруг, ее не интересовали. Существовал только ее вопрос и Ангвис, к которой он был обращен.

Война едва заметно хмурит брови, но не отвечает Ангвис. В словах не было смысла, да и что она могла сказать? Посочувствовать горгоне? Это было бы слишком странно, а посему Райдер просто молча последовала за Ангвис вдоль улиц. Когда идешь пешком по переулку города, где здания не ниже пятнадцати этажей, невольно ощущаешь тяжесть бетонных стен на своих плечах. Так было и сейчас. Дома, которые выстроились вокруг плотным кольцом, возвышались так высоко, что почти задевали крышами вязкие облака, они словно с презрением смотрели вниз и грозили упасть, обрушиться на голову, и Войне на мгновение стало не по себе. Она – Всадник Апокалипсиса – казалась такой маленькой рядом со стеклянными стаканами-небоскребами, что расправляли плечи где-то совсем под небом. А потом пришлось спуститься еще ниже, в подвал подобного стеклянного здания, где за тяжелой дверью располагался бар. Тут пахло какими-то травами, алкоголем и мокрой псиной. Впрочем, последним разило от бармена, под кожей которого таилась шкура оборотня. Но этому маленькому бару где-то в подвальном помещении, что расположен в конце безымянной улицы, стоило отдать должное. Здесь не было никого, и вряд ли кто-то придет сюда в ближайшие пару часов, а, значит, у Войны и Ангвис есть время, чтобы поговорить. Хотя о чем? Ангвис была явно настроена на серьезный разговор, и Всадник предвкушала их общую тему. Люцифер. О чем еще могут говорить два столь разных, но столь похожих создания в разгар Апокалипсиса?
Райдер, наконец, присаживается за барную стойку – единственное место с хорошим освещением.
-Не знаю… Что тут есть? – Войне вообще не хотелось пить, но этикет требовал. Да и повод, наверное, есть. Они, черт возьми, разгромили добрую половину Ада, и милашка Люцифер знает об этом. Интересно, что он сейчас делает? Впервые Всадник жалеет, что на ней больше нет цепей, ведь она бы чувствовала своего проклятого хозяина, могла бы ощутить на своей коже его глупый гнев, удивление и тень страха. Наверняка, он сейчас распинается о собственном величии перед оставшейся частью демонов, а за спиной его возвышается гора трупов и разбитый черный трон. Война даже улыбнулась от подобных мыслей, и улыбка вышла какой-то безумной, но ужасно довольной.
-Ты хотела поговорить. О чем? – она вспоминает, что пришли они сюда не просто так, а потому первой начинает разговор, если это вообще можно назвать началом разговора. Всадник вновь коротко оглядывается. За ее спиной одиноко стоит бильярдный стол, и покрытые пылью шары выглядят мертвыми на зеленом бархате. Небольшие бра освещают бар, но получается у них плохо, и тусклый свет не в силах разорвать темноту углов. Одинокие столы и одинокие стулья, а совсем под потолком небольшое окошко, в которое можно увидеть оживленную и широкую улицу. Интересно, сколько здесь бывает посетителей? Не так много, как хотелось бы, но достаточно, чтобы ведьма продолжала держать подобное заведение. Почему-то именно так казалось Войне, но мысли быстро испарились, когда всадник в очередной раз отвлекается. И на этот раз объектом внимания Райдера стал потрепанный музыкальный автомат, что одиноко расположился у каменной стены бара. Война видела такие раньше, когда ездила по штатам и мотелям. Эти автоматы стояли в забегаловках и магазинчиках, и они так забавно меняли пластинки, песни, а, если у тебя в кармане есть четвертак, ты и сам можешь поставить любую песню. Подборки были везде разные, и Войне отчего-то стало интересно, какие пластинки хранит в себе этот старенький пережиток прошлых веков. Странное любопытство к человеческим вещам, такого всадник ранее не наблюдала в себе. Кажется, она слишком долго в этом мире, он успел въесться ей в кожу.
Тем не менее, она встает со своего места и опускает руку в карман кожаной куртки, и – аллилуйя – находит четвертак – маленькую жестяную монетку с отчеканенным словом «liberty» на гладкой поверхности решки. Люди всегда боготворили деньги, и для сегодняшних людей эти жестяные монетки и бумажные банкноты – и есть боги. Американские боги. Европейские боги. Людям не нужны ни вера, ни религия, они сами выбрали себе объект поклонения.
Война сжимает монету в пальцах, когда подходит к автомату, и опускает четвертак в жерло голодного механизма, выбирая песню наугад. Спустя пару мгновений, пока автомат ищет нужную пластинку, бар наполняет мелодичная и слегка расслабленная песня в стиле кантри с женским вокалом. Странный выбор для этого заведения, для этих двух древнейших и для разговора, который висит над их головами свинцовой тучей. Но автомату плевать, решение принято, и он спокойно крутит виниловую пластинку, раз за разом проводя иглой по испещренной царапинами поверхности. Война же возвращается к барной стойке, присаживаясь напротив Ангвис.
Их разговор обещает быть насыщенным, но всадник все еще не знает, что именно хочет сказать ее собеседница.

Виски, что в свете светодиодных лампочек над барной стойкой кажется золотым, до краев наполняет бокал, и Война выпивает все, опрокидывая стакан. Алкоголь обжигает небо и горло, согревает нутро, и всадник чувствует, как течет виски между ее ребер, а затем это ощущение тепла растворяется где-то на уровне ее живота. Люди называют виски благородным напитком, и только сейчас Райдер понимает почему. Увы, этого не объяснить словами, ведь никакие слова не смогут передать и описать всю эту палитру вкусов, и Война чувствует этот благородный букет, чувствует целиком, а не каждый вкус по отдельности. Молча взяв бутылку, Райдер вновь наполняет свой бокал. Они пьют за свою победу, за разгромленный Ад, и Войне вспоминается Вальхалла. Она была там всего единожды, но навсегда запомнила тот пир воинов, которому нет ни начала, ни конца. Пир, где мед всегда течет рекой и всегда сладок, пир, где бокалы поднимаются вновь и вновь за кровавые битвы и доблестных воинов. Пир, о котором слагали легенды. Лучшие воины сидели за столом в праздничном зале Вальхаллы, и всю ночь они пьют и поют боевые песни, что восславляют богов и воинов.
Этот бар совсем не был похожим на праздничный зал, да и виски не был медом Хейдрун, но Ангвис и всадник – воины, что почти поставили на колени сам Ад. Странные сравнения. Странные мысли.
Но Война отвлекается, когда ее собеседница произносит тост, и Райдер улыбается на ее слова. Бокал виски вновь опустел, но больше не наполнялся. Кантри разбавляет мрачную атмосферу заведения, делая ее более спокойной и умиротворенной, и это не смотря на то, что от Войны и Ангвис до сих пор воняет адом и сгоревшими душами. Удивительно, на что только способна музыка людей! Но думать об искусстве не было времени, да и желания, к тому же Ангвис вновь взяла слово, и на этот раз дело касалось братьев Райдера. Найти Смерть? Найти старшего брата? Знала бы горгона, как желала этого Война. Возможно, даже больше, чем желала надрать задницу Люциферу, но всадник впервые была бессильной. И на мгновение Война почувствовала себе бесконечно маленькой и немощной, словно стала человеком, на плечи которого давят даже эти каменные стены бара. Она опускает глаза и вновь наполняет бокал, на этот раз лишь наполовину.
-Ты говоришь так, словно моего брата можно вызвать по быстрому набору. – как-то раздраженно всадник ведет плечом и делает один скупой глоток виски. – Если бы я могла, но, боюсь, я не чувствую своих братьев больше, не знаю, где они. Клетка открыта, и Люцифер на свободе, а, значит, все четыре всадника здесь. Но мои братья, скорее всего, находятся под гнетом падшего. Иначе откуда у него кольца? – она поднимает глаза на Ангвис, и в темных зрачках Войны нет ни капли живых эмоций. – Пока мои братья в цепях, я, будучи свободной, утеряла связь с ними, я не чувствую их, не знаю, где они. Что же касается Смерти, то цепи Люцифера способны на многое. Даже на подчинение самого старшего из нас. Если мой брат попался, он вынужден будет подчиняться, но это его точно не обрадует.
Война вновь делает пару глотков, обдумывая слова Ангвис и свои, пытаясь понять, где ее братья. Смерть пленен, но это не значит, что он откажется вести игру против Люцифера. Райдер знает, что Бледный Всадник ни за что не потерпит цепей на своей шее, и это унизительное по природе своей заклятие разозлит его, если вообще можно подобное сказать о самом холодном из братства всадников. Злить Смерть – такого даже Война себе не могла позволить, даже братья склоняли головы перед самым старшим, ибо он властен над чашами весов, что зовутся жизнью. Только идиот посмеет перечить ему. И именно Люцифер был этим идиотом, что осмелился пленить всадников.
-Можно попробовать использовать заклинание призыва. Оно древнее, как мир, и, возможно, сумеет вытащить на пару мгновений брата из цепей. Этого времени может хватить. – Война вновь отвела взгляд от Ангвис, начиная с интересом рассматривать барную стойку. – Даже Смерть должен понять, что у этих братьев шансов вернуть падшего в клетку намного больше, чем у нас, а посему он согласится. Мудрости моего брата хватит на весь мир. – она тихо смеется, словно вспоминая то, что уже утрачено – она вспоминает братьев, которых любила, как умела.
Но что будет, если все пойдет не так? Война не знала всех тонкостей такой древней магии, а потому не могла ручаться, что призыв будет услышан. Если заклятие Люцифера окажется сильнее, если мощи древнего зова не хватит, что будут делать Война с Ангвис? Что будут делать братья, которые стремятся спасти мир? Вести игру против Люцифера опасно и сложно, и даже алый всадник понимает, что шансов на победу все меньше и меньше. Может, стоило его убить, когда была возможность?
-Пока падший здесь – свободен, всадники не смогут уйти, не смогут покинуть этот мир.
Зачем она это сказала? В чем смысл, ведь Ангвис наверняка и сама знает это? Война словно пытается найти что-то важное, какое-то решение, которое сможет спасти мир, удержать его от падения в самую темную бездну из всех, но на ум ничего не приходит. Земля горит у них под ногами, а небеса бездействуют. Ангелы не предпринимают ничего, люди станут расходным материалом в этой войне – пушечным мясом, и только они – древние, как сам мир, существа пытаются что-то сделать, найти пути и решения. Как было бы проще самим уничтожить и ангелов, и демонов.

Война помнила. Отлично помнила все от самого начала до конца, как она, сбежав на самый дальний край этого мира, укрылась от Люцифера, как древние слова начали звучать в ее голове набатом, заставляя подчиняться, склонять голову. Война ненавидела это чувства. На ней и так были цепи, но кто-то другой тогда накидывал на нее новые, и всадник становилась настоящим диким зверем – отчаянным, рычащим. Именно в тот день Ангвис вызвала к себе Войну, именно в тот день квартира в Нью-Йорке впервые приняла на свои стены тяжелый гнев Райдера, и именно в тот день заклятие призыва дало сбой. Горгона тогда звала совсем не алого всадника, а того, кто был старше мира, солнца и даже бога, того, кто властен над жизнью и смертью. А это, увы, совсем не Война. Но тогда Война была скованна, и она чувствовала своих братьев в мире, могла сказать, где они, но не искала встречи. Глупая взбалмошная Война.
-Когда ты звала Смерть, он был скован совсем не цепями падшего. – она качает головой, начиная подбирать слова. – Мой брат – практически высшая сила, высший Хаос, люди называют его по-разному. После Всемирного Потопа Создатель сам заковал Смерть и похоронил в стальном гробу, что обмотан тяжелыми цепями, в земле среди людей, наказав, что когда старший из Всадников увидит небо, тогда грянет настоящий Армагеддон. – Война говорила так, словно парадировала пафосные речи ангелов и их Отца, которого видела и помнила, как самовлюблен Создатель неба и тверди. – И я знала, что брат захоронен, потому твой призыв пришелся на меня, но сейчас… Сейчас Люцифер наверняка вытащил Смерть из заточения, потому что у архангела хватит сил на это. Мой брат хоть и свободен, но скован заклятиями столь же древними, как и он сам.
Райдер делает пару глотков виски. Хорошо быть существом древним, что ни один алкоголь не в силах пьянить твоего разума. А, быть может, совсем не хорошо. Сколько раз Война хотела забыться, но у нее никогда не получалось. Люди же справлялись с этой задачей проще и примитивнее. Алкоголь, наркотики, секс – все это придумано и возведено в ранг почета, все это ради простого освобождения от мыслей, вопросов, от того, кто ты есть. И древним существам, вроде Войны или Ангвис, никогда не понять этого, никогда не познать, они всегда будут помнить, кто они, какого их предназначение. Хаос всегда будет следовать по пятам своих дочерей.
Нужен другой способ, говорит горгона, и Война согласна с ее словами. Нужны иные методы, нельзя больше ходить вокруг да около, пора вступать в войну, прибегать к открытым действиям, потому что иначе мир разойдется по швам и рухнет с обрыва быстрее. Михаил-Люцифер, да наплевать. Пусть грызут друг другу глотки, где угодно, но лишь бы не в мире людей. Почему-то именно сейчас Война почувствовала неопределимое желание разбить голову падшего архангела о камень, сжечь даже память о нем, не оставляя ни пепла, ни черного следа на земле. Горькая обида от цепей еще не прошла, и Война мечтала о мести. Да, черт возьми, месть, потому что только в мести можно найти правосудие, только в мести можно восстановить утраченный баланс, и пусть Война рискует навлечь на себя гнев те же Небес, она выдержит, она снесет и этот дом небожителей. Равновесие. Только это важно. Гнев волной накрывает всадника, и та сжимает кулаки так крепко, что костяшки ее пальцев белеют, а ногти вот-вот грозят разорвать кожу на ладонях. От ее гнева тяжелеет воздух, и, когда музыка в автомате утихает, атмосфера накалена докрасна.
-Когда ты умираешь, за тобой приходят жнецы. – Война отвечает Ангвис, и ее проснувшийся гнев утихает, подобно волне, что утихает у берега. – Они – пешки в руках брата, глашатаи его воли, они собирают души и даруют им покой или мучения, но жнецы обычно и сами не знают, где искать большого босса. Они слышат его, но не знают, где он. Хотя жнеца и можно выловить, они могут что-то знать относительно Смерти и Люцифера. Брата можно найти проще. Люцифер заставляет всадников уничтожать этот мир, обрушивать древнюю силу, Смерть – единственный из всадников, кто властен над погодными условиями. И небо и земля подчиняются ему, Смерть вызывает ураганы, шторма, и, конечно, возвращение мертвых к жизни.
Война пожимает плечами, облокачиваясь на низкую спинку барного табурета. В помещении становилось душно, и музыка давно стихла, а Райдер, взяв тонкими пальцами стакан, крутила его в руках, рассматривая, как переливается янтарная жидкость от стенки бокала к другой, ловя на себе желтый свет лампочек.
-Если убить Всадника, Смерть должен прийти сам. – странная мысль. Гибель кого-то из четверки – немыслима, невозможно, так всегда казалось Войне, она и ее братья – вечны, но, с другой стороны, как там люди говорят? Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Только убить всадника – не муху прихлопнуть. – Нас всегда должно оставаться четверо, это вроде как негласный порядок, если кто-то из нас погибнет, мой брат будет вынужден явиться сам. – потому что, если у всадников и существуют души, то они настолько древние, что даже царство мертвых не примет их. Странная мысль. Очень странная и безумная.